Солнечный Зайчик, глава 10 Она смотрела и смотрела, неподвижно стоя на табуретке, и Ваня не выдержал: — Что там? — Я вижу книгу, — сказала наконец Алеся и неохотно слезла на пол. — Она на пианино. Посмотри теперь ты. Мальчик мигом взобрался на табуретку и прильнул к дверному глазку. — Ух ты! — восхищённо прошептал он. — Какие дорогущие! Меня бы к таким вообще не подпустили. Понятно, почему тебе влетело… Стоп. Это же Аня! Мы играли вместе. Эй, Анька, привет! Почему она не отвечает? Алеся удивилась: — Какая Аня? Там есть кто-то живой? — Нет. Я перепутал, это кукла. Но она так похожа на Аню! У неё такая же длинная коса. — Это Солнечный Зайчик, — пояснила Алеся. — Моя любимая кукла. — Её делали с Ани, это точно. И другие куклы наверняка — портреты живых девочек, уж очень они настоящие! Или… — Ваня спрыгнул на пол и внимательно поглядел на Алесю. — О чём там в сказке говорилось? — Ну, про колдунью, про вампира и про детей. Я же не дочитала, у меня отобрали книгу. Слушай, а давай её через окно вытащим? Найдём лестницу… — Потом. Я понял очень важную вещь. Нельзя терять ни минуты! Бежим вниз, я хочу поговорить с мамой. Ваня взял Алесю за руку, и они поспешили на первый этаж. Женщины пили кофе на кухне, курили и обменивались новостями шоу-бизнеса, и вбежавшие с топотом дети явно им помешали. Изольда с недовольным видом отставила чашку и приготовилась отругать Алесю, но не успела: Ваня бросился к матери и выпалил: — Мамочка, идём скорее, очень прошу, мне нужно сказать тебе кое-что! Скорее! — Изочка, прости, я на минутку, — извинилась подруга и вышла вместе с сыном. Изольда вдавила окурок в хрустальную пепельницу и проводила их неотрывным взглядом. Потом резко встала и, не глядя на Алесю, выскочила следом и остановилась на пороге. Девочка тоже выглянула. В самом конце коридора Ваня что-то негромко втолковывал своей маме, размахивая руками, а она пыталась его успокоить. «Но мы не можем взять Алесю к себе», — услышала девочка и удивилась: зачем её ещё куда-то брать, ведь её уже удочерили! Изольда тоже услышала. Она помянула чёрта, вернулась на кухню и начала ходить кругами, морща лоб. Потом вдруг остановилась, привычным движением взяла Алесю за подбородок и повернула её лицо к свету, но лишь покачала головой. Девочка ничего не понимала. Что затеял Ваня? Зачем он втягивает в игру взрослых? Они же всегда всё портят. И взрослые испортили. Ванина мама внезапно вспомнила, что ей срочно надо на съёмки, расцеловалась с Изольдой и уехала, забрав сына. Игра в детективов закончилась, Алеся снова была одна. Едва машина гостей выехала за ворота, Изольда схватилась за бутылку, но с сожалением отставила её и взяла телефон. — Алло. Владик? Не в службу, а в дружбу, — она оглянулась на девочку и торопливо вышла, стуча каблуками. — Вытащи из их квартиры его галстук, — донеслось до Алеси, — нет, не ночью, а сейчас! Тебе ничего не стоит, ты же умеешь летать! Пока их нет дома. Я должна послать его сегодня, чтобы отвадить эту стерву от моего дома. У неё слишком любопытный сынок, суёт нос куда не следует. Спасибо, ты настоящий друг, — Изольда положила телефон в карман и тут только заметила, что Алеся идёт за ней по коридору. — Нечего подслушивать разговоры старших! Иди в детскую, я тебя запру, чтобы не натворила ещё чего. И отдай мне телефон, ты всё равно не умеешь им пользоваться. — А где тётя Даша? — уныло спросила Алеся, снимая с шеи телефончик и возвращая Изольде. Не то что бы она скучала по немой старухе, просто очень уж не хотелось одной сидеть взаперти. — Ушла. Уволилась. Заболела из-за твоих выкрутасов. Больше ты её не увидишь. — Ну можно я хоть в саду погуляю? Не хочу в детскую. Изольда присмотрелась к ней. — После прогулки ты и впрямь выглядишь лучше. Щёчки порозовели, синяк почти прошёл. Хорошо, идём в сад, я сама буду присматривать за тобой, — сказала она и снова взяла телефон: — Архип Иванович! На ближайшие два дня все концерты отменяются. И запись тоже. Что? По кочану! Алеся не слушала, она вприпрыжку бежала к выходу.

Солнечный Зайчик, глава 11 Изольда ходила туда-сюда по бетонным дорожкам, иногда присаживалась на фигурную скамейку и то и дело смотрела в телефон. Она явно нервничала. А Алеся носилась по всему саду, залезала на деревья и вполголоса напевала песенки. День выдался пасмурный, но без дождя, и девочка с удовольствием валялась на траве, совершенно испортив свой плащик. Изольда следила за ней равнодушно, словно ей было наплевать на вещи — её волновало что-то совсем другое. Раздался сигнал, и Изольда вскочила, прижав телефон к уху. Алеся видела, как у приёмной мамы загорелись глаза. — Спасибо огромное, Влад. Я твоя должница! — она сунула телефон в карман и громко позвала: — Алеся! Идём домой, ты наверняка уже проголодалась. Завтра ещё побегаешь. На кухне она разогрела ужин и поставила на стол перед Алесей. — Мама, а ты? — Ешь одна. У меня есть важное дело. Алеся пожала плечами и воткнула вилку в котлету. Она слышала, как Изольда звонит кому-то в холле и назначает встречу. К особняку подъехала машина, потом другая, хлопали двери, стучали каблуки, но девочке не было дела до взрослых забот, ей хотелось только одного: чтобы Изольда перестала сердиться и снова разрешила играть с куклами. И читать страшную сказку. Она допивала вишнёвый сок, когда Изольда закончила свои переговоры и снова явилась на кухню. — Закончила ужин? Нечего тут сидеть, ступай к себе. — А можно к куклам? — Пока нельзя. — А когда можно будет? — Завтра, — отрезала Изольда и приложилась к бутылке. Алеся вышла. Прежде чем ложиться спать, она погуляла немножко по дому, сходила на второй этаж и посмотрела с табуретки в глазок, но ничего не увидела в темноте. И табуретка, и пакетик от хлопьев, брошенный Алесей утром, так и остались в коридоре нетронутыми: никто больше не наводил здесь порядок. С наступлением ночи дом погрузился в таинственную и жутковатую атмосферу. Раньше Алеся этого не замечала, потому что с ней всегда была тётя Даша — но, оставшись в одиночестве, почувствовала холод и страх, сочащиеся изо всех щелей, и решила спрятаться в детской. Спускаясь по лестнице, она увидела на площадке возле самого плинтуса что-то тёмное и бесформенное, и, присмотревшись, поняла, что это мокрый пучок чёрных птичьих перьев. «Тьфу, тьфу, тьфу три раза, не моя зараза!» — произнесла она заклинание, которому научилась в детдоме, и быстро сбежала вниз, но, услышав, как Изольда разговаривает с кем-то по телефону, остановилась. Голос приёмной мамы был необычайно любезным: — Прости, дорогая, я хотела как лучше. Он забыл у меня свой галстук, и я вернула его — мне не нужны чужие вещи. Разумеется, он будет отрицать, ни один мужчина в таком не признается. Я не знала, что тебя огорчит такая мелочь. Милая, ну, это уж твоя проблема, что ты не можешь удержать мужа… — возникла пауза, потом раздался звук выключения телефона. — Ноги их больше не будет в моём доме, — прошипела она, не зная, что Алеся подслушивает. Довольная Изольда, пританцовывая, направилась на кухню — пить, а Алеся прошмыгнула в детскую и прямо в одежде залезла в постель. Из всего этого девочка поняла только одно: завтра она снова увидится с Солнечным Зайчиком.

Солнечный зайчик, глава 12 Изольда упорно отказывалась разделять трапезу с Алесей и ограничилась сигаретой, искоса наблюдая, как девочка поедает картофельный пирог, доставленный из фастфудовского магазина. После завтрака хозяйка побросала сегодняшнюю посуду поверх вчерашней в раковину, и они пошли на прогулку. Под присмотром Изольды Алеся снова бегала и лазила по деревьям. Теперь она была почти счастлива, и единственное, чего ей не хватало — это общение, но спросить, когда придут Ваня с мамой, она боялась. Алеся мало что понимала во взрослых интригах, но догадывалась, что Изольда невзлюбила эту семью. Девочка играла в деревянном домике, когда её вдруг окликнул мальчишеский голос. Она выбежала и прислушалась. Как на беду, именно сейчас из-за горизонта вылетел самолёт и всё заглушил своим гулом. — Алеся, ты здесь? — голос Вани раздавался по ту сторону высокого железного забора. Алеся с трудом разобрала слова. — Ага! — ответила она, стараясь перекричать гул самолёта, и подбежала к забору. — Тебе нужно убегать оттуда! — Что? Погромче, не слышу! Изольда заметила, что девочка с кем-то перекрикивается, вскочила со скамейки и подбежала к Алесе. Через забор перелетел камень с привязанной бумажкой, и Изольда шарахнулась от него как от змеи. Схватив Алесю за руку, она быстрым шагом повела её в дом. — Там письмо от Вани! — вопила упирающаяся девочка, но Изольда не хотела и слушать. — Этот Ваня самый настоящий хулиган! Я запрещаю тебе с ним водиться. На этот раз она привела угрозу в действие и заперла Алесю в детской, пообещав, что не выпустит до темноты. — Будешь знать, как разговаривать с уличными хулиганами! — рявкнула раздражённая приёмная мама и утопала каблуками прочь по коридору. — Ну и ладно, — тихо сказала Алеся и показала двери язык. После ужасов детдома такое наказание было для неё смехотворным, и она занялась игрой в конструктор. Жаль, конечно, что противный самолёт помешал поболтать с Ваней — но ничего страшного, они поговорят в другой раз, ведь Изольда теперь отпускает её на прогулки. Девочка верила, что у неё будет ещё много счастливых дней. Вечером Изольда заметно подобрела. Она помогла Алесе принять душ, а потом сама подровняла ей волосы парикмахерскими ножницами и выдала новую домашнюю одежду, а грязную бросила в ведро. — Но ведь костюмчик можно постирать! — запротестовала Алеся, но Изольда лишь махнула рукой. — У меня нет времени на стирку. Я могу позволить себе покупать каждый раз новые вещи, — царственно ответила она. — Пошли на кухню, я покормлю тебя. Там она разогрела ужин, поставила перед Алесей и закурила. — Мама, а почему ты со мной никогда не ешь? — Ты же знаешь, я певица. Мне нужно беречь фигуру, — улыбнулась Изольда. Алеся послушно съела суп и картошку с грибами, а после ужина попросила конфет. — Нет. Никаких сладостей! — твёрдо сказала Изольда. — Но почему? — По кочану. Иди поиграй, или погуляй по дому. Разрешаю не ложиться: сегодня ясно, и будет очень красивая Луна. После полуночи мы посмотрим на неё из кукольной комнаты. Ты же соскучилась по куклам? Алеся кивнула. Ей ужасно хотелось сладкого — шоколадка, третьего дня подаренная стариком, была такая маленькая и сразу кончилась, а все хлопья были солёными, но перечить приёмной маме девочка не посмела: вдруг опять рассердится и не пустит к куклам? Гулять по дому в темноте ей не хотелось, и она ушла в детскую, где просидела с игрушками до позднего вечера.

Солнечный зайчик, глава 13. (выходим на финишную прямую. Слабонервных прошу не читать) После солёной еды ей захотелось пить, и она отпила из пластиковой бутылки, которыми снабжала её Изольда. Вода в доме была покупная. Без тёти Даши в комнате образовался беспорядок: пустые бутылки, пакетики и хлебные крошки валялись на полу, но приёмную маму это не тревожило — Изольда ни разу не потребовала от Алеси убрать хлам. Поэтому девочка спокойно бросила бутылку на пол и пошла гулять по дому. Раз уж позволено не ложиться, можно сходить на кухню и поискать конфет. По ночам свет в коридорах горел еле-еле, и от этого полумрака Алесе сделалось тоскливо. Вблизи от кухонной двери она замедлила шаги, а потом и вовсе остановилась, напуганная странными звуками. Из кухни раздавался негромкий деревянный стук — редкие удары, словно кто-то бил ножом по деревяшке. Любопытство пересилило страх, и Алеся на цыпочках подошла к дверному проёму и заглянула на кухню из-за створки двери. На большом столе на деревянном лотке лежала сырая разделанная курица. Перед ней спиной к Алесе стояла Изольда в чёрном концертном платье и большим ножом из набора отрезала полоски мяса, а потом резкими ударами делила их на ломтики и двумя пальцами отправляла в рот. Выглядело это мерзко, и Алеся убежала обратно в детскую, забыв о секретности. Девочка слышала, как Изольда окликнула её, но не обернулась. Она захлопнула дверь изнутри и снова села играть, стараясь не думать о вкусах своей приёмной мамы. Вскоре на пороге появилась Изольда. Она вся сияла бриллиантами и косметикой. Алеся поглядывала на неё исподлобья, не зная, что говорить, но Изольда заговорила сама, благодушно улыбаясь, будто отвратительного эпизода и не было: — Ты соскучилась по куклам? Хочешь к ним? — Ага! — закричала Алеся, вмиг забыв обо всех неприятностях. — Тогда надо приодеться. Я думаю, тебе будет очень к лицу фисташковое платье! — нарядив Алесю, Изольда причесала её и надела ей на голову золотой ободок. — Вот теперь ты у меня настоящая принцесса! Не забудь о туфельках. Алеся не могла нарадоваться на себя в зеркало: синяки сошли, на щеках играл румянец. И почему воспитательница обозвала её некрасивой? — Мама, я в детдоме так боялась, что ты возьмёшь Катю, а не меня! — Катю? Что за Катя? — Катя у нас в группе самая красивая, потому что у неё светлые волосы. Ей их тоже стригут, но они у неё кудрявые. — Светлые, короткие и кудрявые? — заинтересовалась Изольда. — А глаза у неё какие? — Голубые. — Катя, значит. Хорошо… Впрочем, Луна уже взошла, идём. До полнолуния далековато, но оно и не нужно. Нет ничего лучше растущей Луны! — и, крепко взяв девочку за руку, Изольда повела её на второй этаж.

Солнечный зайчик, глава 14. Окончание В коридоре Алеся вспомнила о чёрных перьях на лестничной клетке, и ей стало не по себе. К счастью, Изольда решила ехать на лифте. Створки разъехались, и они вошли. — А то ещё поскользнёшься на лестнице, — шутливо сказала Изольда. — Ты же не привыкла ходить в туфлях. Лифт поехал вверх, и Алеся взвизгнула от восторга: у неё снова было хорошее настроение, и ей всё нравилось. Она так соскучилась по куклам, что пританцовывала от нетерпения. — Танцы — это прелестно, — благодушно заметила Изольда. — Но что за танцы без музыки? Сейчас я сыграю тебе менуэт, и ты узнаешь, как звучит старинная музыка в свете Луны. Они вышли, но Изольда не выпускала Алесину ладошку из своей руки. На лице приёмной мамы играла торжествующая улыбка. Алеся прекратила прыгать, стараясь идти в ногу с Изольдой. Не отпуская её, Изольда свободной рукой выудила из декольте ключ и открыла дверь. Алеся тихо ахнула: комната освещалась множеством неоновых огоньков, расположенных по стенам и создающих непривычную игру света и тени. Семь кукол стояли у дальней стены, образуя полукруг, а в середине — Солнечный Зайчик. Алеся невольно шагнула к ним. Изольда плотно прикрыла дверь изнутри и нажала кнопку на пульте. Шторы с тихим шуршанием поднялись на кулисках, и в окна хлынул ледяной лунный свет, смешавшись с неоновым. Комната словно покрылась инеем, и девочка поёжилась. Изольда смахнула покрывало с пианино и села играть. Книга упала. Алеся кинулась к книге, но Изольда ловко выхватила её у девочки из рук и положила наверх, потом ударила по клавишам. — Мама! Ты умеешь играть на пианино? — изумлённо спросила Алеся, безропотно отдавая книгу. — Конечно! Я же певица. И это не пианино, а клавесин. В эпоху фарфоровых кукол танцевали под звуки клавесина. Сейчас ты узнаешь, как это выглядело… — А книга? Ты дашь мне её дочитать? — Ну конечно, дам! — ответила Изольда добрым голосом. Она явно пыталась скрыть нервозность, и это не ускользнуло от Алеси. — Но сначала сыграю для тебя свой любимый менуэт. — Может, включим люстру и почитаем? — Нет. Сначала клавесин, — Изольда повысила голос, и Алеся не стала спорить. Полилась старинная музыка, похожая на вальс. Мелодия была грустной, но понравилась Алесе, и она медленно закружилась по комнате. Танцевать она, разумеется, не умела, поэтому просто вертелась то в одну, то в другую сторону. Тусклое холодное освещение сделало комнату неуютной. «Сейчас бы свечку зажечь или лампу», — подумала девочка, и, словно в ответ на её мысли, в комнате стало заметно светлее. Алеся стала оглядываться в поисках источника света, но никак не могла его найти — а когда нашла, чуть не закричала от ужаса: белое, холодное свечение двумя лучами исходило из глаз её любимой куклы, Солнечного Зайчика! — Мама, мама, смотри! Что-то случилось с куклой! Но Изольда словно не слышала, она не отрывалась от клавесина, ускоряя темп. Музыка звучала всё громче, в уже знакомый менуэт вплелись новые мелодии и уменьшенные аккорды, придающие ему зловещий оттенок. «Она колдунья», — мелькнуло в голове у Алеси. Девочка больше не хотела ни платьев, ни кукол, она повернулась и толкнула незапертую дверь. Уже в коридоре Алеся оглянулась, чтобы в последний раз посмотреть на Солнечного Зайчика: может быть, ей хотелось попрощаться, а может, она надеялась, что наваждение прошло, и кукла снова стала просто игрушкой — девочка сама толком не знала, зачем она это сделала, но это было ошибкой. Встретившись взглядом с двумя светящимися кружочками, Алеся почувствовала себя скованной с ног до головы. В ушах зазвенело. Она хотела отвернуться, но не смогла. Белое свечение, исходящее из кукольных глаз, впивалось в неё, заставляя съёживаться и холодеть. Кукла Солнечный Зайчик по-прежнему улыбалась, но теперь её улыбка казалась оскалом. Алеся попыталась закричать, но ни звука не сорвалось с её губ: вместо этого она почувствовала, как на лице против воли появляется безмятежная улыбка и оно становится твёрдым, как фарфор. Комната начала увеличиваться, а пол — стремительно приближаться. Изольда взяла последний оглушительный аккорд и встала. Она показалась Алесе огромной. Воцарилась тишина. Глаза куклы потухли. Алеся всё видела и слышала, но совершенно не владела своим телом. Оно стало маленьким, твёрдым и холодным. Все привычные желания исчезли: она не хотела есть и пить, не хотела даже конфет, и спать ей тоже больше не хотелось. Хотелось плакать и звать на помощь, но она могла лишь лукаво улыбаться. Это было ужасное состояние, к которому ей предстояло привыкнуть. Теперь она знала, откуда взялись эти красивые фарфоровые куклы. — Зачем же ты вышла в коридор? — пожурила Изольда девочку. — А если бы ты упала и разбилась? — она подошла и легко взяла Алесю на руки. — Теперь тебе нельзя покидать пределы этой комнаты. Ты же хотела быть с куклами? Вот и радуйся! Отныне ты будешь с ними всегда, — она посадила Алесю на диван и положила ей на колени раскрытый букварь. — Знаю, это не та книга, которую ты хотела бы прочесть. Но придётся потерпеть. Ты теперь будешь послушной, очень послушной! — пропела Изольда и рассмеялась. Она закрыла шторы и включила люстру. — А ведь ты чуть не сбежала. Наука мне на будущее: надо запирать дверь. Терпеть не могу живых детей! — прошипела она и закрыла клавесин покрывалом. — А эта глупая старуха любила вас, за что и поплатилась. Она каждой девчонке пыталась подсунуть эту книгу, и моё терпение лопнуло. К твоему сведению, это никакая не сказка, а мой учебник магии. По нему я училась искусству превращения, а ещё в нём написано, как вас расколдовать. Но, к счастью, все вы оказались бестолковыми и не догадались прочитать оглавление по вертикали, — Изольда любовно огладила обложку, положила книгу в стенной шкаф и заперла его кодовым замком. — Теперь её никто не найдёт — а вы уж точно не проговоритесь! Скоро вас наберётся нужное число, и моя коллекция будет полной. Как там зовут твою подружку? Катя, говоришь? Тебе не придётся долго по ней скучать, скоро она здесь появится. И проводником в кукольную жизнь для неё станешь ты, как для тебя стала Анюта. Впрочем, она уже не Анюта, ты дала ей новое имя. Посмотрим, как твоя Катя назовёт тебя, — хихикнула Изольда и устало потянулась. — На этом я вас покину. Должна же я хоть немного поспать — я же не фарфоровая. Завтра запись нового клипа, а у меня был трудный день. Спокойной ночи! — и Изольда, погасив свет, вышла из кукольной комнаты.

Не знаю, кто автор картинки.

А между тем уже пишется следующая страшилка. Она будет очень страшная! И продолжение истории про скелет тоже будет. Но, скорее всего, не здесь, а на другом сайте. Здесь почти не читают, не подписываются, лайки не ставят( Но если вам интересно читать Истории на ночь, напишите мне в личку, и я что-нибудь придумаю!

Чёрная собака. 1 Студент Иванов возвращался домой промозглым ноябрьским вечером, поёживаясь от ветра с дождём. «Ветер всегда дует в лицо, — думал Иванов, — куда бы я ни направлялся. Всегда так». Фонари уже зажгли. Навстречу ему прошла угрюмая баба, и, глянув на Иванова, перекрестилась. Студент попытался принять важный вид, но тут ветер дунул ему в лицо с такой силой, что чуть не сорвал шляпу. Ругнувшись чёртом, студент согнулся навстречу ветру и, придерживая шляпу рукой, ещё торопливей зашагал между луж. Иванов жил тем, что давал уроки истории и математики, и этих несчастных грошей едва хватало на хлеб да на тёмную каморку, которую он снимал уже третий год. «Ничего, вот напишу книгу, — думал, бывало, студент, — и тогда меня оценят по праву. О, тогда…» Но написание книги всё откладывалось, и до поры до времени Иванов довольствовался своим скромным образом жизни. — Ба, Василий! — раздался знакомый голос, и рядом с Ивановым невесть откуда появился приятель, Ефрем Муравин. — Приветствую! — Привет и тебе, Муравин, — отвечал Иванов, а сам подумал: «Только тебя мне сейчас и недоставало». Правый сапог его давно просил каши, и Иванов старался не наступать в воду. — Как жизнь? Учительствуешь? — не отставал Муравин, ухватив Иванова под руку и приноравливаясь к его скорому шагу. — Учительствую, — сказал Иванов. — А там, глядишь, книгу напишу. — Дело хорошее, — протянул Муравин. «Он того и гляди потащит меня в кабак, — подумал Иванов, — а я не смогу отказаться. Человеческий дух слаб. А денег-то мало!» — Слушай, брат, а не зайти ли нам в кабак? — предложил Муравин с самым деловитым видом. Иванов горько вздохнул. — Да ты не боись, я угощаю! Я сегодня богатый, — и Муравин похлопал себя по карману, где отчётливо зазвенело. — Ненадолго, ладно? — робко попросил Иванов, и Муравин с радостным хохотом повернул его на девяносто градусов и через всю улицу потащил к раскрытой двери «Чеснока». Они едва не угодили под колёса, и пьяный извозчик обложил их бранью. Народу в тот день в «Чеснок» пришло немного, и Иванов был рад, что не видно знакомых лиц. Они с Муравиным выбрали столик в углу и заказали жареной свинины с картошкой. — И пива! — завопил Муравин. Друзья разговорились о том, о сём. Пиво было прескверное — оно шибало одновременно и в ноги, и в голову, и Иванов, как человек утончённый, не преминул заметить это вслух. — Да, пивцо не ахти, — проговорил Муравин, явно думая о чём-то своём. По мере опорожнения кружки он всё мрачнел и мрачнел, в отличие от Иванова, в котором серьёзности не осталось и следа. Желая развеселить приятеля, Иванов рассказал о своём последнем визите к Лизаньке и Сонечке и как они облили его шоколадом, но скорбный лик Муравина не озарился улыбкою. — Ефрем, да что с тобой? — спросил наконец Иванов. — На тебе лица нет. Муравин посмотрел на него так отчаянно, что студент перепугался. — Спрашиваешь? — прошептал он. — А отчего не спросишь, откуда у меня богатство? Откуда у меня, писаря Муравина, такие деньги? — и, видя, что Иванов говорить не собирается, а только таращит глаза в изумлении, Муравин треснул кружкой по столу и громко потребовал ещё пива. — Ох, напьюсь, брат! — сказал Муравин. — Ох и напьюсь! Кривая и задастая девка принесла пиво. Муравин проводил её красными от хмеля глазами. — Так откуда ж у тебя деньги, Ефрем? — спросил студент. — Дом продал, — страшным голосом ответил Муравин и залпом выпил полкружки. — Да как же, да ты что? — забормотал Иванов, вскочил со своего места, но потом опять сел. — А вот так. Взял и продал. Живу теперь в каморке навроде твоей. Понял? — и он подмигнул приятелю. (картина из интернета)

Чёрная собака. 2 — Но почему ты это сделал? — А потому, что мне там жизни не стало, — Ефрем затравленно посмотрел по сторонам. — Куда ни глянешь — везде она, — вполголоса продолжал Ефрем, нагнувшись через стол к Иванову. — Сидит и смотрит. И, что страшно, я её вижу, а остальные нет. — Да кто она, говори толком? — Собака. Чёрная, немецкой породы, здоровенная… И незлая, даже добродушная, но от этого ещё жутче. — А нельзя ли её пристрелить? — Ха! Пристрелить! — Муравин презрительно фыркнул. — Много ты понимаешь! Её нельзя пристрелить, не то я бы давно уж… Иванов отставил кружку и подумал, уж не тронулся ли умом его приятель, а Муравин рассказывал дальше о своей беде. — Она везде за мной следит. Я на службу — она за мной бежит, я домой — и она за мной. И всё смотрит, смотрит, а иногда поскуливает — тоненько так, жалобно. — И давно это у тебя? — сочувственно спросил Иванов. — Почитай, уж полгода. Сперва издалека показывалась, а потом всё ближе, ближе… Под конец от неё спасу не стало. Ложусь спать — а из-под стола она глядит, и глаза светятся! И как она в дом-то пробиралась, стерьва? На три засова запирал… Не стало мне от неё житья, и продал я дом. Иванов тронул его за руку. — Ты болен, брат. Нет никакой собаки. Чем деньги пропивать, пойди лучше к хорошему доктору и потрать их на лечение. Я знаю одного по душевным болезням, хочешь, отведу тебя? Итальянский доктор, Чезаре его зовут, фамилию забыл... Муравин медленно покачал головой. — Спасибо, Василий. Не помогут мне доктора. Думаешь, у меня галлюцинации? — он сардонически усмехнулся. — Галлюцинации грязных следов на ковре не оставляют, — добавил он таким обречённым голосом, что Иванов вмиг протрезвел. — Ну ничего, нового моего жилища она покамест не нашла, — сказал Муравин чуть тише. Они посидели немного молча, потягивая пиво. — Куда-т, паршивая! — закричал вдруг хозяин «Чеснока» возле дверей. — Господа хорошие, кто с собакой пришёл? Заберите её прочь! Услышав слово «собака», Муравин разинул рот и, должно быть, побелел как полотно, но при керосиновых лампах того было не разглядеть. И он, и Иванов так и вперились глазами в дверь прихожей. В кабак с визгом вбежала пёстрая шавка, а за ней с веником гнался хозяин. Муравин перевёл дух и утёр пот со лба: собака была не та. Гости «Чеснока» дружно захохотали при виде хозяина, гоняющегося за шавкой. Бедный толстяк не поспевал за увёртливой собачонкой, и его нелепые движения доставляли завсегдатаям истинную радость. Выгнав-таки наконец шавку, хозяин погрозил кому-то кулаком, ругнулся и скрылся на кухне. — Посидели, и хватит, — сурово сказал Муравин, вставая. — Пора по домам. Он был единственный, кому происшествие не показалось смешным. — Твоя правда, — согласился Иванов. Муравин расплатился с кривой задастой девкой, с неким сожалением на лице ущипнув её на прощанье, отчего девка взвизгнула, и друзья покинули кабак. — Ты ко мне заходи на чай, — пригласил Муравин. — Знаешь, где я теперь обитаю? — и он назвал адрес. — Зайду, — пообещал Иванов, наскоро записывая адрес карандашом на обрывке счёта. (картина из интернета)

Чёрная собака. 3 На улице было совсем уж темно. Через четверть часа Иванов был дома. — Во набрались-то, — проворчала хозяйка, костлявая старуха лет тридцати шести, укутанная поверх платья в шерстяной платок по причине ревматизма. — Не угодно ли супчику откушать? Иванов буркнул в ответ нечто невразумительное, прошёл к себе и, не разуваясь, повалился на койку. Секунду спустя он уже храпел. Так завершился этот странный день. *** Время шло, и Иванов уже позабыл о разговоре с приятелем — повседневность, как водится, взяла верх. Иванов собирался на урок: его дожидался сопливый паршивец Николенька, который учиться не учился, а только и делал, что ковырял в носу да плевал бумагой. — Марьяна Платоновна! Галстух-то погладили? — громко спросил Иванов, с неудовольствием разглядывая в осколке зеркала свою хмурую физиономию. — Галстух, — сварливо отозвалась хозяйка. — За квартиру, почитай, две недели неплочено, а оне — галстух! Вам бы не галстухи носить, а тюки разгружать. «Фу, какая вредная баба», — подумал Иванов и завязал неглаженый галстух, а вслух сказал: — А что, Марьяна Платоновна, в газете пишут ли чего о вчерашнем происшествии на площади? — Мы люди тёмные, газет не читаем, — с обидой поджав губы, процедила хозяйка и грохнула кастрюли об пол. — Про площадь-то вы хорошо помните. А вот что за квартиру неплочено, это у вас, видать, из памяти выскочило. — Эк заладила, — буркнул себе под нос Иванов и вышел из комнат. Вослед ему донеслось ворчанье хозяйки. Сопливый Николенька в тот день занимался особенно плохо, а безобразничал более, чем обычно. Студент Иванов под конец уроков доведён был до крайнего состояния. — Ваше поведение меня весьма удручает, — сказал Иванов своему ученику. — Не выучившись в молодости, на что растратите вы зрелые годы? Николенька не ответил: он лизал край стола. — Засим я вас покидаю, прощайте, — откланялся Иванов и вышел из классов в гостиную, где имел непродолжительный, но тяжкий разговор с родителями Николеньки. — Вы чрезмерно строги с ребёнком, — сказала маменька, нацелив на студента пенсне. — Если так пойдёт дальше, вы знаете, чем это может вам грозить. — А ежели вам невдомёк, то я поясню, — добавил папенька, — что вам это может грозить увольнением. Иванов, скрипя от злости зубами, склонил голову и признал свою неправоту. Из классов послышался злорадный хохот Николеньки.