Я знаю очень многих людей, которые не переносят манную кашу. Можно даже сказать, что я знаю очень мало людей, которые её любят. Для некоторых это — прямо кошмар, первая детская травма — каша, комочки и безысходность. Мне это всегда было трудно понять, потому что манная каша — это вообще-то лучшая еда на свете. Но я думала, мало ли. Может я просто обжора, в конце-концов. Эти же люди, которые не любят манную кашу, ещё ведь рассказывают, мол, меня в детстве совершенно невозможно было накормить, нужно было одной рукой читать сказку, а другой бить в бубен, и всё это обязательно без варёного лука. Такое для меня вообще непостижимо, потому что до десяти лет я ела всё, что не приколочено, а после десяти взялась уже и за остальное. Меня за это хвалили и называли «растущий организм». Правда, что-то я смотрю уже тридцать лет, а организм всё ещё верит в лучшее. Пики роста у нас с организмом обычно наблюдаются по вечерам под хорошее кино. Ну так вот, манная каша. Манную кашу варила бабуля утром на кухне. В это время дед выходил с балкона после утреннего перекура, прямо в своей огромной табачной куртке приходил ко мне в комнату и доставал меня из постели. Я его обхватывала ногами и руками, закапывалась в эту куртку и он нёс меня в ванную умываться, а оттуда я уже сама шла на кухню. Бабуля выкладывала кашу на тарелку и в середине рисовала цветочек вареньем. Считалось, почему-то, что мне от этого будет вкуснее, хотя я и без всякой живописи отлично бы её ела. Однажды утром ей надо было срочно уехать по делам и меня завтракал папа. Он сварил кашу, положил на тарелку и сказал, ешь. А цветочек, папа, спросила я, бабуля всегда рисует цветочек. Цветочек, сказал папа, ну, давай нарисуем цветочек. Смотри, рааз, дваа, трии, получилась.. корова. Будешь кашу с коровой? Бабуля учила есть кашу «по-суворовски», собирая ложкой по самому краю, постепенно подбираясь к середине. Мне почему-то ни разу не пришло в голову спросить, кто такой Суворов, и однажды в школе я очень удивилась, узнав, что он, в общем, не только кашу ел... Младенцу Полине нельзя манную кашу, потому что сейчас вообще никому нельзя манную кашу. Потому что в ней глютен. А это очень плохо. Я не знаю, почему, но плохо. И хорошие родители, само собой, детям манную кашу не дают. И фрукты тоже не дают. Во фруктах фруктовые кислоты (это плохо), а ещё они сладкие (это вообще ужас). От этого младенцы становятся коварны и отказываются есть любую еду, кроме сладкой, обрекая семью на вечные муки. Фрукты, как вы понимаете, хорошие родители тоже детям не дают. Хорошие родители дают детям брокколи на пару́ без ничего. Это потрясающая еда, я пробовала. Мне кажется, от такого меню дети начинают говорить раньше всех допустимых сроков, первое слово «помогите». Я так распереживалась от всего этого, что срочно выдала младенцу Полине яблоко. Она моментально его «схомячила» и стала выглядеть очень коварно. Стало понятно, что фруктовые кислоты подействовали, и теперь она уже никогда не согласится на брокколи, и будет требовать сладкую еду. Ну ничего, чуть подрастёт, сварю ей манную кашу. И цветочек обязательно нарисую. Хотя может быть и корову, с рисованием у меня всегда было так себе. Людмила Ягубьянц

Дети любят своих родителей безоговорочно, без условий с самого первого дня своего рождения. Детям совершенно неважно, кто она — твоя мама. Важно то, что мама всегда рядом, что она согреет и отогреет, что никогда не обманет, что в любой ситуации погладит по голове, даже если в этот момент ты заслуживаешь хорошей порки.

— Ты помнишь, что делала почти каждую ночь перед сном, когда была маленькой? — Читала под одеялом при свете фонарика. — А почему ты не зажигала верхний свет в комнате? — Чтобы ты думал, что я сплю, в то время как я тайком глотала книжки… — Погас ли твой фонарик хоть один раз за все те годы? — Нет. — А ведь тебе никогда не приходилось менять в нем батарейки… © Марк Леви

Никогда и ни при каких обстоятельствах не обманывайте детей. Какой бы ни была горькой правда, лучшее, что вы можете сделать, – это озвучить ее. Другое дело, как вы преподнесете ту или иную новость. Научить говорить вам правду и не скрывать даже самых неприятных поступков можно только собственным примером. Озвучьте правило – не лгать в семье. Соблюдайте его все вместе, тогда вы сможете избежать огромного количества ошибок.

В комнате моей подруги Анечки прямо над письменным столом висел солдатский ремень с пряжкой. Я боялась на него даже смотреть, а Анечка жила с ним в одной комнате. Ещё Анечку периодически собирали в «детский дом» за двойки потому, что такая глупая девочка им не нужна, заставляли складывать портфель, и выставляли на лестницу. Она рыдала под дверью, падала на колени и умоляла: «пожалуйста, только не в детский дом». Потом её прощали до следующей двойки. Мама моя решила как-то перенять этот педагогический опыт. Тем более Анечка училась хорошо, без разговоров ела молочный вермишелевый суп и была любима учителями за послушание и исполнительность. И какой-то из дней я или подстригла ковер в нашей однушке, или разлила синьку в ванной на свежевыстиранное белье, и мама решила, что пришло время начать меня воспитывать. Она собрала мой рюкзачок, положила туда пару горстей конфет, запасные трусишки и моего зайку, дала деньги на трамвай и подошла к кухонному окну смотреть, как я буду уходить. В это время позвонила моя бабушка и мама ей рассказала о новых и прогрессивных методах воспитания. — Ты дура?! — заорала бабушка, — Как у меня могла вырасти такая дура! Мы тебя с отцом хоть раз выгоняли? Ты, что, золотой ребёнок была? А если она и в правду сейчас уйдёт, ты об этом подумала? Сядет в трамвай, ты её где будешь искать? — Но соседская девочка никуда не уходит. — Но у тебя не соседская. У тебя наша. Я не знаю, в какой момент маму накрыл ужас. Может быть, она представила себе маленькую девочку в куцей курточке среди сугробов. Может быть, до неё действительно дошло, что меня вдруг совсем не станет. И она, как и была босая и в халатике, кинулась во двор. Я в это время сидела в песочнице и делала «секретики» из стеклышек и фантиков уже съеденных конфет. Выпотрошенный рюкзак валялся рядом. Я уже всем рассказала, что ухожу в детский дом и сейчас понаделаю «секретиков», чтобы они остались на память обо мне. Плачущая мама схватила меня в охапку. — Извини, мамочка, — сказала я ей, — я пока не ушла в детский дом, но конфеты мы уже съели. Мама принесла меня домой. Мы немного поревели. Вечером пришел с работы папа, покрутил пальцем у виска и мы снова поревели. Но никогда больше мои родители не сказали, что я им не нужна. Я много чего творила в детстве, и подростком тоже, и очень медленно взрослела, наматывая на бобины родительские нервы. Я думаю, если бы нашли способ делать из них провода, то можно было бы осветить небольшой город. Но мама и папа, когда кто-то на меня жаловался или говорил, какое я исчадие и как со мной сложно, всегда отвечали: «Это не ваша девочка, а наша. И она нам нравится». Вот, что я вам сейчас скажу. Никто из нас не приходит в этот мир готовеньким и идеальным. Мы учимся быть людьми, профессионалами, родителями. У Анечки, кстати, нормально сложилась жизнь, из нее выросла чудесная женщина, очень талантливый художник и любящая жена и мать. На родителей она не держит зла, давно их простила, но никогда не собирает свою непослушную дочку в детский дом. И наши родители имеют огромное влияние на нашу жизнь. Это так. Влияют. Но не определяют. Определяет нас то, что мы делаем или не делаем. И решения, которые мы принимаем. Иногда таким решением может быть попросить прощения. Иногда простить. А иногда просто держаться подальше, если простить не можете. Елена Пастернак

Когда папа или мама извиняется, в детской душе оживает чувство справедливости.

Самая лучшая человеческая заповедь — доброта! Если человек добр душой, то все земные силы будут способствовать тому, чтобы он был счастлив! У злости счастье не живёт...

Сыну исполнилось три года и сегодня он первый день пошел в садик. Пришла забирать его и мне воспитательница сказала, что сегодня была беседа с детьми на тему, как зовут ваших мам. У всех детей Ани, Марины. И только у моего сына мама — Дорогая (муж так называет). Было очень приятно)

Воспитательный процесс – процесс постоянно длящийся, и отдельные детали его разрешаются в общем тоне семьи, а общий тон нельзя придумать и искусственно поддерживать. Общий тон, дорогие родители, создается вашей собственной жизнью и вашим собственным поведением. Антон Семенович Макаренко

- Что смотришь? Не можешь ходить, ползи! - Думаешь, получится? - Обязательно! Ты у меня третий ученик. Двое в футбол уже играют.