Кто сказал, что время лечит? Неправда это. Есть раны, которые не может исцелить никто – ни люди, ни лекарства, ни Время. От них продолжает болеть сердце, только боль чуть меняется – не острая уже, как в первые черные месяцы, а приглушенная, тупая, но такая же сильная. Кто сказал, что время лечит? Оно высветляет в памяти все самое хорошее, убирает плохое, но от этого еще горше, еще ярче тоска. И кажется уже, что тогда вся жизнь была радостью, а теперь – одна лишь чернота, и этот контраст ножом режет душу. Словно и не было трудностей, проблем, неприятностей, словно то, что ты потерял, когда-то было таким ярким, таким невероятно замечательным, что даже странно, как вообще такое чудо могло существовать на свете. Могло. А ты потерял. И эта потеря не заживет никогда. Кто сказал, что время лечит? Оно делает смутными, уже неразличимыми любимые черты, и вот уже не помнишь, как прежде, малейшую черточку, руки, голос… и страшно, страшно – вдруг забудешь совсем. Отчаянно стараешься удержать в памяти, твердишь себе – не смей забывать. И забываешь… Время, зачем ты так безжалостно? Эти раны никогда не заживают. К ним просто привыкаешь. Ваш Олег Рой

Когда другие не оправдывают наши ожидания, а возможности не идут навстречу желаниям, мы начинаем винить кого угодно в этой несправедливости, забывая, что сами строим свою жизнь, как дом. Сами украшаем ее или разоряем, возвышаем или не достраиваем… Потому не спешите негодовать и злиться, если другие люди вдруг ведут себя не так, как вам хочется, а исполнение планов откладывается. Это бывает. В конце концов, никто ведь не обязан оправдывать наших ожиданий а все, чем мы можем управлять - это наши собственные решения и действия. В общем, решайте проблемы по мере возникновения, старайтесь надеяться только на себя и продолжайте радоваться жизни и делать ее интереснее, красивее и приятнее! Ваш Олег Рой

Верьте. Всегда верьте в лучшее. Что бы ни происходило. Просто знайте, что хорошее обязательно будет. В самые тяжёлые времена судьба обязательно улыбнётся вам, и всё будет в порядке.❤ Ваш Олег Рой #рой_пожеланий

Если цепляться за старое и знакомое, то можно упустить свой шанс и не достигнуть ничего нового и по-настоящему прекрасного. Это относится абсолютно ко всему в нашей жизни. К отношениям и чувствам, которые уже «перегорели», которые не радуют нас, но мы держимся за них, ведь они кажутся нам знакомыми и привычными. Как можно отказаться от того, что так давно с нами, что мы и забыли, как жили без него? Пусть эта жизнь будет лучше, но нам уже сложно поверить. Это же касается работы, которая не радует нас, и за неё мало платят, и график неудобный, и ехать далеко, и ещё множество «и»... Но вроде уже больше десяти лет работаем на этом месте, как-то неловко уходить. Это касается дружбы, которая причиняет больше неудобств чем радости, а каждая встреча и поход в гости похожи на пытку. Но снова же: многие годы общаетесь, даром, что нет никаких общих тем для разговора. Но непривычно отказываться. И накапливается балласт вот таких вещей, которые бросить обидно лишь потому, что они словно бы срослись с нашей кожей. Но это необходимо, чтобы начать дышать полной грудью. Необходимо критически осмотреть себя и свою жизнь, решить, что в ней нужно, а что уже давно стоит оставить в прошлом, чтобы пойти в лучшее будущее. Ваш Олег Рой

Самое главное в воспитании – это любить ребенка и уважать его как личность. © Олег Рой "Дом без выхода"

Порой кажется – что бы ни делал, все равно ничего не получается. И когда неудачи идут раз за разом, потом опускаются руки. Кто-то борется до последнего, а кто-то перестает барахтаться… я все равно не могу ничего изменить, так зачем пытаться? Это - выученная беспомощность. Не болезнь – состояние. В нем человек не пытается изменить то, что его не устраивает, даже если есть такая возможность. Либо просто не видит этой возможности. Почему беспомощность – выученная? А просто к ней приводит предыдущий опыт, когда попытки терпели неудачу; детский или совсем недавний - неважно. Потом добавляются и мысли – о своей никчемности, неуспешности, о том, что все совсем плохо… далее по списку. Что же делать? Неужели совсем-совсем ничего невозможно изменить? В любой ситуации есть моменты, на которые мы влиять можем. Мелочи, крошечные действия, незначительные на первый взгляд. Мы можем встать утром и умыться – это в нашей власти. Можем купить хлеба в магазине. Можем сделать кусочек в рабочей задаче. И похвалить, обязательно похвалить себя за это! Смотреть не на тех, кто «успешен» - только на себя самого. Соцсети – зло в этом случае, потому что в них показывается красивая картинка. Сколько за каждым успехом стоит разочарований и срывов! никто их не покажет, ведь они портят Крутой Образ Себя. Есть только я – вчера, сегодня и завтра. И замечать эти победы. Стакан оптимиста полон хоть и наполовину, но полон ведь! Маленькие шажочки? Да, но они реальны. Ничего не значат? Неправда, очень важны. Дадут результат? Никто не знает точно. Но попробовать-то можно? В конце концов, как в том анекдоте про волка в зимнем лесу: «Не догоню, так хоть согреюсь!». Какой-то результат все равно будет - а он уже отличен от нуля. Ваш Олег Рой

Душевные раны болезненны, но они заживают, как и раны телесные. Оставляют человека мудрее и смелее, помогают лучше формулировать и понимать свои чувства. И, там, где раньше были лишь растоптанные осколки сердца, рано или поздно расцветает новая любовь.❤ Ваш Олег Рой #рой_пожеланий

Когда ты взрослый, то иногда ты ешь кашу по своему желанию. Некоторые очень сознательные люди едят кашу каждый божий день, может быть, они думают, что с каждой ложкой в них загружается бессмертие, не знаю. Но факт остается фактом – это ненавистное в детстве блюдо мы периодически едим по доброй воле. Кто-то варит экспресс-вариант в микроволновке, где через минуту все готово и нужно только добавить мед. Другие неспешно запекают хлопья сначала в духовке, потом приваривают в молоке на плите и снова ставят в духовку уже почти готовое блюдо, чтобы оно потомилось. Самые находчивые ходят в гости к маме, там тебе сварят кашу и даже будут настойчиво предлагать дать еще пару порций с собой. У тебя нет возраста, пока ты водишь ложкой в тарелке с овсянкой, согласны?? Ваш Олег Рой

...Просыпаясь в тот день, Наташа Добрынина и представить себе не могла, что сегодня вся её жизнь — пусть не счастливая, но привычная и устоявшаяся — коренным образом изменится. Причём далеко не в лучшую сторону. Поначалу серенькое сентябрьское утро не предвещало никаких новостей. В половине девятого Наташа вышла из спальни и, позавтракав домашним йогуртом с половинкой банана, энергично взялась за хозяйство. Ближе к вечеру из недельной деловой поездки должен был вернуться Алексей. И столько всего нужно было успеть! Заглянув в каждую из трех комнат своей просторной квартиры, Наташа задумалась, с чего начать, — с сортировки выглаженного белья или с полива цветов в лоджии? И то, и другое дело было не слишком обременительным — в самый раз для разгона домашнего «рабочего дня». Других у нее не было — вся ее жизнь была связана с домом. В свои пятьдесят четыре она выглядела от силы на сорок. Невысокого роста, стройная, большеглазая, с короткой стрижкой на темно-русых прямых волосах, Наташа относилась к той счастливой породе людей, чей возраст угадывается с трудом. Так было с молодости, когда ее, миниатюрную молодую женщину, порой принимали чуть ли не за ровесницу сначала старшеклассницы-дочери, а потом и младшего сына. Правда, теперь уже не перепутали бы — Ленка давно переросла маму на целую голову и, пойдя внешностью в отца, к тридцати четырем годам выглядела вполне на свой возраст. Чего не скажешь о Костике, младшем сыне. Лозунг Наташиного пионерского детства «Нам никогда не будет шестьдесят, а лишь четыре раза по пятнадцать!» к Костику подходил идеально, и в смысле личности, и в смысле внешности. Он был высоким, как и сестра, но каким-то рыхлым, нескладным. Даже нормальной растительностью на лице обзавестись не получилось — щетина росла хаотично, в основном, по линии челюсти с редкими заскоками на щеки и шею. Когда Костик был младше, страшно по этому поводу переживал, хоть и старался не особо показывать. А теперь… Что теперь? Теперь его заботило совершенно другое. Думая о детях, Наташа невольно улыбнулась и вновь заглянула в бывшие «детские». В комнате Костика ничто не напоминало, что тут еще несколько лет назад жил студент. Едва сын съехал от них, как Алексей затеял во всей квартире ремонт, слава Богу, хоть косметический. Тогда обновили обои, полы, частично сменили мебель. Это было пять лет назад, но до сих пор Наташа именно Костину комнату мысленно звала «детской», хотя Алексей упорно звал ее «гостевой». Как будто у них хоть раз останавливались гости с ночевкой! Приезжать было некому — близких родственников и друзей в других городах у Добрыниных не имелось, а просто знакомые, приезжая в город на Неве, конечно же, останавливались не у них, а в гостиницах. В Ленкиной комнате — она была чуть просторнее, с широким трехгранным эркером во всю стену — теперь была спальня Алексея. Сама Наташа обитала в общей супружеской спальне. Бывшей общей. Вздохнув, Наташа прошла в комнату мужа, открыла платяной шкаф и принялась осматривать содержимое. Алексей наверняка с дороги отправится в душ, а после обеда, может, и вздремнуть надумает. Он рассказывал, что поездка получилась нервной, едва не скандальной: во всяком случае, именно так он описывал ее в коротких отрывистых сообщениях, которыми муж и жена обменивались где-то раз в два дня. Даже с ночлегом не особенно повезло: из всех гостиниц Иркутска ему досталась именно та, где не нашлось ни единого номера с его любимым ортопедическим матрасом. Да и водились ли там вообще такие чудеса комфортного быта, к которым привык ее разборчивый муж? Вряд ли. Так что приедет усталый, измотанный. Хорошо, если не раздраженный, как часто бывало в последнее время. Алексей не имел привычки срывать накопившееся за рабочий день недовольство на жене, но Наташа все замечала: и хмурый, словно обращенный внутрь себя, взгляд темно-серых, чуть навыкате, глаз, прятавшихся под густыми бровями, и сжатый в прямую линию рот, и нервное постукивание пальцев по скатерти, когда муж сидел в любимом широком кресле напротив окна в просторной кухне-столовой и ждал, пока она накрывает на стол. Ничего тут не сделаешь: бизнес есть бизнес. Он никого не щадит и никому не дается легко. Даже тем, кому уже шестьдесят, и кто всю жизнь посвятил своему делу. На первых порах их бизнес без преувеличения можно было назвать семейным. Ещё в начале девяностых свёкор Наташи, Олег Викторович открыл свою фирму. Потом к делу подключился его сын и продолжил заниматься им после смерти отца. Компании меняли формы собственности, закрывались и тут же открывались снова, но область деятельности оставалась все той же — лаки и краски. Сначала Алексей торговал импортом, позже и сам занялся производством. Теперь он владел успешной фирмой с несколькими филиалами, и дел было невпроворот, только успевай поворачиваться. К сегодняшнему дню все надежды Алексея на преемственность поколений уже рухнули. Лена ещё в школе заявила, что бизнес — это не для неё, она исключительно творческая личность. А следом за сестрой отказался и Костя, несмотря на весьма прозрачные намеки и откровенные попытки давления в вопросе выбора будущей специальности. К разочарованию Алексея, после школы Костик собрался учиться на программиста, ни менеджмент, ни экономика производства, ни уж тем более химия лаков и красок не интересовали его совершенно. А вот разработка виртуальных вселенных, мир компьютерных игр и сетевых приложений — еще как. В старших классах Костик с головой погрузился в эту самую нереальную реальность и ни в какую не пожелал из нее выходить. После того, как сын поступил на факультет этой самой своей прикладной информатики, Алексей, подождав еще пару лет, не одумается ли тот вдруг, со вздохом принялся растить себе помощников из «подручных материалов». Благо, молодых менеджеров с амбициями и карьерными планами в его собственной фирме было хоть отбавляй. Рассеянно перебирая стопки безукоризненно выглаженного постельного белья, Наташа поменяла местами два лежащих не по цвету комплекта. Просто удивительно, как она такое проглядела? Непорядка в ее шкафах отродясь не водилось, — впрочем, как и на кухне, и в ванной, и во всем остальном доме, которым Наташа занималась всю свою взрослую замужнюю жизнь, ни капли этим не тяготясь. Наоборот, хозяйственные заботы были ей в радость. Да и почему бы не радоваться, когда стараешься для родных, любимых людей? И сейчас, пусть дети выросли и обзавелись собственным жильем, и Наташа жила только с мужем, это нисколько не повлияло на многолетнюю привычку быть хозяйкой идеального дома. А домом своим Наташа по праву гордилась. Просторную трехкомнатную квартиру, всеми окнами выходящую на один из притоков Невы, с высокими потолками, с огромной кухней-столовой и собственной кладовой, усилиями жильцов оборудованной в цокольном этаже, Наташе с Алексеем подарили родители мужа. Когда стало понятно, что дела у молодых идут к свадьбе, Олег Викторович купил им жилье в том же доме, где жила его собственная семья. Людмила Михайловна, будущая Наташина свекровь, была только рада такому соседству. К Наташе она относилась тепло и безоговорочно приняла ее, как родную. Радовалась и Наташа, всем сердцем — она тоже сразу полюбила родителей своего серьезного и немногословного избранника. Сама Наташа выросла в неполной семье, с одной только мамой. Отца не помнила: родители развелись вскоре после рождения дочери, и мама избегала всяческих разговоров о нём. Даже ни одной его фотографии в доме не сохранилось. В тот год, когда Наташа появилась на свет, Ирине исполнилось тридцать шесть. Это была тихая, ничем не примечательная, вечно усталая женщина со слабым, к тому же, здоровьем. Работала машинисткой в проектном институте, постоянно брала на дом халтуру, и ни на что другое, будь то домашние дела или общение с дочкой, у неё не оставалось ни сил, ни времени, ни желаний. Всё детство и юность Наташи прошли под стук пишущей машинки, начинавшийся с первым сигналом радиоточки на кухне и заканчивавшийся поздним вечером. Жили они тогда в коммуналке на улице Блохина, и соседям такие «концерты», конечно, не нравились. Чтобы хоть как-то снизить накал то и дело вспыхивающих страстей, из двух комнат, в которых они обитали, Наташина мама перебралась в дальнюю — ту, что примыкала к черному выходу и была почти вдвое больше совсем крошечной «детской». Зато стрекот «Эрики», купленной по случаю в комиссионке, оттуда был еле слышен. Какое-то время все было спокойно, но соседи на то и существуют, чтобы жизнь обитателей совместной «жилплощади» никому не казалась раем. Вскоре они принялись попрекать Наташину маму, что та засунула дочь чуть ли не в чулан с крошечным окном, смотрящим в стену дома напротив, а сама в это время «барствует» на шестнадцати квадратных метрах со своей подозрительной печатной машинкой. И хорошо бы еще разобраться, что она там печатает по ночам… Но тут за Наташину маму неожиданно вступился однорукий дядя Сережа — бывший фронтовик, обитавший в коммуналке напротив. Владелец громоздкого, неважно подогнанного протеза и точно такого же чуланчика, какой был у Наташи (квартира была зеркальной копией той, где она жила с мамой), он практически ежедневно наведывался к Коляну, закадычному корешу и соседу по этажу. Разложившись на кухне с неизменным джентльменским набором — плавленым сырком «Дружба», ржаным «пол-кирпичиком» и беленькой «четвертинкой» — глухой на левое ухо дядя Сережа после первого же стопаря начинал громогласно вещать, с задиристой строгостью поглядывая на шныряющих мимо жильцов: — И как ей, скажи на милость, ребёнка кормить? Ты, что ли, денег дашь? Или ты? А?! Не слышу без очков! Желающих связываться с контуженым ветераном обычно не находилось. Чинно допив свою «маленькую», мужчины расходились смотреть вечерние новости по телевизору, и трофейная немецкая «Эрика» продолжала бодро стучать, добывая пропитание тихой женщине с дочкой. Все это было очень, очень давно. Но, несмотря на чудесные перемены, случившиеся в Наташиной жизни в дальнейшем, не истерлось из памяти. И даже сейчас, много лет прожив в полном достатке, она нет-нет, да и вспоминала и колоритного дядю Сережу, и коммуналку на Блохина, и весь их с мамой серенький трудный быт. Наверное, Наташа именно потому и вкладывала сейчас столько сил в создание уюта нынешней квартиры, что в детстве была его абсолютно лишена. Какой уж тут уют — среди непонятно чьей обшарпанной мебели и старых тазов со сколами эмали, развешанных по стенам длинного полутемного коридора, ведущего в громадную общую кухню с тремя газовыми плитами напротив вечно замызганного окна… Правда, когда, наконец, подошла мамина очередь, и Ирина Витальевна получила отдельную квартиру в заокраинных новостройках, куда ходили только трамваи, комфорта в их жизни больше не стало. Уже окончательно повзрослев, Наташа поняла, что мама толком и не представляла, что это такое — налаженный быт и домашний уют. Да и для кого ей было стараться? Для дочки? Квартира у них появилась, когда Наташа заканчивала выпускной класс, и вся ее жизнь — подруги, секция настольного тенниса, занятия на подготовительных курсах — была связана с городским центром. Домой она приезжала только спать. Тогда для себя? Начинать вить гнездо, разменяв шестой десяток, казалось Ирине Витальевне нерациональным и глупым. К тому же, на дворе стояли такие времена, когда даже в Ленинграде товаров в магазинах становилось все меньше, а цены на них делались все выше. Покупка масляного радиатора самого убого вида (из плохо подогнанных окон их новостройки нещадно дуло три сезона из четырех) или элементарного кухонного светильника, который было бы неплохо повесить на стену возле обеденного стола, могла запросто превратиться в многодневный утомительный квест с отмечанием в списках, стоянием в очередях и молниеносным приобретением того, что не нравилось и совсем не подходило по цвету, но «ладно, зато работает». Неудивительно, что теперь Наташа любила свой собственный дом всем сердцем. Еще бы! Здесь все было устроено по ее вкусу. Ни дети, ни уж тем более муж, в ее представления об уютном налаженном быте предпочитали не вмешиваться. И она с удовольствием старалась для всех. И одновременно — за всех, потому что подобное невмешательство подчас оборачивалось необходимостью прилагать усилия в одиночку. Но Наташа на родных не сердилась и не обижалась. Ведь все они были ее семьей, самыми близкими людьми, а значит — нуждались в ее заботах... © Олег Рой "Вкус жизни" (отрывок из романа)

Встретился мне недавно перечень компетенций, которые работодатели хотели бы видеть у своих работников. На первом месте, к моему удивлению, не профессионализм и знания, а… гибкость и адаптивность. Умение видеть новое и открываться ему навстречу. Не удивительно, ведь мир вокруг так сильно и так быстро меняется в последние годы, что справиться с этой неопределенностью, успевать ориентироваться в потоке неизвестного – трудная задача. Как повысить гибкость психики и ума? Созерцание. Наблюдение за окружающим миром – занятие вроде бы простое, но по факту оказывается очень сложным. Нам, привыкшим к смартфонам, вечной занятости, телефонным звонкам и постоянной включенности в поток сложно замедлиться и снова, как в детстве, увидеть красоту в обыденном: капли росы на траве по утрам, иней на стекле, запах свежего хлеба, шум дождевых капель… Не анализируйте, не запоминайте, не делайте выводы – просто смотрите и слушайте. Долой автоматизм. Привычки не позволяют мозгу работать по-настоящему. Мы чистим зубы, а сами в это время обдумываем рабочие задачи, режем овощи на салат и не замечаем, что делаем. Попробуйте совершать привычные действия в другом порядке или другой рукой, возвращаться с работы новой дорогой, надевать ботинки в ином порядке и ставить тарелки в шкаф не так, как привыкли. Побольше нового. Читайте, общайтесь, развивайтесь. Никогда не увлекались живописью? Сходите на выставку современных художников. Не нравятся детективы? Прочитайте хотя бы один и найдите в нем что-то интересное. Слушайте музыку, которую раньше считали не стоящей внимания. Тренировка гибкости, при всей ее сложности, - очень захватывающий процесс. Не замыкайтесь в привычных рамках, ведь мир так велик и разнообразен! жизни не хватит, чтобы изучить его до конца. Нас ждет столько интересного – надо только захотеть. Ваш Олег Рой