Oдин из тaксистoв Нью-Йopка нaписал y ceбя нa cтpaнице в coцceти: Я приехал по адресу и посигналил. Прождав несколько минут, я просигналил снова. Так как это должен был быть мой последний рейс, я подумал о том, чтобы уехать, но вместо этого припарковал машину, подошел к двери и постучал... «Минуточку», - ответил хрупкий, пожилой женский голос. Я слышал, как что-то тащили по полу. После долгой паузы дверь открылась. Маленькая женщина лет 90 стояла передо мной. Она была одета в ситцевое платье и шляпу с вуалью, как будто из фильмов 1940-х годов. Рядом с ней был небольшой чемодан. Квартира выглядела так, будто никто не жил в ней в течение многих лет. Вся мебель была покрыта простынями. Не было ни часов на стенах, ни безделушек или посуды на полках. В углу стоял картонный ящик, наполненный фотографиями и стеклянной посудой. «Вы не помогли бы мне отнести сумку в машину?» - попросила она. Я отнес чемодан в машину, а затем вернулся, чтобы помочь женщине. Она взяла меня за руку, и мы медленно пошли в сторону автомобиля. Она продолжала благодарить меня за мою доброту. «Это ничего», - сказал ей я, - «Я просто стараюсь относиться к моим пассажирам так, как я хочу, чтобы относились к моей матери». «Ах, ты такой хороший мальчик», - сказала она. Когда мы сели в машину, она продиктовала мне адрес, а затем спросила: «Не могли бы вы поехать через центр города?». «Это не самый короткий путь», - ответил я. «О, я не возражаю», - сказала она. - «Я не спешу. Я отправляюсь в хоспис». Я посмотрел в зеркало заднего вида. Ее глаза блестели. «Моя семья давно уехала», - продолжала она тихим голосом - «Врач говорит, что мне осталось не очень долго». Я спокойно протянул руку и выключил счетчик. «Каким маршрутом вы хотели бы поехать?» - спросил я. В течение следующих двух часов мы ехали через город. Она показала мне здание, где она когда-то работала лифтером. Мы проехали через район, где она и ее муж жили, когда были молодоженами. Она показала мне мебельный склад, который когда-то был танцевальным залом, где она занималась ещё маленькой девочкой. Иногда она просила меня притормозить перед конкретным зданием или переулком и сидела, уставившись в темноту, ничего не говоря. Потом она вдруг сказала: «Я устала, пожалуй, поедем сейчас». Мы ехали в молчании по адресу, который она дала мне. Это было низкое здание, что-то вроде маленького санатория, с подъездным путём вдоль портика. Два санитара подошли к машине, как только мы подъехали. Они бережно помогли ей выйти. Должно быть, её ждали. Я открыл багажник и внёс маленький чемодан в дверь. Женщина уже сидела в инвалидной коляске. «Сколько я вам должна?» - спросила она, достав сумочку. «Нисколько» - сказал я. «Вы же должны зарабатывать на жизнь» - ответила она. «Есть и другие пассажиры» - ответил я. Почти не задумываясь, я наклонился и обнял её. Она крепко обняла меня в ответ. «Ты подарил старушке немного счастья» - сказала она. - «Благодарю тебя». Я сжал ее руку, а затем ушел... За моей спиной дверь закрылась, это был звук закрытия еще одной книги жизни... Я не брал больше пассажиров на обратном пути. Я ехал, куда глаза глядят, погруженный в свои мысли. Для остальных в тот день, я едва мог разговаривать. Что, если бы этой женщине попался рассерженный водитель, или тот, кому не терпелось закончить свою смену? Что, если бы я отказался от выполнения её просьбы, или, посигналив пару раз, уехал?.. В конце я хотел бы сказать, что ничего важнее в своей жизни я еще не делал. Мы приучены думать, что наша жизнь вращается вокруг великих моментов, но великие моменты часто ловят нас врасплох, красиво завернутые в то, что другие могут считать мелочью.

Если бы кошачье мурлыканье продавалось в таблетках, фармацевтический рынок получил бы идеальное средство против депрессии. Алексис Ф. Хоуп

Я очень тосковал, но хуже всего было делать вид, что не тоскуешь. Я.Вишневский, "Аритмия чувств"

все важные фразы должны быть тихими, все фото с родными всегда не резкие самые странные люди всегда великие, а причины для счастья всегда не веские самое честное слышишь на кухне ночью, ведь если о чувствах — не по телефону, а если уж плакать — так выть по-волчьи, чтоб тоскливым эхом на полрайона любимые песни — все хриплым голосом, все стихи любимые — неизвестные все наглые люди всегда ничтожества, а все близкие люди всегда не местные все важные встречи всегда случайные самые верные подданные — предатели, цирковые клоуны все печальные, а упрямые скептики все — мечтатели если дом уютный — не замок точно, а квартирка старенькая в одессе если с кем связаться — навеки, прочно пусть сейчас не так всё, но ты надейся да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся если уж менять — так всю жизнь по-новому что всего важнее — то не забудется, а гениальные мысли всегда бредовые кто ненужных вычеркнул — те свободные, нужно отпускать, с кем вы слишком разные ведь, если настроение не новогоднее, значит точно не с теми празднуешь. Ок Мельникова

И пусть растут цветы на ваших шрамах

Цвeток не coревнуется с дpугими цвeтами — он пpocто цветёт

Всё на свете вздор и суета. А. П. Чехов, "Палата номер 6"

Люблю я вас, поверьте, до сих пор. Но заняты, увы, не мною. А я, как мелкий одинокий вор, Внимание ваше украду порою. Вы будто из обители святой, Душа от ангела досталась вам, наверно. А я отвергнутый и загнанный судьбой, Как пес дворовый служу вам верно. Лелеяло вас множество мужчин, Как девушку с Фрагонаровской Качели Но я иной Решил вам выбрать чин Венеры от Сандро Боттичелли. Богиня вы, а я простолюдин. Нежны вы, я же - грубават. По вашему герой каких картин? По-моему, Малевича Квадрат!

Жизнь, девочка, у человека такая, каков он сам. Если жестокий человек — она жестокая. Если боязливый — она страшная. Если кислый — она печальная. А я человек весёлый, жизнь у меня весёлая... Борис Акунин, "Особые поручения"

Мужской монолог. меняя женщин, как перчатки, играя безразлично в прятки, сердца как шоколад кусал и каждый раз, насытившись — бросал! не я. они дарили мне цветы и причитали нежно: «Нужен только ты!» не проходило даже двух недель, готовы были лезть ко мне в постель. бросал, не думая о боли: на то дана мужская воля, чтоб каждый раз на полпути опять забыть сказать:" Прости". и может говорить негоже, но я скажу — ее я бросил тоже. она дарила мне всю нежность рук и поцелуев к другим ни сколько не ревнуя. как бросил, так запричитала: "Ах больно, сердцу больно осознать разлуку! меня обнимут вновь другие руки!" но это все не то — страшней, чем просто «жаль», в ее душе безвольная печаль. о да! она любила больше всех и, не способная на грех, носила длинные подолы. и поклоняясь мне до пола, уж слишком быстро надоела. как бросил — сразу заревела: "Гордись собой, гордись своим уменьем, но знай — к тебе мое стремленье. о боже, накажи, чтоб понял боль сердец чужих обманчивый король." и наказал. _ и так скитаясь у чужих порогов, не то что соблазнить — я не могу потрогать! не женщина кривая, не мужчина. я просто жалкая теперь… картина. и так прошел, наверно, век. а я так и остался недочеловек. мораль проста, как этот стих - любить не можешь, не влюбляй других. Ах Астахова