— В одном из недавних интервью ты заявил, что, подбирая себе музыкантов, прежде всего исходишь из их чисто человеческих качеств. Но ведь хороший человек – еще не профессия... — Согласен, но согласись и ты, что настоящее взаимопонимание ценится едва ли не на вес золота. Музыкантами не обязательно рождаются – ими зачастую становятся, а вот единомышленников посылает в подарок Господь Бог. — Многие твои песни узнаваемы с первых аккордов. Не означает ли это некий застой, кризис жанра? — Думаю, нет, просто у «Кино» сформировался свой собственный стиль, и это, я считаю, здорово. Мы долго искали музыкальную форму, импонирующую зрителям, и как только почувствуем, что надоели, сразу же сменим пластинку. — Современный отечественный рок часто упрекают в излишней остросоциальности. Кто же, по-твоему, Виктор Цой – публицист или лирик? — Ну то, что не публицист, очевидно. Скорее всего – лирик, хотя.. — Какие, если не секрет, группы нравятся тебе больше? Успеваешь ли вообще следить за ними и не рябит ли в глазах от огромного их числа? — В отличие от некоторых моих коллег я как раз стараюсь ничего не пропускать. Пристально слежу за «Аквариумом», «Алисой», «Наутилусом-Помпилиусом», интересует также социологический феномен «Ласкового мая». Можно сколько угодно спорить до хрипоты по поводу отсутствия у почитателей «Мая» хорошего вкуса, но лично меня, например, лет в двенадцать или четырнадцать их песни наверняка бы тронули. Кроме того, если вещь популярна, в ней, по-моему, уже что-то есть. — В последнее время тебе удалось поездить по миру. Как воспринимают на Западе русский рок? — По-разному, но, в общем-то, там нашими музыкантами просто напуганы. В их гастроли и записи вкладываются большие деньги, а робкие попытки как-то окупить расходы пока безуспешны. — Чем же тогда объяснить коммерческий успех в США группы «Парк Горького»? — Рядом причин, хотя сам по себе он тоже весьма относителен. В рок-музыке стиль хэви-метал стоит как бы особняком и по сравнению с нашим куда более интернационален. Плюс ко всему «Парк Горького» поет по-английски и имеет отличного менеджера, сумевшего как следует их раскрутить. — Любопытно, какой стиль нравился тебе в детстве? — Трудно сказать, поскольку ребенком, помнится, слушал все подряд. Больше, конечно, обращал внимание на красивые мелодии в исполнении Кристалинской, Кобзона, «Веселых ребят». — Ну а какую музыку предпочитаешь слушать сегодня? — Всякую. — Даже классику? — А почему бы и нет? Только вот джаз, как ни странно, почти не воспринимаю. — Ты заговорил о феномене «Ласкового мая», а чем объясняешь собственную популярность? — Вот уж не знаю. Я, во всяком случае, самоанализом не занимался. — Не раз приходилось видеть, в какой экстаз входят на твоих концертах зрители. Наиболее пылкие и преданные жгут свечи, плачут, визжат, а некоторые, совсем еще юные дамы, от восторга кусают себе даже локти... — Как бы там ни было, я не считаю, что в зале передо мною толпа, стадо. Все они – личности, и к каждой я отношусь с уважением. — Что же доставляет тебе наибольшее удовольствие — крики, аплодисменты, цветы? — Видишь, какое дело... Крики – немножечко диковато, аплодисменты – слишком официально, а вот цветы, пожалуй, в самый раз. Им я всегда радуюсь, как ребенок. — В жизни ты достиг уже многого. Есть ли сейчас предложения, которые бы незамедлительно принял? — Есть, наверное, но только лишь в том виде, который меня устраивает. Предлагали, например, спеть пару вещей на английском. Пробовал. Не понравилось. Не исключено, однако, что когда-нибудь это произойдет. (Интервью Виктора Цоя в Киеве, 1990 г.)