Я строю мысленно мосты, Их измерения просты, Я строю их из пустоты, Чтобы идти туда, где Ты. Мостами землю перекрыв, Я так Тебя и не нашёл, Открыл глаза, а там… обрыв, Мой путь закончен, я – пришёл. Валентин Гафт
Другие записи сообщества
— Все, что ты сейчас запомнишь, останется с тобой навсегда. Хорошенько об этом подумай. — Но что-то иногда забывается? — Да, ты забудешь то, что хочешь помнить, и будешь помнить то, что хотел бы забыть. ___ "Дорога", Кормак Маккарти
Ты спрашивала шепотом: "А что потом? А что потом?" Постель была расстелена, и ты была растеряна... Но вот идешь по городу, несешь красиво голову, надменность рыжей челочки, и каблучки-иголочки. В твоих глазах - насмешливость, и в них приказ - не смешивать тебя с той самой, бывшею, любимой и любившею. Но это - дело зряшное. Ты для меня - вчерашняя, с беспомощно забывшейся той челочкою сбившейся. И как себя поставишь ты, и как считать заставишь ты, что там другая женщина со мной лежала шепчуще и спрашивала шепотом: "А что потом? А что потом?" ___ Евгений Евтушенко
<…> человек может смириться с мыслью о собственной смерти, но не с отсутствием тех, кого любит… ___ "Дети свободы", Марк Леви
Джек Лондон - Анне Странски (Оакланд, 3 апреля 1901) Дорогая Анна: Я говорил, что всех людей можно разделить на виды? Если говорил, то позволь уточнить – не всех. Ты ускользаешь, я не могу отнести тебя ни к какому виду, я не могу раскусить тебя. Я могу похвастаться, что из 10 человек я могу предсказать поведение девяти. Судя по словам и поступкам, я могу угадать сердечный ритм девяти человек из десяти. Но десятый для меня загадка, я в отчаянии, поскольку это выше меня. Ты и есть этот десятый. Бывало ли такое, чтобы две молчаливые души, такие непохожие, так подошли друг другу? Конечно, мы часто чувствуем одинаково, но даже когда мы ощущаем что-то по-разному, мы все таки понимаем друг друга, хоть у нас нет общего языка. Нам не нужны слова, произнесенные вслух. Мы для этого слишком непонятны и загадочны. Должно быть Господь смеется, видя наше безмолвное действо. Единственный проблеск здравого смысла во всем этом – это то, что мы оба обладаем бешенным темпераментом, достаточно огромным, что нас можно было понять. Правда, мы часто понимаем друг друга, но неуловимыми проблесками, смутными ощущениями, как будто призраки, пока мы сомневаемся, преследуют нас своим восприятием правды. И все же я не смею поверить в то, что ты и есть тот десятый человек, поведение которого я не могу предсказать. Меня трудно понять сейчас? Я не знаю, наверное, это так. Я не могу найти общий язык. Огромный темперамент – вот то, что позволяет нам быть вместе. На секунду в наших сердцах вспыхнула сама вечность и нас притянуло к друг другу, несмотря на то, что мы такие разные. Я улыбаюсь, когда ты проникаешься восторгом? Эта улыбка, которую можно простить – нет, это завистливая улыбка. 25 лет я прожил в подавленном состоянии. Я научился не восхищаться. Это такой урок, который невозможно забыть. Я начинаю забывать, но этого мало. В лучшем случае, я надеюсь, что до того как я умру, я забуду все, или почти все. Я уже могу радоваться, я учусь этому понемножку, я радуюсь мелочам, но я не могу радоваться тому, что во мне, моим самым сокровенным мыслям, я не могу, не могу. Я выражаюсь неясно? Ты слышишь мой голос? Боюсь нет. На свете есть много лицемерных позеров. Я самый успешный из них. Джек.
«Иметь веру» в другого человека — это значит быть уверенным в надежности и неизменности его фундаментных установок, самой сути его личности, его любви. Под этим я имею в виду не то, что человек не может менять своих мнений, а то, что его основные мотивации остаются одними и теми же; например, что его уважение к жизни и человеческому достоинству составляет часть его самого и не может измениться. ___ "Искусство любить", Эрих Фромм
МАЛЮТКА-ЖИЗНЬ Я жизнь люблю и умереть боюсь. Взглянули бы, как я под током бьюсь И гнусь, как язь в руках у рыболова, Когда я перевоплощаюсь в слово. Но я не рыба и не рыболов. И я из обитателей углов, Похожий на Раскольникова с виду. Как скрипку, я держу свою обиду. Терзай меня - не изменюсь в лице. Жизнь хороша, особенно в конце, Хоть под дождем и без гроша в кармане, Хоть в Судный день - с иголкою в гортани. А! этот сон! Малютка жизнь, дыши, Возьми мои последние гроши, Не отпускай меня вниз головою В пространство мировое, шаровое! ____ Арсений Тарковский Москва, "Современник" 1983.
Я не приду на площадь эту ветреную, Не расцелую память эту медленную Солеными губами штукаря. Грядет зима за горками угольными Посверкивая дырками игольными Раскачивать ночные якоря. Вы плачете, а плакать бы не стоило, Времен теченье все бы успокоило И пряжу б распустило с уголка Неверных петель спутанными скосами. Расшаркавшись чугунными колесами, Локомотив отчалит в облака. Пойдем, дружище, боль свою вчерашнюю Небесною попотчуем черешнею, А косточки повыплюнем в окно, Чтоб горожане сей курьез разгадывали: Такое к мору, к наводненью, к гладу ли — Ах, догадаться, право, мудрено. ___ Олег Юрьев 1978
#КИМЖ_читает_автор #КИМЖ_music_time «Алиса в Стране́ чудес» — музыкальная сказка (дискоспектакль) на стихи Владимира Высоцкого по мотивам одноимённой сказки Льюиса Кэрролла, выпущенная студией «Мелодия» на двух грампластинках-гигантах в 1976 году.
Все, что должно случиться, будет таким же иллюзорным, и освобождение судеб от оков завершится пышным расцветом благоприятных или противоборствующих чувств и одинаково сомнительных поражений и побед. Бездонная двусмысленность, неизлечимая нерешительность в самом центре решений: в некоем маленьком мирке, подобном другим мирам, другим поездам, другим гитаристам, другим носам и кормам кораблей, – в маленьком мирке, лишенном богов и людей, на рассвете танцуют марионетки. Почему ты плачешь, Персио, почему плачешь? Ведь из такого материала порой зажигается огонь, из такой нищеты рождается песня и, когда марионетки съедят последнюю щепотку своего пепла, возможно, родится человек. Возможно, он уже родился, но ты его не видишь. ___ «Выигрыши», Хулио Кортасар
Вы вспомните только, какой ерунде нас учили… Подумайте, миллионы ненужных книг скопились в библиотеках. И что за книги они печатали! Вы знаете, — вы не поверите, но мне рассказывал надежный человек, он в одной книжной лавке своими глазами видел книгу страниц эдак на сто, не меньше, и вся она — про анатомию клопов. А все эти штучки на иностранных языках, которых все равно никто не читает. А сколько ухлопали денег на глупости. Все эти их огромные музеи — одно сплошное надувательство. Хотят, чтобы ты глазел, разинув рот, на камень, который кто-то выкопал у себя в огороде. Поменьше книг — побольше здравого смысла, вот как я говорю. ___ «Под знаком незаконнорожденных», Владимир Набоков