— Нигде так не нужна дедукция, как в религии, — сказал он, прислонившись к ставням. — Логик может поднять ее до уровня точной науки. Мне кажется, что своей верой в Божественное провидение мы обязаны цветам. Все остальное — наши способности, наши желания, наша пища — необходимо нам в первую очередь для существования. Но роза дана нам сверх всего. Запах и цвет розы украшают жизнь, а не являются условием ее существования. Только Божественное провидение может быть источником прекрасного. Вот почему я и говорю: пока есть цветы, человек может надеяться. ___ "Морской договор", Артур Конан Доил

Самый важный момент — настоящее. Самый важный поступок — суметь отстоять сегодняшний день. Счастье — это жить и просто ходить по Земле. ___ Бернард Вербер

Это было в провинции, в страшной глуши. Я имел для души Дантистку с телом белее известки и мела, А для тела — Модистку с удивительно нежной душой. Десять лет пролетело. Теперь я большой: Так мне горько и стыдно И жестоко обидно: Ах, зачем прозевал я в дантистке Прекрасное тело, А в модистке Удивительно нежную душу! Так всегда: Десять лет надо скучно прожить, Чтоб понять иногда, Что водой можно жажду свою утолить, А прекрасные розы — для носа. О, я продал бы книги свои и жилет (Весною они не нужны)И под свежим дыханьем весны Купил бы билет И поехал в провинцию, в страшную глушь: Но, увы! Ехидный рассудок уверенно каркает: Чушь! Не спеши — У дантистки твоей, У модистки твоей Нет ни тела уже, ни души. Саша Чёрный

#КИМЖ_рекомендуем_литературу Двадцать четыре часа из жизни женщины, Стефан Цвейг Можно ли оставить все, поддавшись мгновенному порыву? Могут ли каких-то несколько часов полностью изменить жизнь? Мы всегда понимаем, что наши поступки будут иметь последствия. Хочется надеяться, что они будут хорошими, но так ли это будет на самом деле? Книга «Двадцать четыре часа из жизни женщины» содержит в себе одноименную новеллу и другие небольшие произведения Стефана Цвейга. Писатель очень ярко и красочно передает переживания людей, показывая как светлые, так и темные стороны человеческой души. Он проводит тонкую грань между тем, когда человека ведет разум или чувства, и показывает, как одно состояние плавно переходит в другое. "Но время обладает великой силой, а старость умеряет жар души. Чувствуется близость смерти, ее черная тень падает на дорогу, все кажется менее ярким и уже не задевает так глубоко и меньше опасностей тебя подстерегает."

Не тем, Господь, могуч, непостижим Ты пред моим мятущимся сознаньем, Что в звездный день Твой светлый серафим Громадный шар зажег над мирозданьем И мертвецу с пылающим лицом Он повелел блюсти Твои законы, Все пробуждать живительным лучом, Храня свой пыл столетий миллионы. Нет, Ты могуч и мне непостижим Тем, что я сам бессильный и мгновенный, Ношу в груди, как оный серафим, Огонь сильней и ярче всей вселенной. Меж тем как я - добыча суеты, Игралище ее непостоянства, - Во мне он вечен, вездесущ, как Ты, Ни времени не знает, ни пространства. Афанасий Фет

Музыка — это самое честное из всего, что человек взял в природе и отзвуком воссоздал и воссоединил, и только музыке дано беседовать с человеком наедине! Касаться каждого сердца по отдельности. Лжемузыку, как и массовую культуру, можно навязать человеку, даже подавить его индивидуальность, сделать единице-массой в дергающемся стадо-человеке, насадить, как картошку, редиску и даже отравно горькую редьку, но съедаемую, потому что все едят... Настоящая музыка содержит в себе тайну, ни человеком, ни человечеством, слава Богу, не отгаданную, и в прикосновении к этой тайне, тайне прекрасной, содержащейся и в твоей душе, что сладко томит и тревожит тебя в минуты покоя и возвращения к себе, настоящему человеку — есть величайшее, единственное, от кого-то и от чего-то нам доставшееся, даже не искусство это — слово, к сожалению, как-то уж затаскано и "не звучит" и то, что называется волшебством, а я бы назвал — молитвою пробуждения человеческой души, воскресения того, что заложено в человеке природой и Богом — для сотворения красоты и добра. Настоящая музыка, как и поэзия великая, они возвышают человека, а многое другое спешит унизить, дурно влиять на все, что есть вокруг. ___ Виктор Астафьев, 1988 год.

Я часто думаю, что должен существовать специальный типографский знак, обозначающий улыбку, — нечто вроде выгнутой линии, лежащей навзничь скобки; именно этот значок я поставил бы вместо ответа на ваш вопрос. ___ Владимир Набоков. Интервью Олдену Уитмену.

Ничто из прожитой жизни не стоит вычеркивать. Прожитая жизнь — это багаж, который нужно сохранить. Если встретишь новую любовь, это не значит, что надо забыть о прошлой женщине. Как это можно?! Все утраты, ошибки, неудачи, иногда поражения бывают дороже успехов. Правда, лимит неудач очень жесткий и короткий по времени. Надо успеть наошибаться в молодости. ___ Петр Фоменко

Пустынный двор, разрезанный оврагом, Зарос бурьяном из конца в конец. Вот по двору неторопливым шагом Идет домой с завода мой отец. Лежу я в старой тачке, и спросонья Я чувствую — отцовская рука Широкою горячею ладонью Моих волос касается слегка. Заходит солнце. Небо розовато. Фабричной гарью тянет. Но вовек Не будет знать прекраснее заката Лежащий в старой тачке человек. ___ Самуил Маршак

Если вы человек порядочный, ну хотя бы наполовину, вас, вероятно, откуда-нибудь да выгоняли… из школы, из совета директоров, из спортивной команды, из комитета по присуждению премий, из клуба, из секты сатанистов-растлителей, из политической партии… откуда угодно. Стало быть, вам знакома та буйная радость, что вскипает в человеке, когда он вылетает из кабинета директора школы, опустошает свой шкафчик в раздевалке или сметает со своего письменного стола листки промокашки. Против факта не попрешь, все мы чувствуем себя недооцененными, официальное же заявление, что мы-де никуда не годимся, лишь подтверждает наши догадки насчет того, что бесчувственный мир не способен оценить нас по достоинству. ___ «Гиппопотам», Стивен Фрай