Я с рождения знала, что буду пианисткой. Помню, в садике нас наряжали в народные костюмы и мы показывали концерты перед рабочими сельского хозяйства. Дети волновались — а взрослые слушали и награждали аплодисментами. Так я получила первый опыт выступлений. Жизнь до 7 лет — детские костры, печёная картошка, жареный хлеб, запахи цветущей сирени, тюльпанов. Во дворе — величественный, разрушающийся, таинственный панский дом из красного кирпича. Взрослые сказали: возможно, там зарыт клад. Запах сенокосов, босиком по лужам и скошенной стерне. Бесконечные поля, комбайны и переживания о неурожае. Единение с природой. Я пела, стремясь выразить словом переполняющие чувства. В лоне деревенской природы зарождалась душа, неосознанно мечтающая раскрыть тайны красоты и её смысл. Жизнь предсказывала сердцу маленькой девочки восторженное будущее. Перед поступлением в школу я услышала игру на фортепиано старшеклассницы. Она играла в актовом зале школы — и это было потрясение. С переездом начался первый класс. Я самостоятельно записала себя в музыкальную школу! Этот день сентября был долгожданным и самым солнечным. Первая точка отсчёта во взрослость. Лучшие детские воспоминания — запах музыкальной школы, нотных тетрадей, нотных сборников. Прорисовывание и расшифровка знаков приводили в необычайный восторг детский ум. Шесть месяцев продолжалось ожидание инструмента. И его привезли — коричневый, лаковый. Поставили в заранее определённое место. Это потрясающее событие в чувственной детской памяти! Запах дерева от деки и клавиш на вдохе — в момент, когда открываешь инструмент. Он до сих пор в памяти! И пюпитр, пониже которого в стороне надпись золотыми буквами «Украина». Неимоверный восторг в детском теле! Первая любовь — моё фортепиано! По рассказам родителей, в первую ночь, когда инструмент поселился в нашем доме, я пришла в состоянии сна к нему с намерением играть. Музыкальная школа: люди, события, поездки на конкурсы, концертные выступления... Походы в нотный магазин на Крещатике — самые значимые и лучшие впечатления в тот период. Мне было дано в детстве невероятное везение — дело, в котором я видела своё будущее. Всегда отчётливо понимала, что хочу сбежать из ненавистного класса общеобразовательной школы и учиться музыке профессионально. Я мечтала о рояле! Видела в воображении большой концертный зал — часто пустой. Для меня был значим сам процесс работы над произведением. Была интересна не сама музыка, а то, что она скрывает. Что за ней. В многоголосии, сочетании тем, сплетении звуков я видела тон и развитие отношений людей. Поиск единого закона в форме и в звуковых связях был первопричиной приложения усилий. Именно он доставлял удовольствие. Во втором классе у меня появился новый учитель по фортепиано, и все годы учёбы я реагировала на неё страхом. Я готовилась к занятиям, ежедневно с интересом проводила несколько часов за инструментом. Но уроки фортепиано вызывали сильное эмоциональное напряжение. Утром в голове первым возникал вопрос: какой сегодня день недели… День урока по специальности — чёрный день, который нужно пережить. Два раза в неделю. Несколько лет подряд. По утрам я тревожно вслушивалась в голос мамы. По молчанию, по звукам шага определяла её состояние. Несколько лет я испытывала колоссальный стресс в дни занятий по главному предмету, являющемуся врождённой мечтой. От школы и от домашних. И постепенно врождённый слух стал снижаться… По традиции способных учеников музыкальной школы перед конкурсами показывали педагогам музыкальных училищ. Благодаря строгой учительнице, у меня были хорошие навыки игры и дисциплина. И однажды педагог училища сказала: «Ты — талантливая ученица, переходи учиться ко мне. Ты можешь больше, но нужны другие условия для развития — другого уровня педагог, с высшим образованием». Наверное, я что-то выговорила по-детски — похожее на подтверждение. И мой ответ — уже как решение — был передан этой образованной дамой моей учительнице… Чуть позже, во время урока, учитель напрямую спросила меня, есть ли правда в моём согласии о переходе к другому педагогу. Конечно, я отрицала. И в этом вранье был большой стыд. Попав в ситуацию выяснения взрослыми отношений и моих слов, я ещё сильнее оглохла. От стыда. Большой трагедией на всю последующую жизнь осталось ощущение, что я предала свою школьную учительницу... В состоянии снижения слуха я училась в школе, в музыкальном училище, в консерватории, в аспирантуре. И уход в себя постепенно становился привычным… Сниженный слух — это не о глухоте в прямом смысле. Когда хуже слышишь, становишься способным быть лишь исполнителем поставленных задач. Копиистом. Выполняешь то, что сказал «начальник». Боишься идти от своих чувств и мыслей. Живёшь в постоянном напряжении от несостоятельности раскрыть самого себя. Начинаешь хуже воспринимать информацию на слух — остаётся обучаться только зрением. Запоминаешь, на какой строке определённая информация, но не слышишь звучание написанного. Начинаешь зубрить. В консерваторские годы студенты слушают записи выдающихся музыкантов и делают расчёт: сколько взять, сколько отдать в рубато. Здесь я играю так, здесь вот так — и никак иначе. Музыкант должен слышать свою игру. Быть свободным в интерпретации, расставляя акценты, и в то же время строго следовать авторскому тексту. Рождаться это должно внутри, из чувств! А когда снижен слух — не оценить и не исправить свою игру в процессе. Нарушены саморегуляция и самоконтроль. Ты ориентируешься на заученную выразительность, скопированную у других исполнителей, и пытаешься её транслировать во внешний мир. В такой работе нет себя. Снижение слуха — постепенный уход в состояние, где нет чувственного восприятия, а значит, нет истинного удовольствия от приложения усилий. Спасает в подготовке к урокам синхронная игра с исполнителем в записи. Приходит ощущение уверенности и убедительности. Память фиксирует верные движения, возникает чувственное удовольствие от ритмичной игры — но звуковые нюансы скопированы… Долгие годы внутри звучал вопрос: как я смогу быть самостоятельной, без учителя? Слышать себя со стороны, работать без подсказок. Как жить в недоверии к себе, без опоры, в полном чувственном сокрытии и страхе любого собственного проявления? Казалось, это неразрешимо… Но после неоднократного прохождения тренинга «Системно-векторная психология» Юрия Бурлана я стала играть чувственно! Не делая постоянный расчёт в динамике, в темповых изменениях, в способе произношения. Музыка озвучивается пальцами из внутреннего состояния совершенно естественно. Нет болей в спине и в шее, нет онемения в руках, тело стало свободным проводником намерений. Нет страха сцены, он больше не блокирует сознание. Я с большей лёгкостью читаю с листа. Возник навык быстрой концентрации во время игры на инструменте, и слушатели уже не отвлекают. Сократилось необходимое время для подготовки к публичному выступлению. Я хорошо слышу партнёра, играя в ансамбле, могу оказать поддержку. Способна быть равноправным участником, а не прятаться за спиной. Мне очень нравится аккомпанировать детям. Я ощущаю скорость их мысли, определяю звуковой баланс. Слышу во время выступления ситуации, когда нужно защитить ребёнка своим более интенсивным звуком — а когда уступить и дать возможность высказаться на инструменте. Благодаря тренингу я слышу людей. Слышу свой голос и интонацию во время уроков. Как связываю слова в смыслы и расставляю акценты во время объяснения материала. Ни в музыкальном исполнении, ни в устной речи я не допускаю монотонного безразличия. И конечно, не кричу. Ученики идут к учителю за развитием данной им от природы способности, за раскрытием заданного потенциала. Они не приходят к нему за сгорбленной спиной и онемевшими пальцами. За тахикардией и аритмией от страха быть осмеянными, опозоренными, униженными, обесцененными состояниями учителя. Ученики не приходят за апатией от отсутствия увлечённости предметом у их уставшего наставника. Дети приходят получить навык сотрудничать на базе влюблённости в предмет. Дальше они осознанно пойдут самостоятельно. Я счастлива, что «Системно-векторная психология» раскрывает во мне учителя.