Бенджамин Мэтью Виктор (Benjamin Matthew Victor) родился 16 января 1979 года, в Тафте, Калифорния — американский скульптор и художник-резидент и профессор практики в университет штата Айдахо в Бойсе (Boise State University). Бенжамин получил известность за его скульптуру Сары Уиннемакка, американской активистки из штата Невада. Американские искусствоведы ставят его в один ряд с такими скульпторами как Микеланджело, Бернини. В возрасте 26 лет он стал самым молодым художником, скульптуры которого вошли в национальную коллекцию национального скульптурного зала Капитолия в Соединенных Штатах.

Однажды ко мне в купе (вагоны были уже забиты до отказа) положили раненого полковника. Старший военный врач, командовавший погрузкой, сказал мне: — Возьмите его. Я не хочу, чтобы он умер у меня на пункте. А вам все равно. Дальше Пскова он не дотянет. Сбросьте его по дороге. — А что у него? — Пуля около сердца. Не смогли вынуть — инструментов нет. Ясно? Он так или иначе умрёт. Возьмите. А там — сбросите… Не понравилось мне все это: как так — сбросить? Почему умрёт? Как же так? Это же человеческая жизнь. И вот, едва поезд тронулся, я положил полковника на перевязочный стол. Наш единственный поездной врач Зайдис покрутил головой: ранение было замысловатое. Пуля, по-видимому, была на излёте, вошла в верхнюю часть живота и, проделав ход к сердцу и не дойдя до него, остановилась. Входное отверстие — не больше замочной скважины, крови почти нет. Зайдис пощупал пульс, послушал дыхание, смазал запёкшуюся ранку йодом и, ещё раз покачав головой, велел наложить бинты. — Как это? — вскинулся я. — А так. Вынуть пулю мы не сумеем. Операции в поезде запрещены. И потом — я не хирург. Спасти полковника можно только в госпитале. Но до ближайшего мы доедем только завтра к вечеру. А до завтра он не доживёт. Зайдис вымыл руки и ушёл из купе. А я смотрел на полковника и мучительно думал: что делать? И тут я вспомнил, что однажды меня посылали в Москву за инструментами. В магазине хирургических инструментов «Швабе» я взял все, что мне поручили купить, и вдобавок приобрёл длинные тонкие щипцы, корнцанги. В списке их не было, но они мне понравились своим «декадентским» видом. Они были не только длинными, но и кривыми и заканчивались двумя поперечными иголочками. Помню, когда я выложил купленный инструмент перед начальником поезда Никитой Толстым, увидев корнцанги, он спросил: — А это зачем? Вот запишу на твой личный счёт — будешь платить. Чтобы не своевольничал. И вот теперь я вспомнил об этих «декадентских» щипцах. Была не была! Разбудив санитара Гасова (он до войны был мороженщиком), велел ему зажечь автоклав. Нашёл корнцанги, прокипятил, положил в спирт, вернулся в купе. Гасов помогал мне. Было часа три ночи. Полковник был без сознания. Я разрезал повязку и стал осторожно вводить щипцы в ранку. Через какое‑то время почувствовал, что концы щипцов наткнулись на какое‑то препятствие. Пуля? Вагон трясло, меня шатало, но я уже научился работать одними кистями рук, ни на что не опираясь. Сердце колотилось, как бешеное. Захватив «препятствие», я стал медленно вытягивать щипцы из тела полковника. Наконец вынул: пуля! Кто‑то тронул меня за плечо. Я обернулся. За моей спиной стоял Зайдис. Он был белый как мел. — За такие штучки отдают под военно-полевой суд, — сказал он дрожащим голосом. Промыв рану, заложив в неё марлевую «турунду» и перебинтовав, я впрыснул полковнику камфару. К утру он пришёл в себя. В Пскове мы его не сдали. Довезли до Москвы. Я был счастлив, как никогда в жизни! В поезде была книга, в которую записывалась каждая перевязка. Я работал только на тяжёлых. Лёгкие делали сестры. Когда я закончил свою службу на поезде, на моем счёту было тридцать пять тысяч перевязок!.. — Кто этот Брат Пьеро? — спросил Господь Бог, когда ему докладывали о делах человеческих. — Да так… актёр какой‑то, — ответил дежурный ангел. — Бывший кокаинист. Господь задумался. — А настоящая как фамилия? — Вертинский. — Ну, раз он актёр и тридцать пять тысяч перевязок сделал, помножьте все это на миллион и верните ему в аплодисментах. С тех пор мне стали много аплодировать. И с тех пор я все боюсь, что уже исчерпал эти запасы аплодисментов или что они уже на исходе. Шутки шутками, но работал я в самом деле как зверь… © Александр Вертинский, "Дорогой длинною..." Справка: В 1916-м Мария Саввишна Морозова организовала свой санитарный поезд, два года курсировавший от фронта до Москвы и обратно. За это время, служивший в эшелоне брат милосердия Александр Вертинский сделал 35000 перевязок раненым. После перевязок он развлекал раненых выступлениями, пришив к белому халату помпоны, чтобы быть похожим на Пьеро.

Руины средневековой церкви посреди степи в Венгрии . Церковь построена в 13 веке. Раньше здесь была большая деревня ,но она была полностью разрушена во время османского вторжения.

Мать моего отца, стало быть, моя бабушка, принадлежала к роду светлейших князей. Она училась в привилегированной школе, изучала не только разные науки, но и домоводство, хорошие манеры. Когда пришли коммунисты, бабушка, которая, ясное дело, тогда не была бабушкой, стала работать переводчицей. Она, в совершенстве знавшая несколько языков, переводила какие-то революционные депеши. А вообще-то и по линии отца, и по линии матери вся моя родня принадлежала к интеллигенции. В нашем роду было много музыкантов, педагогов, священнослужителей... Но меня в учителя не тянуло, в священники, как вы понимаете, я пойти не мог, наверное, по примеру отца, деда и других моих родственников с отцовской стороны, которые были композиторами, дирижерами, мог пойти по музыкальной части. К слову говоря, мой брат работает в Краковском оперном театре, поет там. Я музыку тоже безумно люблю, могу и сегодня несколько опер спеть от начала и до конца. Это мое увлечение, а профессией стал все-таки драматический театр. Мой жизненный путь определила мама. Отца я практически не помню. Он в 1941 году ушел на фронт, и больше мы его не видели. Он под Керчью попал в плен, прошел немецкие, а потом советские лагеря: его сослали как врага народа. Нас с братом растила, поднимала мама. Она работала врачом, но обладала ярко выраженными артистическими наклонностями. Видимо, какая-то капелька таланта от нее, от отца, от нашего рода, от щедрой грузинской земли передалась и мне. Замечательный армянский писатель Ованес Туманян, который жил и творил в Тбилиси, как-то сказал: каждый грузин - поэт, каждый грузинский поэт - дважды поэт. Я вслед за ним говорю: каждый грузин - артист, каждый грузинский артист - дважды артист. Врожденный артистизм грузинского народа никем не оспаривается и состоит он, на мой взгляд, в желании сделать другому человеку что-то приятное, красивое, занимательное. Когда грузин обнаруживает рядом хотя бы одного зрителя, он уже по-другому говорит, ведет себя. Даже если это всего лишь торговец на овощном рынке, продающий кинзу. Но не надо путать бытовой, скажем так, артистизм с профессией актера, которая требует и специальной подготовки, и высокой культуры. Когда я смотрю на некоторых политиков, мне кажется, они не понимают, какое место занимает театр в современной жизни. Они думают: не будет профессионального театра - ничего, мол, страшного, его место займет самодеятельность. Но театр, по моему глубочайшему убеждению, - это институт, который определяет духовный уровень нации. Да, где-нибудь в Намибии может появиться гениальный художник-самоучка, которого даже выставят в Париже. Но никому в голову не придет думать, что Намибия - наикультурнейшая страна. Таковой ее может сделать, на мой взгляд, только наличие развитого театра. Ведь чтобы театр состоялся, нужны писатели, драматурги, композиторы, художники, актеры, наконец, зрители, которые в состоянии понимать происходящее на сцене. А это предполагает высокую культуру нации. Когда мы со своим театром имени Шота Руставели приехали в Лондон играть "Ричарда III", на нас смотрели как на сумасшедших. Мол, появились наглецы из какой-то неведомой им Грузии, и они будут учить англичан ставить Шекспира. Но когда лондонские знатоки посмотрели наш спектакль, они многое поняли не только про Шекспира, про Англию, но и про Грузию, про нашу культуру, про наш национальный характер. И от былого высокомерия не осталось и следа. Я люблю всех живущих на земле людей. И хороших, и плохих. А внука и внучку я больше всех в мире люблю, больше себя люблю. Плохих людей я, конечно, меньше люблю. Иногда совсем мало люблю. Но вот чтобы ненавидеть - этого чувства у меня ни к кому нет. Когда начинаю ощущать свою нелюбовь к кому-то или к чему-то, мне мое состояние сразу не нравится, возникает внутренний дискомфорт: я чувствую себя маленьким и слабым. А когда я человека прощаю, я сразу сильным становлюсь. И меня нельзя победить или согнуть... Кахи Кавсадзде

18.02.1945 года - зверски замучен фашистами Дмитрий Михайлович КАРБЫШЕВ — русский и советский фортификатор, крупнейший советский учёный — военный инженер. Генерал-лейтенант инженерных войск (1940)

Ява-350, стоил 980 рублей с доставкой. Мечта ребят из 80-х!

Красавец! Только Россия могла сделать такое чудо! Первый в мире ледокол арктического класс "Ермак" у причала в Кронштадте, 1899 год.

Ирина Головкина ( урожденная Троицкая/ Римская - Корсакова), внучка знаменитого композитора Римского - Корсакова, автор романа "Побежденные".

В уголках собиралось масло от молока. Его пальцем выскребали. Было вкусно.

Это Уйский район Челябинской области. Явно не центр Российской империи, а аграрная провинция. Но эта дорога была построена еще по указу Императрицы Екатерины II. И какое хорошее состояние дороги ?️