Мераб Мамардашвили Что же нужно современному молодому человеку? — Я бы сказал так — может быть, несколько парадоксальным образом — молодость есть единственное время, когда мы можем взрослеть. Взрослеть — это значит принадлежать к веку и миру просвещения. Я напомню старое определение просвещения — это вовсе не сумма знаний, распространяемая в народе. Европейское понимание просвещения сводится к утверждению, что просвещение есть взрослое состояние человечества, способность человека обходиться без внешних авторитетов, мыслить своим умом и не нуждаться в помочах. Вся тяжесть просвещения, тяжесть взрослости падает на нашу молодежь. Потому что это единственное время, когда можно повзрослеть, когда есть еще энергия, молодая энергия на то, чтобы встать вертикально. Когда есть еще энергия на поиски того, что лежит только в конце пути.
Другие записи сообщества
Не спится мне. Зажечь свечу? Да только спичек нет. Весь мир молчит, и я молчу, Гляжу на лунный свет. И думаю: как много глаз В такой же тишине. В такой же тихий, ясный час Устремлено к луне. Как скучно ей, должно быть, плыть Над головой у нас, Чужие окна серебрить И видеть столько глаз. Сто лет вперед, сто лет назад, А в мире все одно — Собаки лают, да глядят Мечтатели в окно. Георгий Иванов
Все о чем душа просила, Что она любила тут… Время зимний день разбило На бессмыслицу минут, На бессмыслицу разлуки, На бессмыслицу «прости».…Но не могут эти руки От бессмертия спасти… Ирина Одоевцева
…Она вещи собрала, сказала тоненько: «А что ты Тоньку полюбил, так Бог с ней, с Тонькою! Тебя ж не Тонька завлекла губами мокрыми, А что у папы у её топтун под окнами. А что у папы у её холуи с секретаршами, А что у папы у её пайки цековские И по праздникам кино с Целиковскою! А что Тонька-то твоя сильно страшная — Ты не слушай меня, я вчерашняя! И с доскою будешь спать со стиральною За машину его персональную… Вот чего ты захотел, и знаешь сам, Знаешь сам, да стесняешься, Про любовь твердишь, про доверие, Про высокие про материи… А в глазах-то у тебя дача в Павшине, Холуи до топтуны с секретаршами, И как вы смотрите кино всей семейкою, И как счастье на губах — карамелькою!..» Я живу теперь в дому — чаша полная, Даже брюки у меня — и те на «молнии», А вино у нас в дому — как из кладезя, А сортир у нас в дому — восемь на десять… А папаша приезжает сам к полуночи, Топтуны да холуи тут все по струночке! Я папаше подношу двести граммчиков, Сообщаю анекдот про абрамчиков! А как спать ложусь в кровать с дурой с Тонькою, Вспоминаю той, другой, голос тоненький. Ух, характер у нее — прямо бешеный, Я звоню ей, а она трубку вешает… Отвези ж ты меня, шеф, в Останкино, В Останкино, где «Титан» кино, Там работает она билетершею, На дверях стоит вся замерзшая. Вся замерзшая, вся продрогшая, Но любовь свою превозмогшая! Вся иззябшая, вся простывшая, Но не предавшая и не простившая! Александр Галич
Россия — старое кино. О чем ни вспомнишь, все равно на заднем плане ветераны сидят, играют в домино. Когда я выпью и умру — сирень качнется на ветру, и навсегда исчезнет мальчик бегущий в шортах по двору. А седобровый ветеран засунет сладости в карман: куда — подумает — девался? А я ушел на первый план. Борис Рыжий
Быть одиноким не к лицу любви, преданиям и вере, а как же быть, когда к венцу метут нас царские метели?! Я босиком пришел терпеть людских грехов людские гвозди, а как же быть, когда тебе Любви обглоданные кости бросают так из-за стола, как будто ты не мира этого, а незнакомец, что с утра попутал двор с попутным ветром. Но тушат свет и тянут спать, и в ледяные лбы целуют, и я могу не ревновать, не ревновать тебя, земную. А на столе свеча горит, горит душа моя, не тает, и Ангел с Богом говорит, и Бог над Ангелом рыдает!.. Леонид Губанов
Если в прошлое, лучше трамваем со звоночком, поддатым соседом, грязным школьником, тётей с приветом, чтоб листва тополиная следом. Через пять или шесть остановок въедем в восьмидесятые годы: слева — фабрики, справа — заводы, не тушуйся, закуривай, что ты. Что ты мямлишь скептически, типа это всё из набоковской прозы, — он барчук, мы с тобою отбросы, улыбнись, на лице твоём слёзы. Это наша с тобой остановка: там — плакаты, а там — транспаранты, небо синее, красные банты, чьи-то похороны, музыканты. Подыграй на зубах этим дядям и отчаль под красивые звуки, куртка кожаная, руки в брюки, да по улочке вечной разлуки. Да по улице вечной печали в дом родимый, сливаясь с закатом, одиночеством, сном, листопадом, возвращайся убитым солдатом. Борис Рыжий 2000 г.
Если кто-нибудь страдает, Если кто-нибудь жесток, Если в полдень увядает Зноем сгубленный цветок, — В сердце болью отзовется Их погибель и позор, И страданием зажжется Опечаленный мой взор: Потому что нет иного Бытия, как только я; Радость счастья голубого И печаль томленья злого, Всё, во всем душа моя. Федор Сологуб 1896 г.
Кто такие святые? Это те, кто сумел достичь предела человеческих возможностей. Но определить, каковы эти возможности, невозможно. Мне кажется, дело здесь скорее связано с энергией любви. Причастность к этой энергии выражается в обретении некоего равновесия в хаосе бытия. Святой не упорядочивает хаос; будь он в состоянии это сделать, мир бы уже давно изменился. Не думаю, что святому под силу упорядочить этот хаос даже для себя, потому что в самом утверждении о том, что человек способен навести порядок в мире, звучит воинствующее невежество. Скорее, святой способен обрести некий баланс в хаосе, который и составляет его неземное блаженство. ___ “Прекрасные неудачники”, Леонард Коэн
Ничего не прошу, Я прошу только ясности, Я хотел бы без фальши Прожить свой оставшийся срок, Я весьма сомневаюсь В своей абсолютной прекрасности, Но, какой бы я ни был, Я так же, как ты одинок. Мы бываем с тобой И чужими, и искренне близкими Может маятник этот И есть средь людей маята, И высокие мысли Бродят рядышком с самыми низкими, И за проблеском чувства - Привычка, тоска, суета. Может это и так, только все-таки, Как ни убийственны Эти смены сомнений и веры, А правда проста - Без тебя не нужны Ни победы, ни слава, ни истины, Без тебя даже самая полная чашка пуста. Без улыбки твоей Я теряю к себе уважение, Свет мой - свет твоих глаз, Радость в милом до боли лице. Остальное, поверь, Это суетной жизни движение, Это было и будет И в самом начале и в самом конце. Может, это всё факт Одного моего самомнения, Может быть, я, как многие, Просто набитый дурак, Я люблю тебя очень И плыву среди моря сомнения, И не верь, что бывало Иль нынче бывает не так. Ролан Быков
Вот приходит замысел рисунка. Поединок сердца и рассудка. Иногда рассудок побеждает: он довольно трезво рассуждает, здравые высказывает мысли — ну, и побеждает в этом смысле… Сердце бьется, сердце не сдается, ибо сердце сердцем остается. Пусть оно почаще побеждает! Это как-то больше убеждает. Юрий Левитанский 1984 г.