Memento mori Одна из самых известных загадок в истории искусства: анаморфоз Ганса Гольбейна Младшего «Первое действие разыгрывается, когда зритель входит через главную дверь и оказывается на некотором расстоянии от двух господ, выступающих в глубине, как на сцене. Он восхищен их позами, пышностью сцены. Единственное, что нарушает гармонию, — это странное тело у ног персонажей. Физический, материальный аспект видения еще более усиливается, когда приближаешься к картине, но странный предмет становится еще менее понятным. Обескураженный посетитель уходит в правую боковую дверь, единственно открытую, и тут начинается второе действие. Уже выходя в соседний зал, он поворачивает голову, чтобы в последний раз взглянуть на картину, и тогда вдруг все понимает: ракурс полностью скрывает сцену и делает видимым скрытое изображение. На месте прежнего великолепия он видит череп. Персонажи и все их научные приборы исчезают, а на их месте возникает знак Конца. Пьеса завершается». (из книги историка искусства Юргиса Балтрушайтиса «Анаморфоза») * Анаморфоз, анаморфоза (др.-греч. ἀναμόρφωσις) — конструкция, созданная таким образом, что в результате оптического смещения некая форма, недоступная поначалу для восприятия как таковая, складывается в легко прочитываемый образ. Удовольствие состоит в наблюдении за тем, как образ неожиданно появляется из ничего поначалу не говорящей формы. Один из наиболее известных примеров — странный продолговатый предмет в нижней части картины Ганса Гольбейна Младшего «Послы», который при рассмотрении под определенным углом превращается в череп. Картина Ганса Гольбейна Младшего «Послы», 1533 «Послы» — это полноразмерный портрет двух французов, приехавших с дипломатической миссией в Лондон, где в это время работал немецкий художник Ганс Гольбейн Младший. Слева изображен Жан де Дентевиль – эмиссар французского короля при дворе Генриха VIII. Он заказал эту панель в честь приезда своего друга, священника Жоржа де Сельва (справа), будущего епископа Лавуа. Одно из самых ярких и самых загадочных произведений Ганса Гольбейна хранится в Национальной галерее в Лондоне. Искусствоведы веками изучали эту работу, но так и не смогли сделать однозначных выводов, так как каждая деталь картины имеет несколько значений. Такова была традиция Северного Возрождения, которая в XVII веке перешла в жанр ванитас («суета, тщеславие», – лат.). Чтобы слегка приподнять завесу таинственности над этой историей, стоит попытаться понять бурный политический мир, в котором жили художник и его заказчики. Гольбейн написал «Послов» в 1533-м. В том же году Генрих VIII рассорился с Папой Римским из-за отказа католической церкви предоставить ему развод с Екатериной Арагонской, не сумевшей родить наследника. Тогда король, желавший жениться на Анне Болейн, решился на беспрецедентный шаг – объявил о создании независимой от Рима Англиканской церкви, а себя утвердил ее главой. Именно Жану де Дентевилю и Жоржу де Сельву было поручено восстановить отношения между английским монархом и понтификом. Сложная дипломатическая миссия в итоге провалилась – возможно, поэтому основной посыл картины заключается в том, что ни материальные блага, ни власть, ни знания не могут предотвратить смерть. «Послы» – это не только портрет, но и натюрморт с множеством тщательно исполненных предметов. Часть полотна, долгое время пленяющая умы историков, представляет собой удивительную подборку передовых научных инструментов, математических трактатов и музыкальных партитур того времени. В этом разнообразии есть четкая логика и демонстрация религиозных, интеллектуальных и художественных интересов натурщиков. Объекты на верхней полке – астрономический глобус, солнечные часы, торкветум, квадрант – относятся к небесному царству. Земной шар, циркуль, компас, лютня, футляр с флейтами и открытая книга гимнов на нижней полке указывают на земные занятия. Стоящие мужчины обрамляют эту двухуровневую структуру, связывая обе сферы. Книга «Новая и достоверная инструкция по калькуляции для торговцев» Питера Апиана приоткрыта на странице, начинающейся со слова dividirt («давайте разделим») – четкая отсылка на религиозный раскол, раздирающий Европу. Другое буквальное указание на церковный конфликт – порванные струны лютни (общепринятый символ раздора). Рядом с ней лежит сборник религиозных гимнов, открытый на Veni Sancte Spiritus – молитве Святому Духу о консолидации церкви. Мечта о примирении, выраженная в этой маленькой детали, никогда не будет реализована. Дуальность работы проявляется и в противопоставлении двух фигур – Дентевиль, сжимающий кинжал, представлен как человек действия, а Сельв, положивший локоть на книгу, – как созерцатель. И на кинжале, и на книге значится возраст их обладателей – 29 и 25 лет соответственно. Несмотря на то, что эти мужчины кажутся молодыми и полными жизни, такие надписи подчеркивают их смертность – как и брошь с черепом на шляпе Дентевиля. На первый взгляд пышный портрет кажется пафосным прославлением достижений человека, но это до осознания зрителем размытого диагонального пятна, парящего чуть выше пола. Гольбейн преднамеренно написал анаморфный образ, который складывается в понятную картинку лишь при просмотре справа. Под этим углом четко виден человеческий череп – самое древнее напоминание о конечности жизни и преходящем характере человеческих ценностей. Аллегория нашего скорбного бытия. Таким образом, своей работой художник реализует образ двойного зрения — при «прямом» взгляде человека, погруженного в рутину бытовой жизни и не желающего иметь дело с трагической метафизикой земного бытия, череп (смерть) представляется иллюзорным пятном, на которое не стоит обращать внимания, — но при «особом» (подразумевается — правильном, глубоком) взгляде все меняется с точностью до наоборот — смерть превращается в единственную реальность, а привычная жизнь на глазах искажается, лишается значения, приобретая характер фантома, иллюзии. Зачем же Гольбейн «испортил» столь тщательно написанную картину этим не вписывающимся в общую стилистику предметом? Вариантов ответа несколько. Не исключено, что об этом его попросил заказчик, Дентевиль, девизом которого являлось латинское изречение Memento mori («помни о смерти»). С другой стороны, поместить череп мог предложить заказчику сам Гольбейн, что выглядит в высшей степени обоснованным, если полотно предполагалось разместить на лестничной клетке. В этом случае, всякий гость Дентевиля был обречен испытывать эффект анаморфозы на себе...