небо стрелы раскидало, долетели и до нас. я наверное оставлю эти чувства - про запас. я не буду их тревожить, пачкать пальцами в грязи. с ними как-то слишком сложно, слишком тяжко вывозить. бьются током и пугают, одиночество губя. как хождение над краем, лишь два шага до тебя. лишь два смелых громких шага, чтоб увязнуть навсегда. а вокруг ещё мерцают неувядшие года. сто мгновений, где мы вместе; километры наших слов. я вернуться в это место, если честно, не готов. может, после - пожалею, может, после - пропаду. но теперь я не сумею оболочку развернуть. не смогу забыть ту правду, что открылась мне внутри. я делю себя на части ради прошлого - смотри, как торжественно в ладони сыплю память наших дней. мы с тобой её сокроем от безжалостных людей. вырвем стрелы из под рёбер - с ними трудно дальше в путь. мы с тобой - почти герои, мы (почти) догнали суть. я не буду трогать чувства, я не буду их топтать - в сердце тянет, в сердце пусто... если б мог я раньше знать. (с) Лиля Борн

жили-были, варили кашу, закрывали на зиму банки. как и все, становились старше. на балконе хранили санки, под кроватью коробки с пылью и звездой с новогодней ёлки. в общем, в принципе - не тужили. с расстановочкой жили, с толком. берегли на особый случай платье бархатное с разрезом, два флакона духов от гуччи, фетра красного полотреза, шесть красивых хрустальных рюмок и бутылку китайской водки. а в одной из спортивных сумок надувную хранили лодку. время шло, выцветало платье, потихоньку желтели рюмки, и в коробочке под кроватью угасала звезда от скуки. фетр моль потихоньку ела, лодка сохла и рассыпалась. и змея, заскучав без дела, в водке медленно растворялась. санки ржавились и рыжели. испарялся закрытый гуччи. жили, были, и постарели, и всё ждали особый случай. он пришёл, как всегда, внезапно. мыла окна, и поскользнулась. в тот же день, он упал с инфарктом. в этот дом они не вернулись. две хрустальные рюмки с водкой, сверху хлеб, по квартире ветер. полным ходом идёт уборка, убираются в доме дети. на помойку уходят санки, сумка с лодкой, дырявый фетр. платьем, вывернув наизнанку, протирают за метром метр подкроватные толщи пыли. в куче с хламом - духи от гуччи. вот для этого жили-были. вот такой вот "особый случай". (с) Мальвина Матрасова

У Гете была одна интересная привычка – он набивал карманы семенами цветов. И куда бы он не шел, он потихоньку их разбрасывал. Когда Гете умер, осталось много дорог в Германии, которые были сплошь засеяны цветами. Везде, где он ходил, расцветали цветы.

Не хватает ума и норова, Чтобы разом сошлись все швы. Проще выкинуть сразу голову, Чем проблемы из головы. (с) Станишевская Анастасия

Иногда в нашу жизнь входят отношения, в которых оба сразу понимают: продолжения не будет. Не будет "люблю", "навеки", "в радости и в горе", и всё становится одновременно простым и сложным. Сложно не пытаться втиснуть себя в формат, не навешивать ярлыков, не называть всё какими-то именами. Женщины отвергают отношения без продолжения, слишком высок риск стать уязвимой, открыть сердце. Этими чувствами не поделиться с другими, не выставить напоказ, они как подогретое молоко, чуть прибавишь огня, изольются наружу, но там и пригорают. Они живут только пока сокровенно хранятся между двумя, но момент осознания неизбежности их окончания является огромной болью. А ведь можно не думать...просто не вешать ярлыки, не называть прощание -"расставанием". Оба нужны друг другу. Здесь и сейчас. И это просто. Можно остаться в моменте. Просто быть счастливыми. Никаких обещаний. Пространство для наслаждения. Такие отношения приходят, чтобы научиться любить себя. Девушка для водолея

мне никого не жаль — боль не бывает вечной. если не дорожат — кто-то другой излечит. если решишь бежать — брось все. и в тот же вечер по острию ножа к новому мчи на встречу. кутает тело страх — просто считай до сотни. шаг — только первый шаг, когда, если не сегодня? тебе говорят: нельзя, я обещаю — можно. что с этих глупых взять, им бы гнездиться в прошлом, в рамки себя закрыть, молча считать планеты. в них — никакой искры, в них — никакого света. ну же, давай, решай — здесь откупиться нечем. мне никого не жаль. захочешь — себя излечишь.

Мари, помнишь надпись в метро "Не прислоняться к двери"? Почему на людях такого не пишут? Мол, не влезай - убьет, Не стой под стрелой И срок годности. Ну или "Варить до готовности". Я же не о ярлыках, Когда один - расист, Второй - пидарас, Третий - ботан в забавных очках, Эта - неотразимая в зеркалах. Я бы на каждом втором скорпионе писала: "Сексуально, но вредно и больно потом выдирать ядовитое жало". На каждой красивой девочке: "Глаза выше". На тех, кому до шестнадцати: "Спит с мишкой. Береги свободу, совесть, нервишки". Вот если бы добрый некто инструкцию выдавал к каждому: пилить с осторожностью, полоскать мозг отдельно от чувства собственной важности. Разве жить не стало бы легче? Мы бы стали мягче, Четче, Цепче друг к другу. Может, даже сошла на нет перманентная ругань. Кто знает? Отличные вышли б принты на футболки. Кому идею? Обрадуйте ярмарочные барахолки. А у меня свитер. И мысли мои ясны. Надпись на двери берлоги: "Не тревожь до весны". Анна Назарова

Послушайте, нет никакой любви. Есть отрезки времени, когда нам сносит крышу, и ты начинаешь думать: да, вот оно, я чувствую, что люблю. Но все эти чувства ничто по сравнению с тупой жизнью, как она есть, обстоятельствами в ней и предопределённостями. И когда ты сталкиваешься с этими самыми обстоятельствами один на один, все, что ты отдавал в состоянии той эйфории, становится ничем. Нулем. Пустым местом. «Слова - это ничто, поступки говорят о многом». Часто ведь слышно такие высказывания? Так вот все ваши поступки, совершенные в состоянии «влюблённой эйфории», забудутся мгновенно. А за слова никто отвечать не захочет. Как будто это не он говорил буквально пару недель назад, что будет рядом, когда тебе плохо. Но рядом его уже нет. И ты не в силах что-либо исправить. И в этот период жизни ты абсолютно одинок. Ты думала, что он разрушал стену вокруг тебя. А на самом деле, он сделал ее только прочнее. Теперь никто не пробьёт. Я больше не позволю. Спасибо.

Мы играли весело целый год: я стоял на месте, ты шла вперёд. Ты держалась курса, я метил в цель. В промежутках были: коньяк, постель, сигареты, кофе, цветной экран, поезда, подземки, огни реклам. Кавардак, сумятица, ерунда; ничего о нежности, ни-ко-гда. Это было правилом для двоих: ничего не значащий перепих. Не касаться сердца, не лезть в нутро, счёт вести по станциям на метро. Знать привычки тела, но не души, нет обета верности - нет и лжи. Не учить, не строить, не приручать. Проходить маршрутом: такси-кровать. Не стрелять в затылок, не бить под дых - это было правилом для двоих. Это было правильным - мир жесток. Если только выставишь голый бок, если только скинешь с себя броню, то сейчас же выкосят на корню. Если дашь предательски слабину, то разбитым бригом пойдёшь ко дну. А решишь открыться, ну что ж, держи: получай картечью по струнам жил. Будь сожжённым заживо, но терпи, только опыт в памяти закрепи. А любовь - лишь фикция, просто страсть, половые фрикции, пот и грязь. Коматоз рассудка, прыжок во тьму. Ни к чему нам всё это. Ни к чему. Мы играли весело целый год: покрывался звёздами небосвод, снег летел на шапки, свистел Борей, теплотрассы нежили голубей. Ты смеялась весело и легко, и ловила искорки языком. И зачем-то в рёбрах сердечный ком трепыхался каменным мотыльком. И зачем-то я растерял запас всех банальных слов, всех избитых фраз. Растворились уличный шум и гам, и народ, что двигался по домам. Я стоял, заполнившись вдруг свинцом, и держал в ладонях твоё лицо, повторяя пальцами контур скул. Я пропал, любимая, я продул. Джио Россо

не живя, продолжаем тащить на горбу нелюбимых, работы и встречи. нас потом похоронят в хорошем гробу, но от этого что-то не легче. Кукла Саша