Я — Земля На душе и легко и тревожно. Мы достигли чудесной поры: Невозможное стало возможным, Нам открылись иные миры. Только мы б их пределов достичь не смогли, Если б сердцем не слышали голос вдали: Я — Земля! Я своих провожаю питомцев, Сыновей, Дочерей. Долетайте до самого Солнца И домой возвращайтесь скорей.Покидаем мы Землю родную Для того, чтоб до звёзд и планет Донести нашу правду земную И земной наш поклон и привет, Для того, чтобы всюду победно звучал Чистый голос любви, долгожданный сигнал: Я — Земля! Я своих провожаю питомцев, Сыновей, Дочерей. Долетайте до самого Солнца И домой возвращайтесь скорей.Далеки, высоки наши цели. С нами вместе на звёздном пути Те, что жизни своей не жалели И Земле помогли расцвести. Пусть победно звучит и для них и для нас Командирский приказ, материнский наказ: Я — Земля! Я своих провожаю питомцев, Сыновей, Дочерей. Долетайте до самого Солнца И домой возвращайтесь скорей. Евгений Долматовский
Другие записи сообщества
Я перестал относиться к людям так мимолетно, как относился раньше. С тех пор я понял, что надо искать каждый проблеск человечности в окружающих, как бы они ни казались нам чуждыми и неинтересными. Есть в каждом сердце струна. Она обязательно отзовётся даже на слабый призыв прекрасного. "Далекие годы" ("Повесть о жизни") Константин Паустовский
В жаркий день, когда некуда деваться от зноя и духоты, плеск воды и громкое дыхание купающегося человека действуют на слух, как хорошая музыка. Дымов и Кирюха, глядя на Стёпку, быстро разделись и один за другим, с громким смехом и предвкушая наслаждение, попадали в воду. И тихая, скромная речка огласилась фырканьем, плеском и криком. Кирюха кашлял, смеялся и кричал так, как будто его хотели утопить, а Дымов гонялся за ним и старался схватить его за ногу. — Ге-ге-ге!—кричал он. —Лови, держи его! Егорушка тоже разделся, но не спускался вниз по бережку, а разбежался и полетел с полуторасаженной вышины. Описав в воздухе дугу, он упал в воду, глубоко погрузился, но дна не достал; какая-то сила, холодная и приятная на ощупь, подхватила его и понесла обратно наверх. Он вынырнул и, фыркая, пуская пузыри, открыл глаза; но на реке как раз возле его лица отражалось солнце. Сначала ослепительные искры, потом радуги и тёмные пятна заходили в его глазах; он поспешил опять нырнуть, открыл в воде глаза и увидел что-то мутно-зелёное, похожее на небо в лунную ночь. Опять та же сила, не давая ему коснуться дна и побыть в прохладе, понесла его наверх, он вынырнул и вздохнул так глубоко, что стало просторно и свежо не только в груди, но даже в животе. Потом, чтобы взять от воды всё, что только можно взять, он позволял себе всякую роскошь: лежал на спине и нежился, брызгался, кувыркался, плавал и на животе, и боком, и на спине, и встоячую — как хотел, пока не утомился. «Степь» ( история одной поездки) А.П. Чехов
Жизнь кипела вокруг нас, но не между нами. "Жутко громко & запредельно близко", Джонатан Сафран Фоер
А мой совет такой: "Иди в поля, смотри на солнце, любуйся природой. Ищи счастье в себе самой, подумай обо всем прекрасном, что есть в тебе и мире и будь счастлива. "Убежище. Дневник в письмах", Анна Франк
Мне приходили на память люди, все знакомые люди, которых медленно сживали со света их близкие и родные; припомнились замученные собаки, сходившие с ума; живые воробьи, ощипанные мальчишками догола и брошенные в воду, - и длинный, длинный ряд глухих медлительных страданий, которые я наблюдал в этом городе непрерывно с самого детства; и мне было непонятно, чем живут эти шестьдесят тысяч жителей, для чего они читают Евангелие, для чего молятся, для чего читают книги и журналы? Какую пользу принесло им всё то, что до сих пор писалось и говорилось, если у них всё та же душевная темнота и всё то же отвращение к свободе, что было и сто, и триста лет назад? Эти шестьдесят тысяч жителей поколениями читают и слышат о правде, о милосердии и свободе, и всё же до самой смерти лгут от утра до вечера, мучают друг друга, а свободы боятся и ненавидят её, как врага.. Антон Павлович Чехов «Моя жизнь (Рассказ провинциала)»
Путешествия, чтения, знакомства, приобретения впечатлений нужны до тех пор, пока эти впечатления перерабатываются жизнью, когда они отпечатываются на более или менее чистой поверхности; но как скоро их так много, что одни не переварились, как получаются другие, то они вредны... Лев Толстой 24 марта, 1891 г.
Объясняйте это как хотите, но в Петербурге есть эта загадка — он действительно влияет на твою душу, формирует её. Человека, там выросшего или, по крайней мере, проведшего там свою молодость, — его с другими людьми, как мне кажется, трудно спутать. Иосиф Бродский
Здравствуй, мой город, знакомый до слёз Спрятался в арке случайный прохожий Бродит по улицам брошенный пёс Мы так похожи! Смотрим друг другу в глаза и мороз по коже! Смотрим друг другу в глаза и по коже мороз Город под небом мгновенно замёрз Брошенный пёс приютился в прихожей Небо над городом, полное звёзд - Мы так похожи... Смотрим друг другу в глаза и мороз по коже! Смотрим друг другу в глаза и мороз по коже! Смотрим друг другу в глаза и по коже мороз... Мороз по коже... Мороз по коже... Мороз по коже... Мороз по коже... Всё несерьёзно и всё не всерьёз Линия жизни становится строже Плачем от счастья, смеёмся до слёз - Мы так похожи... Смотрим друг другу в глаза и мороз по коже! Смотрим друг другу в глаза и мороз по коже! Смотрим друг другу в глаза и по коже мороз... Мороз по коже... Мороз по коже... Мороз по коже... Мороз по коже... Сплин, Александр Васильев
На фронте была далеко идущая мечта: если бы мне разрешили — потом, потом, когда кончится война, когда совсем кончится и все уже будет позади, — пускай не жить, к чему такая крайность, но просто оказаться Там и просто увидеть, просто посмотреть вокруг — что будет? Тогда, тогда, когда — совсем, совсем?.. И мне разрешили. Не просто смотреть, но: купаться, кататься, кувыркаться, одеваться, раздеваться, подниматься, опускаться, напиваться и не напиваться, обижаться и не обижаться, забываться и не забываться и еще тысячу всего только на эту рифму, и еще сто тысяч — на другие. Стыдно быть несчастливым. А женщины, самые, казалось бы, несовершенные, иногда говорят такие слова... И так смешно шутят, и так проницательно думают о нас — чтобы нам было лучше, чтобы нам было сладко — с последней из всех, как с первой из всех. И то и дело это им удается, то тут, то там, то так, то сяк. А если не удается, они страдают молча. А если говорят — иногда говорят такие слова... Стыдно быть несчастливым. А есть собаки. Они не умеют читать, ничего не читали, ни одной строчки! Ни разу по этому поводу у них не колотилось сердце, не подступал комок к горлу, они ни разу не хохотали, не перечитывали вслух своим знакомым. Стыдно быть несчастливым. А есть коровы — только и знают, что жуют свою жвачку и ничего не делают своими руками. Не смогли бы, даже если бы захотели! Пустяковый подарочек теленку — и то не в силах. Не говоря уже о работе ума: что-нибудь сочинить, сделать мало-мальское открытие на пользу таким же коровам, как они, и заволноваться, и вскричать: «Черт побери!» Ничего этого для них не существует. Стыдно быть несчастливым. Да что там, есть улитки! Им за всю свою жизнь суждено увидеть метр земли максимум... Просто увидеть! Просто смотреть, что происходит теперь, теперь, когда совсем, совсем кончилась война. Нет, если бы мне разрешили одно только это — я бы и тогда сказал: «Стыдно быть несчастливым». И каждый раз, когда я несчастлив, я твержу себе это: «Стыдно, стыдно, стыдно быть несчастливым! Александр Володин
И далекого и близкого, И высокого и низкого сочетанье воедино, Так ли ты необходимо? Или от меня ты требуешь одного стремленья в небо лишь, Будто бы на звездолете? Или надо успокоиться лишь на том, что в недрах кроется, О, душа моя во плоти? Нет! Гляди хоть с неба звездного на огни Баку и Грозного, На Тюмени и Надымы, на горенья и на дымы, И туманы на болоте, и осенних туч лохмотья, О, душа моя в полете! Только так и разглядишь его — Все от низшего до высшего, О, душа моя в заботе! Леонид Мартынов