В жизни должна быть любовь — одна великая любовь за всю жизнь, это оправдывает беспричинные приступы отчаяния, которым мы подвержены. "Записки абсурдиста", Альбер Камю

Просто Стивен Кинг

Тот, кто приходит из моря, болен. Он с трудом выносит взгляд людей. Ведь для него все они кажутся пьяными и одурманенными снотворными зельями. Они хотят придти к тебе на помощь, а что до принятия помощи, ты скорее захочешь обманным путем пробраться в их компанию, притворившись тем, кто никогда не видел хаос, и лишь говорит о нем. Но для того, кто видел хаос, укрытия больше нет, ведь он знает, что основы шатаются и знает, что означает эта качка. Он видел порядок и беспорядок бесконечного, он знает беззаконные законы. Он знает море и не может забыть его. Однажды увидев хаос, взгляни на свое лицо: ты видел больше, чем смерть и могилу, ты видел дальше, и лицо твое несет печать того, кто видел хаос и был человеком. Многие проходят, но они не видят хаос; но хаос их видит, пристально смотрит и налагает на них свои особенности. И они навеки отмечены. Зови такого безумцем, ибо он и есть безумец; он стал волной и потерял все человеческое, свое постоянство. ___ "Красная Книга", К. Г. Юнг

«Когда остановились, чтобы разжечь костер и пообедать, появились двое бродяг-шотландцев, воровавших яблоки в соседнем саду; долго с нами разговаривали. Разговоры вертелись вокруг секса — в гнусном тоне. Бродяги отвратительны, когда говорят на эти темы: нищета лишает их женщин, и сознание их отравлено непристойностью. Просто похотливые люди еще выносимы, но похоть, не находящая разрешения, чудовищно портит людей». Уборка хмеля. Дневник. 29 августа 1931 года Джордж Оруэлл

Я родился — нескладным и длинным — в одну из душных ночей. Грибные июньские ливни звенели, как связки ключей. Приоткрыли огромный мир они, зайчиками прошлись по стене… «Ребенок удивительно смирный…» — врач сказал обо мне. …А соседка достала карты, и они сообщили, что буду я ни слишком богатым, но очень спокойным зато. Не пойду ни в какие бури, неудачи смогу обойти и что дальних дорог не будет на моем пути. Что судьбою, мне богом данной (на ладони вся жизнь моя!), познакомлюсь с бубновой дамой, такой же смирной, как я… Было дождливо и рано. Жить сто лет кукушка звала. Но глупые карты врали! А за ними соседка врала! Наврала она про дорогу, наврала она про покой… Карты врали!.. И слава богу, слава людям, что я не такой! Что по жилам бунтует сила, недовольство собой храня! Слава жизни! Большое спасибо ей за то, что мяла меня! Наделила мечтой богатой, опалила ветром сквозным, не поверила бабьим картам, а поверила ливням грибным! Роберт Рождественский 1960 г.

Я уже давно ничего не читаю. Я перечитываю и всё Пушкина, Пушкина, Пушкина. Мне даже приснилось, что он входит и говорит: «Как ты мне, старая дура, надоела!» Фаина Раневская

Райнер Мария Рильке Как только я найду средь тысяч это сердце, опутанное нитями живыми, ощупаю ладонями своими мое повсюду бьющееся сердце, я, вынув из груди, его отдам дождю в его лепечущие струи, что все текут сквозь день и, день минуя, вовнутрь себя, навстречу вечерам, навстречу мгле в ту тишину ночную, что так ясна и милостлива к нам. Я погружаю сердце в эту тишь и в ветер. Я держу его. Но вдруг не хватит сил и выпущу из рук. Тогда возьмешь ли Ты его? Взрастишь? Возьми. О, только подбери и кинь куда-нибудь, хотя б на эти скалы, то, что в Твоих ладонях побывало, везде отыщет новое начало и пустит корешки в щелях твердынь окаменелых. А если и не пустит, не найдет сил молодых в себе, - пускай среди высот затихнет, чтоб принять их цвет и вид, под грудою своих осколков скроет себя. И так, обросшее горою, с ней бури всех времен перестоит. А хочешь, брось его на дно морей, в тот долгий мрак, под сомкнутые створы огромных раковин. Кто знает, может, из его раструбов и щелей проглянет зверь невиданный, который опутает Тебя со всех сторон лучами, чтоб втянуть в свой сон? ...Дай только быть хоть где-то сердцу. Не оставь его без места в Твоем Пространстве, там, где так пустынно и сонму звезд. Смотри: оно срывается в глубины. Я не прошу, чтоб днями и ночами его держал Ты, как сердца зверей. О, если б только миг побыть в руке Твоей! Ты можешь обронить средь голых пустырей сердца своих святых. Они взрастают сами, выращивая плод в земле бесплодной сей.

У любви свои законы, У любви своя природа, И особые каноны, И особая погода! У любви свои обличья, И особые приметы, У любви свои приличья, И свои на все ответы. И своя лесная чаща, И своя на днище гуща, Свой особый зной палящий, Свой особый холод злющий. У любви свои наряды, У любви свои награды, И свои пути-дороги, И свои на небе боги, У любви свои причуды, У любви свои пороки, У любви свои иуды, У любви свои пророки. У любви нет только края, Нет преград и слова «надо». Может ад казаться раем, Может рай казаться адом. Станет трус нежданно смелым, Голой правдой ложь сплошная, Может черное стать белым, И несчастьем блажь смешная. У любви есть смерть без смерти, У любви на все есть силы, Но тебя утащат черти, Если ты меня забыла. Ролан Быков

Спасибо, жизнь, за то, что вновь приходит день, Что зреет хлеб, и что взрослеют дети. Спасибо, жизнь, тебе за всех родных людей, Живущих на таком огромном свете. Спасибо, жизнь, за то, что этот щедрый век Звучал во мне то щедростью, то болью За ширь твоих дорог, в которых человек, Все испытав, становится собою. За то, что ты река без берегов, За каждую весну твою и зиму, За всех друзей и даже за врагов — Спасибо, жизнь. За все тебе спасибо! За слезы и за счастье наяву, За то, что ты жалеть меня не стала, За каждый миг, в котором я живу, Но не за тот, в котором перестану. Спасибо, жизнь, что я перед тобой в долгу, За прошлую и завтрашнюю силу. За все, что я еще успею и смогу, Спасибо, жизнь, воистину спасибо. Роберт Рождественский

О вкусах не спорят, есть тысяча мнений — Я этот закон на себе испытал. Ведь даже Эйнштейн — физический гений — Весьма относительно всё понимал. Оделся по моде, как требует век, — Вы скажете сами: "Да это же просто другой человек!.." А я — тот же самый. Вот уж действительно: Всё относительно. Всё-всё! Набедренный пояс из шкуры пантеры. О да! Неприлично! Согласен! Ей-ей! Но так одевались все до нашей эры, А до нашей эры им было видней. Оделся по моде, как в каменный век, — Вы скажете сами: "Да это же просто другой человек!" А я — тот же самый. Вот уж действительно: Всё относительно. Всё-всё! Оденусь — как рыцарь я после турнира: Знакомые вряд ли узнают меня; И крикну, как Ричард, я (в драме Шекспира): "Коня мне! Полцарства даю за коня!" Но вот усмехнётся и скажет сквозь смех Ценитель упрямый: "Да это же просто другой человек!" А я — тот же самый. Вот уж действительно: Всё относительно. Всё-всё! Вот трость, канотье — я из нэпа. Похоже? Не надо оваций — к чему лишний шум? Ах, в этом костюме узнали? Ну что же — Тогда я одену последний костюм. Долой канотье, вместо тросточки — стек. И шепчутся дамы: "Да это же просто другой человек!" А я — тот же самый. Вот уж действительно: Всё относительно. Всё-всё! Будьте же бдительны — Всё относительно! Всё-всё! Всё! Владимир Высоцкий, 1966