#КИМЖ_рекомендуем_литературу 4 художественные книги о психических расстройствах ?«Дарий Великий не в порядке», Адиб Хоррам Дарий наполовину американец, наполовину перс. Он унаследовал клиническую депрессию от своего отца, который бы хотел, чтобы его сын был другим: постригся короче, питался здоровее, умел за себя постоять. Во время поездки в Иран для прощания с дедушкой, которого он никогда не видел, Дарий обретает себя и налаживает отношения с отцом. Книга придется по душе фанатам «Звездного пути», любителям чая и интересующимся иранской культурой. ? «Черепахи — и нет им конца», Джон Грин Главную героиню Азу Холмс не оставляют навязчивые мысли о микробах, населяющих ее организм, и страх подцепить клостридии и умереть. Дейзи, ее лучшая подруга и полная противоположность, предлагает пуститься на поиски пропавшего местного миллиардера. Но Аза не может спокойно наслаждаться даже обычной жизнью подростка, не падая вниз по спирали из мыслей. Автор бестселлера «Виноваты звезды» сам на протяжении многих лет страдает от обсессивно-компульсивного расстройства. ? «Таинственная история Билли Миллигана», Дэниел Киз В 1977 году Уильяма Стэнли Миллигана заключили под стражу по обвинению в изнасиловании, хотя он этого абсолютно не помнил. Похоже, преступление совершила одна из 24 личностей, обитающая в его голове. Автор романа «Цветы для Элджернона» Дэниел Киз провел сотни встреч и разговоров с самим обвиняемым и с 62 персонами, с которыми когда-либо пересекался Миллиган. Этот роман — достоверное описание жизни первого человека в истории США, которого суд признал невиновным ввиду диссоциативного расстройства личности. ? «Заводной апельсин», Энтони Берджесс Полный насилия роман написан от лица Алекса, садиста и любителя классической музыки. Он попадает в тюрьму по обвинению в убийстве. Там решают, что Алекс неисправим, и применяют к нему жестокий эксперимент для лечения. Берджесс взялся за написание романа после поездки в Ленинград и специально придумал сленг «надсат», основанный на русском языке. За основу поведения Алекса Берджесс взял случай, произошедший с его первой женой: во время Второй мировой ее, беременную, зверски избили четверо дезертиров из американской армии. Она потеряла ребёнка, впала в депрессию, пыталась покончить жизнь самоубийством и спилась.
Другие записи сообщества
Они рядом сидели, обнявшись любя. Она тихо спросила: «Что я для тебя?» Немножко подумав, с мечтами в глазах, Он стал вспоминать, оглянувшись назад. «Когда ты со мной, забывается боль. Все беды и страхи теряют их роль. Когда ты со мной, улетают часы. Я рядом с тобой вижу светлые сны. Когда ты со мной, я – не одинок. Твой голос и взгляд не раз мне помог. Когда ты со мной, я – тот, кто я есть. Ты все недостатки смогла перенесть…» Он к ней повернулся и понял как раз, Что ей и не нужно затасканных фраз. Слегка улыбнувшись, сжав руку рукой, Он просто ответил: «Я счастлив с тобой!» Константин Бальмонт
«Оставляю пятьдесят тысяч франков бедным. Хочу, чтобы меня отвезли на кладбище в катафалке для бедняков. Отказываюсь от погребальной службы любых церквей. Прошу все души помолиться за меня. Верю в Бога. Виктор Гюго», — написал знаменитый француз в своём завещании. Однако гроб с его прахом провожали в последний путь около миллиона человек, а церемония похорон проходила в течение 10 дней — никто из его современников не удостаивался такой же чести.
Не пробуй этот мед: в нем ложка дегтя. Чего не заработал - не проси. Не плюй в колодец. Не кичись. До локтя всего вершок - попробуй укуси. Час утренний - делам, любви - вечерний, раздумьям - осень, бодрости - зима... Весь мир устроен из ограничений, чтобы от счастья не сойти с ума. ___ Булат Окуджава
Иосиф Бродский и Высоцкий в Америке. 1978 год
И снизу лед, и сверху. Маюсь между. Пробить ли верх иль пробуравить низ? Конечно, всплыть и не терять надежду, А там — за дело, в ожиданьи виз. Лед надо мною, надломись и тресни! Я весь в поту, как пахарь от сохи. Вернусь к тебе, как корабли из песни, Все помня, даже старые стихи. Мне меньше полувека — сорок с лишним, Я жив, двенадцать лет тобой и господом храним. Мне есть что спеть, представ перед всевышним, Мне есть чем оправдаться перед ним. ___ 11 июня 1980 (На фото: рукопись последнего стихотворения Владимира Высоцкого. Свое последнее стихотворение Высоцкий написал за полтора месяца до гибели прямо на туристической открытке. Произведение посвящено Марине Влади.)
Да, первый экзамен он провалил, но это главным образом оттого, что затеял с экзаменатором несвоевременную дискуссию, пытаясь доказать, что для разумного человека не может быть ничего унизительнее необходимости поощрять в себе низменный условный рефлекс, заставляющий автоматически останавливаться перед красным светофором, когда кругом нет ни души — ни прохожей, ни проезжей. ___ «Пнин», Владимир Набоков
«Что доставляет мне умиротворение? Мир, тишина и пианино. В общем-то это всё. И иногда появиться на каком-то мероприятии. Просто чтобы доказать, что я все еще жив.» «Насилие порождает насилие. Это закон вселенной.» «Мы одарены даром любви, но любовь — это хрупкое растение... Его нужно постоянно подпитывать. За ним нужно постоянно ухаживать.» «Ты рождаешься в боли, и большую часть времени проводишь в боли. И чем больше боли — тем больше ты ищешь Бога.» ___ Джон Леннон
Меня часто спрашивают, что такое «Чёрный квадрат» Малевича. Я отвечаю: это декларация – «Ребята, всё кончилось». Малевич правильно тогда сказал, суммируя глобальную деформацию и слом, отражённые прежде в кубизме. Но ведь трудно с этим смириться. Поэтому и началось: дадаизм, сюрреализм, «давайте вещи мира столкнём в абсурдном сочетании» – и поскакало нечто на кузнечиковых ножках. И дальше, и дальше… уже концептуализм, и проплыла акула в формалине. Но это всё не то, это упражнения вокруг пустоты: чего бы такого сделать, чтобы все удивились и не обсмеяли бы. Больше того, начиная с XVIII века, начался глобальный процесс, который я называю «Гибель богов» – недаром есть такая опера у Рихарда Вагнера. Потому что этот фактор – мифологический – перестал быть главным содержанием и оказывать влияние на пластические искусства. Можно писать «Явление Христа народу» и в тридцатом столетии, но это время, время известного нам великого искусства, кончилось. Мы видим, как разрушается принцип эстетики, духа и принцип идеала, то есть искусства как высокого примера, к которому надо стремиться, сознавая всё свое человеческое несовершенство. Возьмите Достоевского. Его Сонечка в совершенно ужасающих обстоятельствах сохраняет ангельскую высоту духа. Но в новом времени, а значит, и в искусстве Дух становится никому не нужен. Поскольку искусство, хотите вы этого или нет, это всегда диалог с миром. А в мире и сейчас, и в обозримом грядущем осталась только реальность как стена, как груда кирпичей, которую нам и показывают, говоря: вот это искусство. Или показывают заспиртованную акулу, но она вызывает только отвращение, она не может вызвать другое чувство, она не несёт ничего возвышенного, то есть идеала. Как выстраивать мир при отсутствии идеала? Я не пророк, но мне ясно: то, что сейчас показывают на наших биеннале, это уйдёт. Потому что консервированные акулы и овцы – это не художественная форма. Это жест, высказывание, но не искусство. Пока есть – и он будет длиться долго – век репродукций, век непрямого контакта с художественным произведением. Мы даже музыку слушаем в наушниках, а это не то же самое, что слышать её живьём. Но репродукция ущербна, она не воспроизводит даже размера, что уж говорить о многом другом. Давид и его уменьшенный слепок – это не то же самое, но чувство «не то же самое», оно потеряно. Люди, посмотрев телевизионную передачу о какой-либо выставке, говорят: «Зачем нам туда идти, мы же всё видели». И это очень прискорбно. Потому что любая передача через передачу абсолютно не учит видеть. Она в лучшем случае позволяет запечатлеть сюжет и тему. Постепенно люди отвыкнут от прямого общения с памятниками. К сожалению, несмотря на туризм и возможность что-то посмотреть, новые поколения всё больше будут пользоваться только копиями, не понимая, что есть огромная разница между копией и подлинным произведением. Она зависит от всего: от размеров, материала, манеры письма, от цвета, который не передаётся адекватно, по крайней мере, сегодня. Мазок, лессировка, даже потемнение, которое со временем уже входит в образ, мрамор это или бронза, и прочее, прочее – эти ощущения окончательно утеряны в эпоху репродукций. Я не мистик, но есть определённое излучение той силы, которую отдаёт художник, работая над картиной иногда много лет. Это насыщение передаётся только при прямом контакте. То же с музыкой. Слушать музыку в концертных залах и её воспроизведение даже на самом новейшем носителе – это несравнимо по воздействию. Я уже не говорю о той части общества, которая читает дайджесты и выжимку из «Войны и мира» на сто страниц. Вот с этим укорочением, уплощением и обеззвучиванием человечество будет жить, боюсь, долго. Необходимо будет снова воспитать в человеке понимание, что ему необходим сам подлинник как живой источник, чтобы сохранять полноценный тонус эмоциональной жизни. Власть технологий приведёт к тому, что всё будет исчерпываться получением информации, но будет ли уметь человек грядущего читать глубину, понимать суть, особенно там, где она не явна? Или он не увидит ничего, например, в суриковской «Боярыне Морозовой», кроме фабулы: на санях увозят женщину, поднимающую свой знак веры, а кругом народ. Но почему сани идут из правого угла в левый верхний? Между тем это не просто так, Суриков долго над этим работал и почему-то сделал так, а не по-другому. Будут люди задумываться над тем, почему тот или иной портрет профильный, а не фасовый? Или почему, например, фон просто чёрный? Чтобы содержание искусства было доступно людям будущего, надо смотреть на великие картины, надо читать великие произведения – они бездонны. Великая книга, будучи перечитанной, на каждом новом этапе жизни открывает вам свои новые стороны. Я пока знаю тех, кто перечитывает великие книги. Их ещё много. Но всё больше будет людей, кто никогда не станет перечитывать ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Гёте, ни Томаса Манна. Понимание поэзии тоже уходит. Думаю, в будущем только редчайшие люди будут наслаждаться строками «На холмах Грузии лежит ночная мгла…». Я не могу предвидеть изменения во всей полноте, как не могла предвидеть интернет. Но знаю, что необходимость в искусстве, вот в этом эстетически идеальном типе деятельности человеческой, снова наберет силу – но мы пока не знаем, в какой форме. И знаете, из чего я делаю такой вывод? Из того, что люди – вы, я, много ещё людей – они продолжают рисовать пейзажи, писать стихи, пускай неумелые и незначительные, но эта потребность есть. Маленький ребёнок всегда начинает рисовать маму – сначала вот этот кружочек и палочки, потом, когда сможет, он напишет «мама», а потом нарисует рядом домик, потому что он в нём живёт. Потом он сам сочинит песенку, потычет пальчиком в клавиши и сыграет мелодию. Первобытный человек лепил Венеру с мощными формами, как Землю, которая рождает. Потом она превратилась в Венеру Милосскую, в Олимпию и Маху. И пока у нас будут две руки, две ноги, пока мы будем прямоходящими и мыслящими, потребность в искусстве будет. Это идёт от человеческой природы с начала времён, и всё будет так, если её, конечно, не искорежат совсем. А пока не появились зелёные листочки, пока не видно новых Рублёва, Леонардо, Караваджо, Гойи, Мане, Пикассо, огорчаться не надо – человечество создало столько великого, что и нам с вами хватит вполне, и вообще всем. Так получилось, что моя специальность подразумевает историческое видение. И в истории уже бывали такие моменты, когда всё подходило, казалось бы, к финальной точке, но потом вдруг появлялись новые люди и что-то происходило. На это и следует надеяться. Потому что сейчас уж слишком явственна индифферентность по отношению к искусству. Культуре не помогают. Не помогают даже умереть. Просто совсем игнорируют. Но многие при этом делают очень умный вид и непрерывно кричат: духовность, духовность. Но нельзя же свести духовность только к религиозному мироощущению. Как нельзя не понимать, что плохое образование, несмотря на интернет, только добавляет хрупкости цивилизации в целом... ___ Ирина Александровна Антонова
Я отвергаю гнусный лозунг «цель оправдывает средства» — нельзя достичь хорошего дурными средствами. Попытка сделать что-то хорошее силой равноценна попытке привести человека в художественную галерею, лишив его при этом глаз. ___ Айн Рэнд
Счастье — случай. Говорю как очевидец, как прагматик. Счастье, если тебе приносят ужин, а ты не можешь оторваться. Счастье, когда ты выдумываешь и углубляешься, а оно идет, идет, и чувствуешь, что идет. Такой день с утра, за что бы ты ни взялся. И вокруг деревья, и солнце, и пахнет воздух, и скрипит снег, а ты тепло одет. Или в дождь, когда ты в плаще на улице и льет, а ты стоишь. И счастье — это человек. И путешествие не путешествие, и Африка не Африка, если его нет. А один маленький, нежный, невозможный. ___ Михаил Жванецкий