«Мне было 16 лет, когда я работал в Казани на лесном дворе. Через улицу помещалась булочная, куда я ходил за хлебом. В подвале, где выпекался хлеб, молодой рабочий, обнаженный по пояс, месил тесто. Это был Горький, тянувший лямку чернорабочего и не помышлявший о беллетристике. Мы тогда не были знакомы. Из Казани я попал в Уфу. Лесной двор я променял на место артельщика и состоял при станции Уфа. Я часто встречал одного чернорабочего – он передвигал вагоны с одного пути на другой. Это был Горький. Мы и тогда не были знакомы. Но в местных повременных изданиях стали появляться чьи-то небольшие рассказы. В них развертывалась жизнь русского рабочего, и они меня захватили. Я уже и тогда чувствовал свое истинное призвание и дал себе слово, что лишь только осуществятся мои мечты, я пойду к автору рассказов и назову его братом. Этот никому неведомый автор был Максим Горький… Однажды… Я только стал разгримировываться, как в дверь моей уборной кто-то постучался. Вошел какой-то неизвестный и отрекомендовался: – Я Максим Горький… Я знаю историю твоей жизни… Мы братья. Так я познакомился с Горьким. И в дружеских беседах стало выясняться, что мы знакомы давным-давно». «Страницы моей жизни», Ф. Шаляпин Горький о Шаляпине: «Такие люди являются для того, чтобы напомнить всем нам: вот как силён, красив, талантлив русский народ! Вот плоть от плоти его, человек, своими силами прошедший сквозь терния и теснины жизни, чтобы гордо встать в ряд с лучшими людьми мира, чтобы петь всем людям о России, показать всем, как она – внутри, в глубине своей — талантлива и крупна, обаятельна». Шаляпин о Горьком: «Люблю я тебя, мой огромный человек, и считаю счастьем великим, кроме того, что живу в одно время с тобой, ещё имею исключительную привилегию быть с тобою в дружеских отношениях! Слышу и чувствую тебя глубоко, и душа моя всегда, когда я имею возможность чувствовать твою душу, наполнена неизъяснимой радостью».

«У Ольги Берггольц был великий дар любви... Она любила детей и страдала от того, что из-за перенесенной травмы материнство было для нее недоступно. Любила друзей, не просто приятельствовала, а любила самоотверженно. Она любила Ахматову и бросалась к ней на помощь в самые критические моменты её жизни; узнав смерти Фадеева, выскочила из дому в одном платье, без билета приехала "стрелой" на похороны – обратно её привезли простуженную... Она любила свой город, свою страну, и это была не абстрактная любовь, а обострённая способность к сопереживанию…» - Александр Крон Ольга Берггольц 24 сентября 1941 «Зашла к Ахматовой, она живет у дворника в подвале, в тёмном-тёмном уголке прихожей, вонючем таком, совершенно достоевщицком, на досках, находящих друг на друга, — матрасишко, на краю — закутанная в платки, с ввалившимися глазами — Анна Ахматова, муза Плача, гордость русской поэзии — неповторимый, большой сияющий Поэт. Она почти голодает, больная, испуганная. А товарищ Шумилов сидит в Смольном в бронированном удобном бомбоубежище и занимается тем, что даже сейчас, в трагический такой момент, не дает людям вымолвить живого, нужного, как хлеб, слова... А я должна писать для Европы о том, как героически обороняется Ленинград, мировой центр культуры. Я не могу этого очерка писать, у меня физически опускаются руки. Она сидит в кромешной тьме, даже читать не может, сидит, как в камере смертников. Плакала о Тане Гуревич и так хорошо сказала: "Я ненавижу, я ненавижу Гитлера, я ненавижу Сталина, я ненавижу тех, кто кидает бомбы на Ленинград и на Берлин, всех, кто ведет эту войну, позорную, страшную..." О, верно, верно! Единственно правильная агитация была бы — "Братайтесь! Долой Гитлера, Сталина, долой правительства, мы не будем больше воевать, не надо ни Германии, ни России, трудящиеся расселятся, устроятся – не надо ни родин, ни правительств — сами, сами будем жить"… ... О, какие мы люди несчастные, куда мы зашли, в какой дикий тупик и бред. О, какое бессилие и ужас. Ничего, ничего не могу. Надо было бы самой покончить с собой — это самое честное…. Закричать "братайтесь" — невозможно. Значит, что же? Надо отбиться от немцев. Надо уничтожить фашизм, надо, чтоб кончилась война – и потом у себя всё изменить. Но как??..»

Жду зимы как другие не ждут. Помнишь, ты обещал, что не будет дождей? А они всё идут и идут… Удивлённо смотрю из квартирных окон- Я во сне или всё ж наяву? Помнишь, ты говорил, что вся жизнь — это сон? Я проснулась, и странно, живу… А назавтра опять мне играть свою роль, И смеяться опять в невпопад. Помнишь, ты говорил, что любовь — это боль?! Ты ошибся, любовь — это ад… ____ Анна Ахматова

Я, побывавший там, где вы не бывали, я, повидавший то, чего вы не видали, я, уже там стоявший одной ногою, я говорю вам — жизнь все равно прекрасна. Да, говорю я, жизнь все равно прекрасна, даже когда трудна и когда опасна, даже когда несносна, почти ужасна — жизнь, говорю я, жизнь все равно прекрасна. Робкая речь ручья. Перезвон капели. Мартовской брагой дышат речные броды. Лопнула почка. Птицы в лесу запели. Вечный и мудрый круговорот природы... ___ Юрий Левитанский

Липы душистой цветы распускаются... Спи, моя радость, усни! Ночь нас окутает ласковым сумраком, В небе далеком зажгутся огни, Ветер о чем-то зашепчет таинственно, И позабудем мы прошлые дни, И позабудем мы муку грядущую... Спи, моя радость, усни! Бедный ребенок, больной и застенчивый, Мало на горькую долю твою Выпало радости, много страдания. Как наклоняется нежно к ручью Ива плакучая, ива печальная, Так заглянула ты в душу мою, Ищешь ответа в ней... Спи! Колыбельную Я тебе песню спою! О, моя ласточка, о, моя деточка, В мире холодном с тобой мы одни, Радость и горе разделим мы поровну, Крепче к надежному сердцу прильни, Мы не изменимся, мы не расстанемся, Будем мы вместе и ночи и дни. Вместе с тобою навек успокоимся... Спи, моя радость, усни! ___ Константин Бальмонт

Я вывел формулу русского человека. Вот она: русским может быть только тот, у кого чего-нибудь нет, но не так нет, чтобы обязательно было, а нет - и хрен с ним. Никита Михалков

Кого узнали?? #КИМЖ_time_for_fun

Бывают ночи: только лягу, в Россию поплывет кровать, и вот ведут меня к оврагу, ведут к оврагу убивать. Проснусь, и в темноте, со стула, где спички и часы лежат, в глаза, как пристальное дуло, глядит горящий циферблат. Закрыв руками грудь и шею, — вот-вот сейчас пальнет в меня — я взгляда отвести не смею от круга тусклого огня. Оцепенелого сознанья коснется тиканье часов, благополучного изгнанья я снова чувствую покров. Но сердце, как бы ты хотело, чтоб это вправду было так: Россия, звезды, ночь расстрела и весь в черемухе овраг. Владимир Набоков 1927 г.

Страсть? А если нет и страсти? Власть? А если нет и власти Даже над самим собой? Что же делать мне с тобой. Только не гляди на звезды, Не грусти и не влюбляйся, Не читай стихов певучих И за счастье не цепляйся — Счастья нет, мой бедный друг. Счастье выпало из рук, Камнем в море утонуло, Рыбкой золотой плеснуло, Льдинкой уплыло на юг. Счастья нет, и мы не дети. Вот и надо выбирать — Или жить, как все на свете, Или умирать. Георгий Иванов

Тишины хочу, тишины... Нервы, что ли, обожжены? Тишины... чтобы тень от сосны, щекоча нас, перемещалась, холодящая словно шалость, вдоль спины, до мизинца ступни, тишины... звуки будто отключены. Чем назвать твои брови с отливом? Понимание - молчаливо. Тишины. Звук запаздывает за светом. Слишком часто мы рты разеваем. Настоящее - неназываемо. Надо жить ощущением, цветом. Кожа тоже ведь человек, с впечатленьями, голосами. Для нее музыкально касанье, как для слуха - поет соловей. Как живется вам там, болтуны, чай, опять кулуарный авралец? горлопаны не наорались? тишины... Мы в другое погружены. В ход природ неисповедимый, И по едкому запаху дыма Мы поймем, что идут чабаны. Значит, вечер. Вскипают приварок. Они курят, как тени тихи. И из псов, как из зажигалок, Светят тихие языки. ___ Андрей Вознесенский, 1964 год. ⠀ ⠀