У каждого из нас есть враги. Даже у людей, никогда никому ни малейшего зла не причинивших – и у тех, пожалуй, даже больше, чем у других, поскольку мелочные и завистливые люди таких не любят. Мы можем бороться с врагами, игнорировать их, пытаться с ними примириться, можем даже сдаться им. Но есть у всех людей один общий враг, жестокий и абсолютно беспощадный. С ним нельзя договориться, от него невозможно откупиться, и даже сдаться ему – не выход. Потому, что этот враг – смерть. Почему люди боятся врачей? Вовсе не потому, что с ними связаны болезненные процедуры. В конце концов, благодаря врачам мы избавляемся от болезней. Врачи должны быть в нашем понимании ангелами, откуда же этот страх? Почему люди боятся больниц? Вовсе не потому, что больницы ассоциируются у нас с недомоганиями. В конце концов, именно в больнице мы выздоравливаем, и больница должна символизировать собой избавление от болезни. Но больницы – одно из найболее распространенных мест ночных кошмаров. Почему люди боятся кладбищ? Вовсе не потому, что всерьез верят в басни про оживших мертвецов. Даже ребенок понимает, что покойники не встают. Просто все это – тени ее, той, что, рано или поздно, придет за всеми нами. Как бы мы не представляли себе свой жизненный путь, мы, люди, все без исключения идем одной и той же дорогой – от родильных покоев до погоста. Мы знаем, что каждый из нас заселит храмину из семи досок, или будет ссыпан в урну в виде праха. В любом случае, эта жизнь прекратится. Нет, и не может быть никакого способа избежать этой неприятности. Смерть забирает молодых и старых, сильных и слабых, богатых и бедных, святых и грешников. От нее нет лекарства, от нее не защитит ни здоровый образ жизни, ни занятия спортом, ни осторожность поведения. Есть легенда про мудреца, который, стараясь избежать кары Зевса, спрятался в пустыне, и был убит черепахой, которую уронил орел. Мы не можем ни убежать, ни улететь, ни уехать от нее, мы не можем от нее спрятаться – она найдет и настигнет нас где угодно в любой день и в любой час. Возможно, именно поэтому люди стараются избегать темы смерти, не говорить и даже думать о ней. Но это страусиное поведение тоже не спасает, ведь в любой момент ты можешь оказаться с ней один-на-один – и кто придет тебе на помощь? Никто не может умереть за другого, не пожертвовать своей жизнью ради спасения чьей-то жизни, а именно заменить тебя на смертном одре. Единственное, что нам подвластно – это умереть со спокойной душой, но…. Именно об этом мы совершенно не заботимся. Не стремимся о том, чтобы, когда она придет смерить нас, итог был бы для нас утешительным. Не надо обольщаться – перед ее лицом каждый из нас, будь он трижды нигилист и пять раз циник, вспомнит все, что сделал в своей жизни плохого. И тогда не будет псевдофилософских вопросов «что такое плохо» - в душе мы все знаем, когда поступаем дурно. Но мы продолжаем гнаться за малозначительным, упуская из виду главное. Мы можем расстраиваться о том, что у нас айфон не последней модели – и отказать нищему. Мы можем переживать, что не столь сильны и выносливы, как в молодости – и обмануть чье-то доверие ради собственной выгоды. Мы можем плакать о проходящей молодости и красоте – и не страшиться при этом той, что приходит в тишине, чтобы отнять у нас все, что у нас есть. Разлучить с теми, кто нам дорог. Прекратить и страдание, и наслаждение. Развеять по ветру пеплом все наши мечты и надежды. Для нас так важно малозначимое! Достаток, уважение, почет – но невозможно взять с собой в последний путь свою собственность, а почет и уважение, как правило, заканчиваются в тот момент, когда над гробом вырастет аккуратный холмик земли. Не будем же обманывать самих себя – все мы умрем. Стоит признать это – и становится легче. Словно свежий ветер сметает с нашей жизни все наносное, обнажая ее истинную сущность. Единственное, чего смерть никогда не сможет отнять – это тот свет, что мы дарим другим. Это несколько монет, опущенных в протянутую руку и пачка корма, принесенная в приют для животных, это чья-то слеза, вытертая нашей рукой и чья-то улыбка, зародившаяся от наших слов. Это тихое спасибо, сказанное нам. Смерти не стоит бояться, если ты никогда не зажимал рот своей совести, если был честен с собой и другими, если не оставил незавершенных дел и можешь смело сказать миру «прощай». Чтобы у твоего неизвестного, но хорошо тебе знакомого врага на глаза навернулись слезы, когда она придет по твою душу. Ваш Олег Рой

Терпение — благодетель, но зачем же терпеть там, где можно сделать шаг и поменять свою жизнь к лучшему? Как правило, у нас есть возможности это осуществить. Нужна лишь решительность и запал.❤ Ваш Олег Рой #рой_пожеланий

В жизни каждого из нас были понедельники, когда мы мечтали проснуться другими людьми – с красивыми фигурами, мыслями, планами. Проснуться и сразу же, с головой, окунуться в контрастный душ, а вместе с ним и в жизнь, полную счастливых событий, интересных приключений и знаковых встреч. Понедельники наступали, но мы продолжали переводить часы и мечты на неделю вперед, ходить по дням, как по горящим углям – робко, неуверенно, перескакивая с одних событий на другие... Все потому, что перемены пугают. Но, увы, новая жизнь без них не начнется! Ваш Олег Рой

Знание – сила. С этим никто не спорит. Чем большему человек научился в жизни, тем лучше. Но просто знать – мало. Надо уметь этим знанием пользоваться. Что толку, если вы прошли дорогущее обучение у шикарного тренера (коуча, наставника, профессора), а потом сложили полученную информацию в папочку, задвинули ее подальше и не применяете в жизни. Книги, годами хранящиеся в шкафу, покрываются пылью. Знания, уложенные на дальнюю полку, постепенно уходят и устаревают. Память – умница, она не станет зря хранить то, чем мы не пользуемся. Сколько времени мы «долбили» когда-то в школе, скажем, логарифмы? Много, не один день, и к экзаменам готовились, и перед контрольными ночью разбуди – от зубов отскакивали формулы. Кто из нас помнит логарифмы сейчас, спустя 10, 15, 20 лет после школы? Вот то-то и оно… Научились чему-то – делайте. И не вынужденно, из-под палки, а потому что хотите этого сами. Потому что это вам нужно. Мотивация должна идти изнутри, быть истинно своей, а не навязанной кем-то со стороны. Из-под палки, насильно никогда еще ничего не запоминалось, не усваивалось, не становилось действительно ценным. То, чего мы не хотим, мозг быстро при первой же возможности выкинет из хранилища. Снова пример из школьных лет: образ Пьера Безухова разбирать на уроках приходилось? Конечно, особенно если учительница была строгая. А кто сейчас вспомнит про Пьера хоть что-нибудь? (Я, признаюсь, - нет). Учитесь по-настоящему. Применяйте знания в жизни. Делайте это с желанием и удовольствием. И тогда даже самая сложная наука вам покорится. Я точно знаю, я пробовал - и получилось! Ваш Олег Рой

Не стесняйтесь говорить близким людям, что они вам нужны, не стесняйтесь обнимать родных и проявлять привязанность к любимым. Ведь какой смысл в нашей жизни, если мы не будем делить её с теми, кто нам дорог? ❤ Ваш Олег Рой #рой_пожеланий

У кого не бывает темных полос? Но они имеют обыкновение заканчиваться. И начинается что-то светлое, ведь свет всегда вытесняет тьму, стоит ему вспыхнуть. © Олег Рой "Верь в меня"

Мне кажется, мы многому можем научиться у братьев наших меньших. Животные намного гибче людей. Они не задумываются о моменте и не сожалеют о прошлом, не задают вопросов: «Почему я здесь?» или «Кто в этом виноват?» — они просто стараются найти счастье там, где оказались. Не беда, если нет привычной миски или лежанки. Не беда, что меняется график прогулок, главное — быть рядом с хозяевами, теми, кого считают семьёй. Животные честнее многих людей. Ни одна собака не станет лгать вам о том, как она себя чувствует и что она о вас думает: если собака радуется вас увидев — она радуется, если недовольна — даст знать, а, если стремится защитить своего человека — будет лаять и рычать даже на опасность, превосходящую её в размерах. Животные всегда поддержат в трудную минуту. Пусть они и не могут сказать слов сочувствия, но способны прийти и ткнуться мокрым носом в ноги; способны своей жизнерадостностью развеять дурные мысли и способны любить беззаветно, ничего не требуя взамен. Ваш Олег Рой

Читайте книги, обсуждайте их с друзьями, меняйтесь книгами, дарите их друг другу. Для книги нет ничего хуже, чем быть забытой на полке. Когда мы их читаем и передаём другим, мы дарим книгам вторую жизнь, а своим друзьям — целый интереснейший мир.❤ Ваш Олег Рой #рой_пожеланий

Поднимаю глаза в небо и вижу, как летают птицы. Кажется, что полет дается им без малейшего труда. Это так красиво и завораживающе, что можно, не отрываясь, смотреть и смотреть за тем, как легко они парят в воздухе. А вы знали, что когда птица взмахивает крыльями, чтобы взлететь, то, на секунду, часть перьев встает под прямым углом по отношению к телу и крылу, чтобы создать движение пропеллера, а потом возвращается в исходное положение? Мы смотрим снизу, как плавно двигаются крылья, а птица в этот момент работает в полную силу, чтобы просто подняться в воздух. За каждым процессом, который со стороны кажется легким и не требующим особых усилий, стоит огромная работа, не видная глазу, помните об этом. Ваш Олег Рой

...Волошин сам не понимал, почему он позволил старухе увести себя с веранды. Нехотя отбиваясь от ее настойчивых расспросов («Что с тобой, милый? Что случилось?»), он добрел с ней до ее сушильни, куда Захаровна так уверенно тянула его, и рухнул на деревянную лавку под окнами. Ему было по-настоящему плохо, и он не знал, что сделать, чтобы помочь себе. Все, что раньше всегда казалось ему здесь столь милым – тонкий аромат высушенного чабреца и подорожника, высокий кувшин с горьковато пахнущей настойкой, заботливо развешенные тут и там пучки пряных трав, – сегодня раздражало его, производило впечатление нелепой бутафории, казалось чем-то болезненно угнетающим. И, как ни уговаривала его старая женщина прилечь отдохнуть на ее кушетке, как ни совала ему в руки керамическую кружку с каким-то травяным настоем, он упрямо и несговорчиво отворачивался, отмахивался от ее причитаний, увертывался от попыток заглянуть ему прямо в глаза. И все-таки уйти отсюда (что было бы самым логичным) ему не хотелось. Было в этой старухе что-то такое, что удерживало его, что нравилось – что-то такое простое и естественное. А может, держало здесь в первую очередь то, что он чувствовал: Захаровна его не обвиняет. Мать, одержимая стремлением воспитывать сына (даже сейчас, когда ему по возрасту полагалось бы воспитывать собственных детей), непременно начала бы читать ему лекции на морально-нравственные темы и довела бы до того, что ее трудновоспитуемый сын схватил бы какой-нибудь подвернувшийся под руку предмет и... ударил бы Сережу! Мог бы? Страшно об этом подумать, но мог бы. А если бы убил? Хотел же он убить того проклятого итальянца... К счастью, Захаровна не из учительниц. Простая деревенская бабушка. Вроде и не очень умная, болтает, что ей в голову взбредет, ерунду какую-то... Виктор как будто и не слушал ее, но от одного только голоса, от плавного певучего течения речи вроде как-то легче становилось... – ...я ведь, Витенька, необразованная, в деревне выросла... Какое уж тут образование... После войны, правда, в город перебралась. Муж у меня городской был – не то чтобы художник, но вроде того... Ну а как схоронила его, опять вернулась в свою родную деревню, у меня там дом остался после родителей. Зять-то меня не залюбил, ну а чего мне с ним делить-то? А так я со всеми дружно жила... Да ты пей чаёк-то травяной, пей... И он поддался ее уговорам, сделал из кружки глоток, второй... Прихлебывая настой, совсем не противный, напоминающий по вкусу чай каркаде, Виктор словно отплывал к далекому берегу под аккомпанемент ее напевного голоса. Голова кружилась, мысли путались, все воспринималось как сквозь сон – но это состояние совсем не напоминало те кошмары, в которые он последнее время словно проваливался. Легкая приятная дремота, сладкий дурман, запах трав, расплывающиеся перед глазами образы, смутные видения, листья, цветы и бутоны, тонкий профиль Веры... Вера?! – Я же вижу – Вера у тебя в душе, – вдруг отчетливо произнесла Захаровна. Вера!.. Сознание тотчас выхватило это слово из общего мелодичного ручейка старухиной речи. Виктор дернулся, словно разбуженный. Откуда она знает? – Что ты сказала, Захаровна? – Я говорю: жить надо с верой в душе. Тогда все преграды сможешь преодолеть. Ах, вот оно что! Обаяние мгновенно рассеялось. Как ему могло померещиться, что она говорит о Вере, о его Вере? Бред какой-то!.. С чего он решил, что стало легче? И вообще – зачем он здесь? Что он делает в этой сушильне, что заставило его слушать полоумную эту старуху? – Да что ж такое! – возмущенно заорал Виктор, вскакивая с лавки. – Была дача как дача, а теперь – сумасшедший дом! Идиот и две спятившие старухи! – Останься, Витенька, – с непонятной настойчивостью просила Захаровна, точно не слыша его грубых слов. – Побудь у меня. Неладно с тобой. Дурное у тебя в душе. Давай-ка я тебя подлечу, поправлю... Но эта ее навязчивость оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения Волошина. И, окончательно отмахнувшись от старухи, выдав напоследок какую-то ахинею насчет «народного творчества, которое развели здесь, понимаешь, как в аптеке», он пулей вылетел из бабушкиной сушильни и помчался по направлению к воротам. Юра, как всегда, дожидался его в машине, грыз травинку и слушал радио. Твои глаза зеленые, твои слова обманные И эта песня звонкая свели меня с ума... — уловил Виктор и, весь налившись кровью, выкатив глаза, заорал в полный голос: – Выруби! Выруби эту дрянь немедленно! Валентина Васильевна застыла на крыльце, освещенном уже клонящимся к закату солнцем, провожая сына взглядом, который туманили слезы. Она не сделала даже попытки вернуть Виктора. Привычная боль провела по сердцу огненным ножом, и женщина полезла в карман юбки за тюбиком нитроглицерина. Таблеток с каждым разом требовалось все больше, а помогали они все меньше... Грудная жаба... Так называлась в старые времена ее болезнь. Знал бы кто, какую мерзкую жабу она почти сорок лет носит в своей груди! Неудивительно, что эта тайна, крепчая и набираясь сил с каждым годом, в конце концов стала кусачей. Удивительно только, как она еще раньше не прогрызла грудь своей хозяйки и не показала из проделанной дыры свою мерзкую бородавчатую голову. Чтобы все видели, какова на самом деле Валентина Васильевна Волошина, которую все считают женщиной с незапятнанной биографией, образцовой учительницей, великолепной матерью и прочая, и прочая, и прочая... За время работы в школе Валентине Васильевне приходилось иметь дело с самыми разными учениками и их родителями, и она убедилась в правоте утверждения «Дети – наше зеркало». Родители могут выглядеть идеальными, точно из телевизионной рекламы, но если ребенок беспричинно агрессивен или, наоборот, всех боится и не смеет рта раскрыть у доски – значит, в семье что-то неладно. Валентина Васильевна старалась по возможности исправить таких детей, но всегда отдавала себе отчет, что изменить семью она не в силах. И чем старше становятся дети, тем резче выявляется в них то, что родители хотели бы скрыть, вероятно, от самих себя... Волошины были безупречной семьей. Для всех – для родственников, соседей, друзей, сослуживцев. Лишь Валентина Васильевна знала, насколько это не так. Семья, в которой родители совершили преступление – пусть и не наказуемое согласно Уголовному кодексу, – безупречной быть не может. И предполагала – всегда, всегда предполагала! – что это не лучшим образом отражается на Вите. От него скрывали... все скрывали... Казалось – надежно. Надежнее некуда. Но разве он не чувствовал? Дети все чувствуют... все впитывают в себя... Дети – барометр семьи. Дети – зеркало, которое подносит нам к лицу сам Господь Бог. Более чем тридцать лет Валентина Васильевна терзалась тем, что совершили они вместе с мужем. В последнее время к этим терзаниям добавилось чувство вины перед Виктором. Ведь она видит, что с сыном творится что-то неладное. Она давно заподозрила это – хотя бы по одному тому, что, дожив до тридцати шести, он так и не сумел установить прочные отношения ни с одной женщиной. Не является ли это следствием той фальши, которую он привык наблюдать в родительской семье? Он всегда был умным мальчиком и рано начал догадываться, что от него что-то скрывают... Но теперь он давно уже не мальчик! Он взрослый! Он имеет право знать... Но при одном предположении, что Вите, сколько бы лет ему ни было, нужно будет раскрыть так долго скрываемую позорную тайну, Валентину Васильевну прошибал ледяной пот. А сердце – ее изношенное семейными драмами и учительской работой сердце – обжигало болью... Одной таблетки нитроглицерина оказалось недостаточно. Валентина Васильевна отправила под язык и вторую. Над прудом полыхал летний закат. В сущности, этот закат может стать последним для нее. И ничего не изменится в этом мире. Никто не пожалеет о ней, кроме разве что... разве что одного человека. И этого человека зовут не Виктор. Ну а что же Витя?.. Да ничего. Сегодня она отчетливо прочла на его искаженном злобой, покрасневшем лице, что он ненавидит ее. И поделом. В свое время она совершила дурной поступок – и тем самым изломала свою жизнь. Это было бы еще куда ни шло... Но разве кто-то давал ей право уродовать чужие жизни? Медленными, шаркающими, по-старчески неуверенными шагами к крыльцу приблизилась Захаровна. Погладила Валентину Васильевну по руке, и бывшая учительница тяжело вздохнула. Захаровна укоризненно и сочувственно покачала головой. Эти две старухи были совсем не похожи: одна – интеллигентная, другая – деревенская; одна – сохранившая признаки былой, слегка надменной, красоты, другая – типичная уютная ласковая бабуся... Но между ними царило полное взаимопонимание, не требующее слов. Да и к чему слова? Каждая отлично знала, о чем думала другая... © Олег Рой "Вдали от рая" (отрывок из романа)