Да кто его знает, как надо. Тем более, как оно будет. Да ладно, я в общем-то рада. Плевать мне на тех, кто осудит. А завтра? А завтра — неважно. Давай разберемся походу. Горит мой кораблик бумажный, Ни разу не пущенный в воду. © Галечка Титова

Ты выбираешь женщину рассудком, Не сердцем и не голосом души. От этого мне делается жутко: Как так умеют люди, расскажи? Она должна быть стройной и покорной, Предельно ясной в мыслях и словах, И волосы, постриженные ровно, Должны лежать покорно на плечах. Она должна всегда вставать с рассветом, Готовить чай и поливать цветы; И соблюдать любые этикеты, В любое время, как захочешь ты! Но эта не пойдет к тебе босая, По снегу, дожидаться у ворот! Не будет мокнуть, стоя у трамвая, Забыв в квартире курточку и зонт! Не постучится в дверь в ночи глубокой — Сказать, что без тебя нельзя дышать! И, если надо, станет очень строгой, И, если надо, — доброй, словно мать! И горько мне от этой дешевизны. Набрав в ладонь посредственный букет, Ты выбираешь женщину для жизни, Как выбирают пищу на обед. Ах Астахова

Когда ты встречаешь ангела, не важно, в метро ли, в булочной, Созвездия вниз не падают, небес не трещит эмаль. Не ёкнет в груди волнение, и ветер, беспечно уличный, Не будет дрожать под крыльями, звеня, как резной хрусталь. Часы не замрут испуганно, споткнувшись о грань деления, Не станет бледнеть, как при смерти, горбатый старик-фонарь. И в парке, осенне-пламенном, не будут цвести растения, А в лужах, от ряби сморщенных, никто не найдет янтарь. Когда ты встречаешь ангела, то вряд ли заметна разница - Прохожий с зонтом и сумками, такой же, как все вокруг. Ему не поют священники, и грешник ему не кается, И в ноги ему не падают, никто не целует рук. И чудо в страницах Библии не хлынет рекой по городу - Слепой не увидит улицы, и хлебом не станет пыль. Но вдруг понимаешь, как это, творить чудеса без золота, Без крыльев из белой платины, меча и волшебных сил. Словами, не только действием лечить удается раненых. Места уступая в транспорте, никто не лишился ног. Улыбка промозглой осенью бывает теплее пламени. И нищим никто не сделался, услышав «Подай, сынок!» Не мир вычищай от темного, а сам обращайся к чистому, Не город спасай от голода, а кошку и трёх котят. И ангел, что брёл по улице, внезапно узнает близкого, В каком-нибудь отражении случайно поймав твой взгляд. (с) Deacon

Мне хочется верить, что всё не напрасно, остывший закат превратится в рассвет. В ночи успокоятся старые раны, и каждый спросивший найдет свой ответ. Стареющий город забит именами, но где-то есть имя, что схоже с моим. И наши сердца одинаково бьются, пока мы ночами в тревоге не спим. Мне хочется верить, что мир не чернеет в заброшенных душах со знаком "под снос". В глуши наших мыслей скрываются тропы, что в трудный период ведут под откос. Но есть и другие, и выбор за нами, мы сами - иголки, а судьбы - лишь нить. И, может, однажды, закончатся войны, а пленные люди научатся жить. Мне хочется верить, что жизнь не уходит, остывшая кровь прорастает травой, на ней города поднимаются к солнцу, и каждый рассвет - бесконечно живой. Как будто есть лестницы выше чем небо, где звезды текут за тобой по пятам, есть черная высь, что белее полудня, и все, кто уходит, дождутся нас там. (с) Deacon

А, казалось, наелся по самые гланды – жизнь учила, трепала, бросала в овраг, Разбивала о камни, топила, сжигала, загоняла под кожу обиды и мрак. Я плутал в темноте, спотыкался и падал, обращался и к Богу, и к своре чертей, Но затем почему-то опять поднимался и шагал наугад к неизвестной черте. Утешал себя тем, что с годами умнею, и давал себе клятвы – не верить другим. Большинство моих ссадин оставили люди, и забавней всего, что отнюдь не враги. Эти люди гостили во мне, словно в доме, ведь я сам их впустил, как радушная мать, И они поселились, забравшись под ребра, а затем для удобства решили сломать. Я пытался сбежать, возвести себе крепость, обнести себя рвом и закрыться навек, В мире столько легенд об уродливых монстрах, но меня каждый раз убивал человек. А смешнее всего… то, что жизнь продолжалась, и швыряла, как щепку, и била о брег, Чтобы после, очнувшись, я вдруг обнаружил, что спасал меня… ангел? Да нет, человек. И сейчас я сижу, нахлебавшись ошибок, переломанный, мрачный… Слежу за тобой, Как, надев мою майку, готовишь нам кофе, как смеешься и даришь забытый покой, Как ноябрьский дождь повторяет твой шепот, как иголки часов замедляют свой шаг… И страшнее всего, ты стучишься мне в сердце... Только мне по привычке мерещится враг. (с) Deacon

Все проблемы кажутся ничтожными, Если тот, кто важен, просто скажет: "Мы с тобой пройдем любые сложности — Я люблю тебя. Сильнее жизни даже." © Мария Куткар

Иван Бунин В пустом, сквозном чертоге сада Иду, шумя сухой листвой: Какая странная отрада Былое попирать ногой! Какая сладость все, что прежде Ценил так мало, вспоминать! Какая боль и грусть — в надежде Еще одну весну узнать!

Владимир Набоков Есть в одиночестве свобода, и сладость — в вымыслах благих. Звезду, снежинку, каплю меда я заключаю в стих. И, еженочно умирая, я рад воскреснуть в должный час, и новый день — росянка рая, а прошлый день — алмаз.

Как легко обидеть человека! Взял и бросил фразу злее перца. А потом порой не хватит века, Чтоб вернуть обиженное сердце!

Я смутно жил и неуверенно, И говорил я о другом, Но помню я большое дерево, Чернильное на голубом, И помню милую мне женщину, Не знаю, мало ль было сил, Но суеверно и застенчиво Я руку взял и отпустил. И всё давным-давно потеряно, И даже нет следа обид, И только где-то то же дерево Ещё по-прежнему стоит. Илья Эренбург