Кровные узы  У моей близкой подруги Оксаны есть младшая сестра Марина, о ней и пойдёт речь. Родилась и выросла Марина в городе, но несколько лет назад вышла замуж за деревенского парня Сашу, который и увёз молодую жену в эту самую деревню в дом своей матери на ПМЖ. Практически сразу семейная жизнь не заладилась : Саша выпивал, при этом частенько поколачивал жену, случалось что и посреди улицы, случалось что и ногами . Терпения Марины хватило на несколько лет, но в один прекрасный день она, прихватив сына Даньку, вернулась в город к своим родителям и довольно быстро наладила свою жизнь : нашла работу, сына определила в детский сад, а вскоре познакомилась с другим Сашей, с которым живёт и сейчас.  После отъезда Марины муж практически сразу отправился следом за ней в город в надежде вернуть её обратно в деревню. Но так как родители жены по понятным причинам принимать «дорогого» зятя в своём доме не хотели, а других родственников или даже знакомых в городе у Саши не было, то он, не долго думая, стал просто напросто бомжевать. Так прошло несколько месяцев, в течение которых Саша время от времени наведывался в квартиру тестей, иногда даже с какой -нибудь игрушкой для сына. Правда дальше порога его не пускали, так как зять уже успел превратиться в натурального вонючего, опустившегося бомжа без каких либо целей и стремлений в жизни. Если во время его визитов Марина оказывалась дома, то, жалея мужа и не обращая внимания на возмущение сестры и родителей, подкармливала его, отдавая лучшие куски.  Наступила зима. В один из дней на кануне Нового года Марина задумалась над долгим отсутствием Саши и начала беспокоиться. С каждым днём тревога нарастала, связаться с ним не было никакой возможности, ни его родители, ни тем более Марина не представляли в какой подворотне его искать.  В один из тех дней мне позвонила моя подруга Оксана, которая уже успела заразиться беспокойством своей сестры по поводу долгого отсутствия Саши, и рассказала мне следующее : Марине приснился сон, в котором она увидела голого мёртвого мужа лежащим на снегу возле какой-то теплотрассы, рядом с ним валялся топор. Чтобы развеять все сомнения я ей посоветовала позвонить в «Бюро регистрации несчастных случаев». В тот же вечер подруга перезвонила мне с известием о том, что Саши действительно уже несколько недель нет в живых, что его уже собирались хоронить как невостребованный труп в общей могиле, и что она, Оксана, только что была на опознании его тела, так как Марина не нашла в себе достаточно душевных сил, чтобы пройти через эту процедуру. Самое удивительное то, что обстоятельства и место смерти Саши полностью совпадали с увиденным Мариной во сне.  Выходит что более близкого, не равнодушного к его судьбе человека, чем много раз битая и унижаемая им жена, у Саши не нашлось. Вот так.

Стук в дверь? Не спешите ее открывать! Эту историю моя мама рассказывает мне с детства,особенно когда время приближается к святкам. И до сих пор она покрывается мурашками, когда начинает вспоминать, что было в один из таких вечеров… Итак, вообщем сама история: В то время моя мама была еще студенткой, училась далеко от дома, жила в общаге. И поскольку наступили зимние каникулы она поехала домой в родную деревню. Приближалась ночь перед рождеством и одна из подруг предложила вызвать духа. Остальные ее в этом поддержали и быстренько подготовили всё, что нужно, зажгли свечи. Сидят вызывают, все серьезные, сосредоточенные.И ничего, тишина. Снова повторили и опять тишина. Думают ладно, попробуем пиковую даму вызвать!! Снова повторили ритуал и снова ничего, только за окном что-то тихонько скрипнуло. В разочарованных чувствах они решили вызвать черта(а вдруг хотя бы с ним прокатит). Вызывают, вызывают…И тут понеслось. Сначала они услышали, что под окнами хрустит снег, будто кто-то ходит, затем входную дверь со стороны улицы кто-то царапает и пытается открыть. Далее раздался стук в окно, мама с подругами оглянулись и обнаружили, что там за окном стоит какой-то черный силуэт, совсем не человеческий. Все тут же с криками и визгами соскочили с места, повключали везде свет, начали читать молитвы, кто какие знает. Стук в дверь, хруст под окнами, какой-то непонятный вой- всё это прекратилось спустя минуты три и больше не повторялось. Но посмотреть в окно или открыть дверь никто не решился. Так и остались все тут ночевать. На утро, выходя из дома, мама с подругами обнаружили О УЖАС- у двери и на снегу под окнами были следы копыт. Тут же вернулась мамина бабушка, которая на ночь уезжала к подруге. Девчонки ей все рассказали, они не понимали почему это что-то не смогло проникнуть в дом. Бабушка им рассказала, что недавно приглашала батюшку осветить дом и плюс ко всему показала начерченный мелом крест над дверью, видимо из-за него нечисть не вошла в дом. с тех пор никто из той компании ни разу не гадал!

Суккубы Суккубы (суккубус, суккуба) - демонические совратительницы из средневековых легенд и преданий. Мифологический суккуб посещал ночью молодых мужчин и вызывал у них сладострастные сны. Внешне суккубов изображают как чрезвычайно привлекательных (красивых) женщин, нередко с особенностями, подчёркивающими их демоническую природу: рожками, когтями на ногах или копытами, крыльями, чешуёй, странным строением глаз (вертикальный зрачок) и так далее. В некоторых историях суккуб рисуется как безобразная ведьма или демоница, медленно или же быстро (в зависимости от степени голода) выпивающая жизненные силы (а иногда и кровь) своих любовников - жертв, что приближает суккубов к вампирам. Существует и мужской вариант суккуба - инкуб.  Станислав спал на своей кровати. Кожа его становилась все бледней и бледней, но он не просыпался: Морфей (бог сновидений, сна) сморил юношу так, что он не мог проснуться! Проснутся юноша не мог и когда ему стали сниться страшные да ужасные сны...  Стасу снилось, будто бы он оказался в мрачном, промозглом помещение с высоким и грязном потолком. В этой помещение веяло сыростью, холодом. В комнатке этой была еще и большая, восточная роскошная палатка-кровать с балдахином из тюля и подушками шелковыми, как в настоящем гареме! На этой самой кровати и лежал наш герой. Эта самая палатка-кровать была единственным предметом и роскошью в этом помещение. Еще имела комната одно единственное окно с решетками, через, которые проникал лунный свет. Окно было единственным источником света в помещение.  И тут в лунном свете появились очертания нечетких фигур. Вскоре, юноша, облокотившись на подушки палатки, увидел в лунном свете трех красивых женщин. Одеты они (женщины) в полупрозрачные одежды, расшитые золотом, серебром и жемчугом (Стас сразу понял, что молодые женщины богатого происхождения) У каждой на руках были браслеты да кольца. И у всех девушек были белоснежно-белые зубы и сладострастные, чувственные губы красные, как кровь.  Первая женщина была вероятнее, старше остальных двух. Она имела бледный, белый цвет кожи, проницательные темно-карие глаза, кудрявые темные волосы. Вторая была рыженькая женщина с карими глазами и пухлыми губами. Голову красавицы - раскрасавицы венчал восточный головной убор (юноше показалось, что убор головной похож на плюмаж), расшитый золотом. Третья же женщина (хотя нет, девушка) была моложе и прекраснее остальных. Она была черноволосой - самой, что ни наесть брюнеткой с вьющимися, пышными смоляными волосами и глазами цвета карего. Ее голову венчал восточный головной убор, расшитый серебром.  Женщины окружили кровать, на которой лежал Станислав.  Юноша был ошеломлен появлением этих роковых красоток. Он спросил у них:  - Кто вы, о прекрасные незнакомки?  На что получил ответ:  - Мы - суккубы, красавчик!  Сказал сие слова, сели на кровать и засмеялись бесчувственным, бесчеловечным смехом (хотя ничего смешного не было). Юноша подумал: "Этот сон (а он осознавал что одно из его сновидений) очень реалистичный!".  А между тем, третья красавица подползла к князю и чиркнула его когтем (не ногтем, а именно когтем!) по ладони. Чертовка с наслаждением слизала с нее алую кровь. Стас ужаснулся ее поступку, кровь застыла в его жилах: что она собирается делать? Он закричал:  - Что вы делаете, отстаньте от меня! Да и вообще, мы же в двадцать первом веке, а кровь живых людей пить нельзя!  Красотка ответила ему:  - Потерпи, Стасик, тебе понравится!  Станислав не успел удивиться, тому, откуда дьяволица знает его имя, как две остальных последовали примеру третьей девушки и мерзкие чудовища по очереди стали пить кровь из ладони молодого мужчины! А он ничего не мог поделать: собственное тело его уже не слушалось!  Стас замерзал из-за могильного, сверхъестественного холода (и это несмотря на то, что в во всех комнатах квартиры его, окна и балкон были закрыты). Именно из-за этого холода ему снились жуткие сны. Именно из-за холода он уснул и уже не мог проснуться: силы покидали его...  По оперативным следственным данным в городе Москве было найдено тело молодого человека, убитого в собственной квартире. По проверки телесных экспертиз Станислав Перепелов, тоненький и пустой, как воздушный шарик, из которого выпустили весь воздух, умер от потери крови. Потеря крови возникла из-за рваной ране на ладони убитого. Как говорят судмедэксперты, этот случай потери крови из-за раны на ладони, не единичный: недавно было найдено еще два мужских трупа с подобными "симптомами".

Могила девушки Зои Хочу поделиться с вами не мистической, но, возможно, чем-то необычной историей. Как нередко бывает у подростков, в определенном возрасте я любил часто бывать на кладбище, в том числе и ночью. Но история эта не про ночь. Однажды днем, со своим самым близким другом, пошли мы на кладбище погулять (атмосфера эта снимает напряжение). Мы ходили и рассматривали надгробки, лица людей. И нашли мы там могилу одной девушки, что умерла около 30 лет назад. Она умерла молодой, в 31 год, ее звали Зоя. Красота и тепло ее внешности на столько околдовали нас, что мы не могли от нее оторваться. Но это все же получилось. С того дня мы с другом вместе и по отдельности начали регулярно посещать ее могилу. Иногда нам даже казалось, что ее портрет время от времени меняет выражение эмоций на лице, но это уже наше воображение. Так мы посещали ее какое-то время. И вот, однажды, во время очередного посещения, стоя по обе стороны от могилы Зои, мы начали разговор, в процессе которого стало ясно, что у каждого из нас к Зое начали появляться… любовные чувства. Влюбленность. Самая настоящая. И как только мы в этом признались друг другу, тут же появилась и ревность. Время от времени я поглядывал на портрет и мне казалось, что изображение на нем стало суровее, будто Зоя сердилась. Это заметил и друг. Прямо на этом месте между нами начался спор, мы начали самым явным образом «делить» девушку. Спорили даже о том, кто ее первый увидел и кто чаще приходил. Дошло до легких угроз (все это прямо там, над могилой). И, как говорится, что еще может поругать двух друзей-мужчин, как не любовь к одной женщине? И все совсем забыли, что она умерла-то 30 лет назад, еще до нашего рождения. На этом моменте кто-то из нас опять посмотрел на Зою и воскликнул: «Смотри! Она будто плачет!..». Надо сказать, в тот день было сухо. А на надгробном портрете, прямо из уголка глаза, медленно стекала капля… Она текла так ровно, так физиологично, будто знает все контуры лица покойной. А сухая серая плита под этой каплей мокрела и становилась черной. Мы начали оглядываться вверх и по сторонам, откуда могла взяться эта капля. И не нашли такого места. Оставалось лишь одно, чтобы убедиться.. Я протянул руку и аккуратно взял эту каплю на палец, поднес ее ко рту и кончиком языка испробовал.. На вкус — слеза, самая настоящая. Аж холод по спине пошел. После этого мы прекратили ссориться, тихонько извинились перед Зоей и ушли. С того времени все как-то утихло и мы перестали к ней ходить. Лишь иногда, когда бываю на том кладбище, на минутку подхожу ближе — поздороваться и в очередной раз извиниться..

Мифы Чернобыля 1. Необитаемость.  Чернобыль, находящийся между 30- и 10-километровыми периметрами вокруг АЭС, вполне себе обитаемый. В нём живёт обслуживающий персонал станции и окружностей, МЧС и те, кто вернулись на свои прежние места. В городе есть магазины, бары, и ещё кое-какие блага цивилизации, но нет детей.  2. Закрытость.  Я был уверен, что все подъезды к АЭС тщательно охраняются, и никого, кроме обслуживающего персонала, туда не пускают, а проехать внутрь зоны можно, только дав на лапу охранникам. Ни фига подобного.  Через КПП, конечно, просто так не проедешь, но менты лишь выписывают на каждую машину пропуск, с указанием кол-ва пассажиров, и езжай себе, облучайся.  Говорят, что раньше ещё и паспорта спрашивали. Кстати, детей до 18 лет в зону не пускают.  Дорога к Чернобылю окружена с двух сторон стеной деревьев, но ели приглядеться, то среди бурной растительности проглядывают заброшенные полуразвалины частных домов. В них уже никто не вернётся.  3. Непосещаемость.  Из рассказов блоггеров у меня была уверенность в том, что в зону аварии ездят разве что чекнутые искатели радиации на свою пятую точку (вроде меня), а нормальные люди ближе, чем на 30 км., к этой зоне не подойдут. Ещё как подойдут!  Первый контрольный пункт на дороге к станции — это зона III: 30-километровый периметр вокруг АЭС. На подъезде к КПП выстроилась такая вереница машин, что я даже и представить не мог: притом, что машины пропускались через контроль в 3 ряда, мы отстояли около часа, дожидаясь своей очереди.  Причина тому — активное посещение бывшими жителями Чернобыля и Припяти в период с 26 апреля до майских праздников. Все они едут либо на прежние места жительства, либо на кладбища, или «на гробки», как тут ещё говорят.  4. Неприступность АЭС.  Почему-то мне всегда казалось, сама АЭС обнесена каким-нибудь километровым периметром колючей проволоки, чтобы не дай бог какой-нибудь искатель приключений не подошёл к станции ближе, чем несколько сот метров, и не получил дозу облучения.  Дорога приводит нас прямо к центральной проходной, куда время от времени подъезжают рейсовые автобусы, развозящие работников станции — на АЭС и по сей день продолжают работать люди. Со слов наших провожатых — несколько тысяч человек, хотя мне эта цифра показалась слишком высокой, ведь все реакторы давно уже остановлены. За цехом виднеется труба разрушенного 4 реактора.

У двух кошек Сегодня будет хороший денёк, Иштван предчувствовал это, едва лишь проснулся в этой жуткой ночлежке для всякого сброда, где приходилось следить в оба за своими вещами, даром что сам был разбойником. Сквозь хлипкие доски проникали запахи Угольного Торга — Прага дохнула на него ароматами жарящихся колбасок и сладковатым привкусом медовухи, дразня аппетит. Недолго думая, мужчина накинул свои скромные тряпки и выскочил на улицу, прямиком на гудящую площадь, на ходу выуживая из замасленного кошелька пару медяков — то немногое, что обнаружилось у убитого им монаха вчера ночью. Монетки были выщербленные и малость в грязи, но всё же это были деньги, на которые можно было купить себе еды, перед тем, как найти новую жертву. Большой город давал много преимуществ его разбойничьей жизни. Для этого города Иштван был чужаком, он осознал это ещё вчера, когда ступил на площадь Торга. Сегодня ничего не поменялось. Его внешний вид — свалявшиеся серые волосы, всклокоченная борода, лицо в шрамах и грязи да поношенная одежда, отобранная у самых разных жертв — не шёл ни в какое сравнение с горожанами. Даже пресловутые торговцы древесным углём, ковыряясь весь день в саже, выглядели на порядок лучше молодого разбойника. Многие из них чувствовали это так же, как и Иштван, презрительно пялясь на его прохудившиеся сапоги и льняную рубаху в прорехах, в которых безошибочно угадывались следы удара клинком — тонкие прорези со спёкшейся кровью на краях. Единственными, кто был хоть как-то похож на него, были грязные оборвыши-дети, сновавшие между печками и за грош помогавшие торговцам. Детишки, мелькая то тут, то там, каждый раз глазели на двух довольных, лоснящихся кошек всё того же угольного цвета, который буквально правил этим местом. Суеверные люди хоть и плевались через плечо при виде этих «угольных сестриц», как звали их торговцы, но любили красавиц, а те не переставали вертеться вокруг, мурлыча и потираясь о ноги прохожих. — А бес с ними! — Выругался старый Якуб, когда одна из кошек запрыгнула на прилавок и принялась вылизываться. — Тьфу, ведьмовское отродье! Нашла место! Кошке было глубоко наплевать на мнение этого маститого, жирного торгаша с пухлыми пальцами и неухоженной бородой, в которой проглядывались крошки ржаного хлеба. Она лишь на мгновение зыркнула своими зелёными глазищами, муркнула утробно, подзывая подругу, и продолжила своё немудреное кошачье дело. Вторая же кошка вела себя иначе. Она вдруг потянула носом воздух и неспешно пошла в сторону небольшого пустого дома, стоявшего на отшибе. Покрутившись у его дверей, она принялась жалобно мяукать, подзывая стоявшую рядом женщину. Иштван злобно сплюнул и мысленно согласился с торговцем Якубом. Кошки — ведьмовское отродье. — Убили! Убили! — Торговка рохликами, бледная от страха, бежала от мрачного дома, стоявшего на углу Угольного Торга. Несмотря на дородные габариты, женщина перебирала ногами не хуже породистой кобылы, заметая пышными юбками чёрную от сажи площадь. — Там, в доме... Человек... Это известие мигом пронеслось по рынку и вот уже толпа людей, бросив свои занятия, спешила на место преступления. Кошки, замурлыкав, присоединились к процессии и первыми вошли в открытые двери. — А поди ж ты, ведьмы! — бросил старый Якуб. — Смотри, и в ус не дуют, сидят у трупа. — Да кто ж это? Кого убили-то? — Монах! Батюшки, монах! Святых людей уже грабят! Иштван криво ухмыльнулся. Перед смертью этот святой человек ругался не хуже сапожника, проклиная пепельноволосую голову убийцы. И всё же разбойник надеялся на то, что в этот пустой нежилой дом, покрытый внутри приличным слоем пыли, ещё долго никто не зайдёт. Проклятые кошки всё испортили. Монах лежал в той же позе, в какой его и оставил Иштван, разве что местные крысы пожевали трупу уши и нос. Люди столпились, боясь подойти к месту. — Городового звать надо! — Зычным басом крикнул один из торговцев. — Его работа, пусть ловит негодяя! — Да, да, городового! — Толпа, наконец, опомнилась от сковавшего их ужаса. Одна из кошек деловито обошла вокруг тела, раз, другой, а потом села, глядя на толпу. Зелёные глаза с тонкими прорезями зрачков внимательно разглядывали каждого, кто стоял в дверном проёме. Иштван сам не знал, почему он вдруг испугался. Ему сразу не понравились эти зверюги, ухоженные и пронырливые, а теперь те вели себя так, будто знают, кто убийца. Мужчина поспешил спрятаться за спинами людей, отошёл в сторону, присоединившись к процессии тех, кто двинулся за городовым, а потом отстал от них, сделав круг у фонтана. «Городовой всё равно ничего не найдёт, — убеждал он себя. — А сегодня ночью поймаю жирную пташку и уйду отсюда. ПрОклятый город. Бесовские кошки всё испортили!» Он оглянулся в сторону одинокого дома и вздрогнул. Толпа, вернувшаяся к своим привычным делам, уже и думать забыла про тело: то тут, то там звучали смешки, продавцы выкрикивали цены, перемежая их короткими ругательствами. Но не это привлекло внимание мужчины. Они сидели рядом с ним. Так близко, что, если бы он протянул вперёд руку, чуть наклонившись, то без труда мог коснуться их усов или погладить за ушком по чёрной шерсти. Кошки сидели, как две статуи богини Баст, не сводя глаз с мужчины. Зелёные глаза немигающе всматривались в его лицо, пока одна из кошек не заурчала: «Урр, урр», да только Иштвану послышалось «он, он». На лбу проступила испарина. — Брысь отсюда, — зашипел разбойник, пнув одну из кошек. Та молча отлетела в сторону, грациозно извернувшись в воздухе и упав на все четыре лапы. Так же молча она отряхнулась от угольной пыли, посмотрела в последний раз на лицо обидчика и принялась деловито вылизывать шубку. Её подруга не стала дожидаться пинка, отбежав в сторону и больше не докучая Иштвану. «Так-то лучше». Он позволил себе улыбнуться. Сегодня будет хороший день, Иштван чувствовал это. * * * Свою цель он нашёл уже ближе к ночи. Мужчина в охотничьем костюме был одет явно побогаче остальных, крутившихся на рынке. Иштван внимательно следил за тем, что делает этот человек: вот он достает увесистый кошель (разбойник даже облизнулся в этот момент), вытаскивает сначала серебряную монетку, прячет её и выуживает два медяка, отдает их торговцу и получает взамен кружку пшеничного пива да пару колбасок. Вот он одним махом выпивает своё пойло, закусывая одной колбаской, а вторую ломает пополам и кормит двух чёрных бестий, которые (уж он-то видел) сегодня отобедали больше раз, чем Иштван за последние две недели. А вот он присматривает себе клинок у кузнеца, так и не купив ничего, недовольно покачивая головой. Это даже обрадовало разбойника — всегда лучше грабить безоружного. Теперь же мужчина шёл в темноте к ярким окнам таверны, призывно зазывающей облегчить свой кошелёк. Иштван преградил ему дорогу, держа в руке свой излюбленный охотничий нож, тяжёлый и крепкий. — Кошель давай! — рявкнул он, глядя на прекрасно сшитую куртку мужчины. — И куртку! Тот лишь ухмыльнулся. — А ведь я тебя знаю, — тихо шепнула его жертва. — Ты следил сегодня за мной. Они мне рассказали. — Странный мужчина кивнул головой куда-то вправо от себя, приглашая Иштвана посмотреть на незваных свидетелей. Чёрные бестии, едва различимые в темноте, сидели всё так же, в позе статуй, и зелёные глаза-фонари буквально горели. От этого взгляда разбойника замутило. — Они вообще на редкость смышлёные. Знают, кто убил монаха. Многое знают, многое видят. — Ты кто такой? — Меня называют Городовым, если тебе будет угодно. Разбойник отступил на шаг. На эту должность обычно назначали старого деда или убелённого сединами мужчину, умевшего только судить да опрашивать свидетелей. Это описание никак нельзя было применить к стоявшему перед ним охотнику. — Идём туда, — мужчина махнул рукой в сторону дома, и Иштван заметил, как блеснуло лезвие ножа в ладони. — И без глупостей. Они вошли. Дверь скрипнула, отворившись, и дом наполнился шорохом крысиных лапок, улепётывающих от тяжёлых шагов двух человек. — Ты не того решил ограбить, бродяга. Перед тем, как грозить ножом, надобно проверять, нет ли ножа у жертвы. Знаешь, как сарацины наказывают воров? Конечно же, Иштван не знал. Ему не приходилось грабить жителей Востока, но нутром разбойник чувствовал, что хорошего в наказании мало. — Они отрубают ворам руки. — Докончил Городовой, небрежно поигрывая одним из любимых своих кинжалов. Серебристое лезвие ловило скудные отблески родившегося месяца, застывшего на небосводе в окружении мерцающих звёзд. — Не бойся, ты не первый, кто так ошибался. Но для тебя это последний раз. Что-то чёрное шмыгнуло и кинулось прямо в глаза вору. Иштван крикнул, но этот хриплый звук замолк, едва тяжёлая рука сдавила ему горло. * * * Он вышел, шумно вдыхая разреженный октябрьский воздух, всё ещё полный свежести прошедшей грозы. Оглянулся, прищуриваясь, будто ожидал в тёмных окнах мертвенно молчаливого дома увидеть что-то или кого-то. Но здание безмолвствовало, надёжно скрывая в своих недрах всё то, что произошло за последние полчаса. От чуткого уха Городового не ускользнул мягкий шелест, но он не спешил реагировать, потому что прекрасно знал, кто стоит недалеко от него. Говорят, кошки ходят так мягко, что их сложно обнаружить, но для его обострённого слуха эти животные выглядели едва ли не слонами в посудной лавке. Мужчина обернулся, вглядываясь в беспросветную темноту. Кошки, довольные, поглядывали на мужчину, нисколько его не боясь. И опять же, как и в случае с шагами, Охотник знал, что именно так привлекало этих животных. Они чуяли то, что было в его руках. Чуяли едва уловимый звук, как что-то мягко капает на брусчатку и источает такой притягательный для кошек аромат. Городовой усмехнулся. — Если вас кто-то увидит, то в городе пойдёт худая молва, — сказал он кошкам. Нет, он не спятил, общаясь с ними. Знал, что те его слышат. Знал, что понимают, хоть и не могут поддержать дискуссию, иначе как мяукнув пару раз. И те, будто в подтверждение того факта, что понимают, о чём речь, лишь с нагловатым тоном замурчали. Ему послышалось, или вместо «Мяв» он услышал «Дай»? — Вот увидите, хвостатые, здешний люд скор на расправу. Если прознают, поймают вас и в мешок кинут. Нескоро, конечно. Было темно и тихо, но не для глаз и ушей Городового. Одна из кошек уселась, выставив вперёд заднюю лапку, и принялась тщательно вылизываться, демонстрируя своё отношение к худой молве людей. Вторая же осмелилась подойти ближе к человеку. С интересом глядя на трофей, который держал Охотник, она облизнулась пару раз, поймав языком падающие капельки. — Да бес с вами, — добродушно ответил мужчина. — Если хоть кто-то застанет за этим занятием — лично спущу с вас шкурки. Ясно? Держите. За вашу службу. Только тихо. И опять ему показалось, что вместо мурчания «мяу-мяу» кошки промурлыкали «знаем-знаем». Впрочем, охотнику было не привыкать. Зверюги любили его, но ещё больше этот дом. Чуяли, когда он появлялся в стобашенной, потому что знали: Городовой никогда про них не забывает. Он бросил на камни трофей, добытый в доме, и пошел вниз, по дороге к набережной. Кошки же с остервенением и каким-то одним им понятным удовольствием, негромко урча, принялись лакомиться чудесными кусочками, оставленными этим странным человеком. * * * — Вот так да… — Затянул Якуб. — А ведь он крутился тут вчера весь день. А теперь… Поди ж ты. Люди снова столпились в доме на отшибе Угольного Торга. Но теперь никто не звал городового. Знали, что дело сделано. Не зря ведь этот дом испокон веку назывался «У руки». Иштван лежал на полу ничком, и в его открытых глазах застыл ужас. На шее виднелись царапины, длинные, глубокие, в несколько рядов, и разбойник лежал с поднятыми вверх руками, явно пытаясь защитить глаза от тех, кто оставил эти отметины. Только вот кистей у него не было. Одна из кошек принялась точить коготки о сапоги мёртвого Иштвана, когда из-под каблука что-то блеснуло, и на дощатый пол, прямо в кровавую лужу, упал маленький окровавленный крестик. — Бесовское отродье, — сплюнул снова Якуб и пошёл назад к своему торговому месту. ------ Посвящается дому «У двух кошек» в Праге, с одной из самых кровавых легенд этого города.

Расплата  Окурок медленно обжигал пальцы. Удивленно посмотрев на него, Вадим еще пару секунд обдумывал, что делать, пока, наконец, приняв решение, отшвырнул в придорожную грязь.  Сентябрь в этом году не задался. Несмотря на клятвенные обещания местного гидрометцентра (плюс двадцать пять, никаких дождей), уже в первых числах по-ноябрьски похолодало и зарядили тяжелые проливные дожди. Вот и сейчас только прекратился поток воды, как будто кто-то невидимый на небе вдруг решил, что пора экономить жидкость, и перекрыл огромный кран.  Вадим поежился. Надо бы было теплее одеться. Холод проникал под тонкую куртку, не находя сопротивления в тонкой зеленой футболке, скрывающейся под ней. Молодой мужчина вернулся в кафе. Одна из множественных безликих забегаловок, которые гостеприимно таятся в поклонах на обочинах крупных трасс. Растворимый паршивый кофе в пластиковых стаканчиках и большой выбор неудобоваримых пирожков и псевдоамериканских хот-догов. Надо собраться мыслями и действовать.  — Вам не кажется, что эти синоптики отпетые вруны? — прозвучало мелодичное сопрано над ухом Вадима. Он медленно поднял глаза.  Рыжие волосы, изящными завитками спадающие на острые плечики. Огромные зеленые глаза под крутым изгибом черных нагуталиненных ресниц. Волнующие бедра,обтянутые кожей короткой юбки. И гладь высоких сапог на головокружительных шпильках. Вполне узнаваемо.  — Говорят, в Дании за такое сажают, — усмехнулся одними губами Вадим, ощупывая взглядом фигурку жрицы любви.  — Все может быть, — философски изрекла ночная бабочка. — Можно, я присяду рядом?  — Как же я могу отказать столь очаровательному созданию? — ухмыльнулся парень. — А ты меня не боишься?  — Работа у меня такая. Всякое бывает, — пожала плечами рыжуля. — Как насчет любви, красавчик? Есть планы на ближайший час? Может, ночь?  — Почему бы и нет, детка. Дорого возьмешь?  — У тебя хватит.  * * *  И вновь воспоминания нахлынули бурным потоком, смывая настоящее. Когда он успел таким стать? Когда он получил впервые физическое удовольствие от хруста шейных позвонков или вида гаснущей жизни в глазах этих женщин. Нет никаких предпосылок для этой странной мании, для его личного небольшого отклонения. Больше боли — меньше жизни, меньше жизни — больше кайфа.  Детство его не отличалось ничем особенным от десятков тысяч его сверстников, выросших на «Сеге» и Фредди Крюгере. Школа, институт, самый обычный парень, может быть только более физически развитый, чем другие. Не было травм психики, нанесенных мамой, не было девушек, втоптавших самолюбие в грязь. Ни-че-го. Только кайф от смерти, даже не от нее самой а от ее момента, прелюдии к ней, жалких пары-тройки минут.  Первая его жертва была еще в институте. Хорошенькая блондиночка Валюшка, которая сама после пары пива затащила его в лесную чащу, сама расстегнула молнию на джинсах, сама запрыгнула на него, прижавшись спиной к гладкому стволу какой-то осинки. В какой-то момент, не совладав с порывом, он уронил ее. Не его вина в камне, встретившемся на пути белокурой головки. Не его вина в бурном оргазме при виде этого. Его вина — это последующие 17 девушек и молодых женщин, которые не знали о его странном «пунктике», сумасшедшем афродизиаке.  Ничто не связывало его с жертвами. Практически все они были жрицами любви. А периодически гибнущие проститутки — это издержки профессии. И он привык, считая себя своеобразным «санитаром», избавляющим мир от скверны.  * * *  Открыв переднюю дверь фиолетовой «девятки», Вадим непринужденным жестом пригласил ночную бабочку сесть в салон. Взлетели вихрем рыжие локоны, мелькнула стройная ножка. Почувствовалось знакомое возбуждение. Еще немного и очередной кайф.  Вадим сел на водительское место и включил зажигание. Машина медленно стартовала со стоянки и покатила по вечерней трассе, блестящей, вымытой недавним дождем.  — Как зовут тебя, милашка? — спросил Вадим у молча курившей девушки.  — Меридиана, — после некоторого молчания ответила та.  — Какое необычное имя, что оно означает?  — Это древнесабейское, какая разница?  — В общем-то, никакой. Куда поедем?  — Я знаю одно местечко здесь неподалеку. Там сухо и нет клопов, как в мотелях у дорог. Сверни налево.  Мужчина послушно подчинился, автомобиль свернул в лес.  — Сначала прямо до просеки, а потом немного правее, и ты увидишь, — принялась давать указания девушка.  «Девятка» пробиралась меж деревьями, как хищный зверь. За поворотом показалась небольшая хижина, уютно скрытая меж дубов-великанов.  — Откуда ты знаешь про это место? Здесь кто-нибудь живет? — удивленно спросил Вадим.  — Домик лесника. Сейчас пустует, — последовал короткий ответ.  Машина подъехала почти вплотную к крыльцу. Хлопнули дверцы. Парочка вошла в хибару.  Внутри интерьер оказался просто спартанским. Старая панцирная кровать, стол, две грубо выструганные самодельные табуретки и печка, выложенная обожженным кирпичом. В общем-то, большего не было и надо.  * * *  Рыжая бестия обернулась и резко, с наскока впилась в губы Вадиму долгим поцелуем. В мыслях у мужчины пронеслось: «Что-то здесь не так. Шлюхи не целуются». В голове зашумело, ноги стали ватными. Он опустился на кровать. Девица тем временем отвернулась и начала медленно раздеваться. Обнажилась тонкая белоснежная спина с двумя симметричными шрамами вдоль лопаток. Следом взору открылись ягодицы с причудливыми узорами татуировок, пропитанных непонятными иероглифами, черточками, вензелями.  Она не торопясь подошла к нему, покачивая бедрами и уселась сверху. Движения ее были плавными, как волны спокойного моря, что отражалось в зелени глаз. Вадим был близок, Вадим не мог, не хотел сдерживаться. Его руки схватили тонкую шею и начали сжимать ее, чтобы забрав очередную жизнь, получить свою порцию удовольствия.  Глаза рыжули расширились, она ускорила темп, не удивляясь этим рукам, не выказывая раздражения, дискомфорта. Как будто это совершенно обыденная вещь: душить ее. Но самое странное было то, что она не задыхалась.  Какую-то долю секунды разгоряченный мозг Вадима пытался осознать, что же здесь не так. Но через мгновенье в грудь ему впились острые когти, а за плечами странной девушки взметнулись и распахнулись два огромных кожистых нетопыриных крыла.  Он хотел кричать, но от страха парализовало голосовые связки. Взлетела когтистая лапа и он внезапно увидел свое сердце, еще трепыхавшееся в воздухе. Внезапно все стало неважно. Забылись вопросы и ощущение иррациональности происходящего. Последнее удовольствие было получено.  * * *  По ночной трассе вдаль ласточкой неслась фиолетовая машина. За рулем сидела красивая рыжеволосая женщина. На коленях у нее лежал окровавленный кусок плоти, еще полчаса назад бившийся в грудной клетке монстра, притворявшегося человеком. «Это хороший улов», — думалось ей. Там, куда она направлялась, это сердце будет дорого стоить.

Злой ты... Был обычный морозный вечер,дул сильный ветер и дорогу осыпал снег а вьюга будто о чем то слезно молила…Я очень заносчивый и вспыльчивый человек и в этот день поссорился с друзьями и близкими это часто бывает и зачастую я нахожусь в одиночестве…Стрелка спидометра давно перевалила за сотню а из колонок доносилась тяжелая,истеричная музыка.Я уехал за черту города,там не было фонарей и стояла стена не пробиваемого тумана,как вдруг в свете фар я увидел черную собаку и резко ударил в тормоза машину развернуло а пес постоял посмотрел и побрел себе дальше куда в ночь…Я закурил сигарету и понял что нужно перевести дух,домой ехать не хотелось, неподалеку раскинувшись деревьями стоял густой лесок а сразу за ним городское кладбище я не долго думал и поехал вдоль леса свернул на первом повороте и остановился выключив фары,подобрал приятную ФМ волну и откинулся на сидении пуская дым в потолок убивая свои ни в чем не повинные легкие,гонял свои мысли как вдруг в машине стало как то мерзко даже не холодно а наступила такая мятная прохлада,радио с музыки перешло на помехи продолжалось это секунд десять и вновь все нормально…Докурив сигарету я открыл окно чтобы выбросить окурок и увидел возле двери старуху в черном пальто,валенках и красной касынке она расплывалась в беззубой улыбке,ее ссохшиеся губы колохнулись и она произнесла парень дай мне семечку или орешку хотя бы одну…на что я ответил:Слышь старая иди домой не чего шляться ночью по лесам людей пугать!Она изменилась в лице но никак обычный человек а взгляд стал таким звериным и страшным настолько что я не мог пошевелится она забормотала пятившись назад и грозила указательным пальцем в мою сторону а бормотала она вот что…Язык твой враг,злой ты!Выть тебе как волку на луну проклятую пока слово молвить не сможешь и быть одному тебе окаянному, на земле бренной и в чертогах ада не дам покоя душе твоей мерзкой!И скрылась в тумане…Я судорожно включил скорость и помчался домой,по дороге меня схватил озноб и сдавило грудь когда добрался в родные двери принял душ и улегся спать и мне снился сон,я один в тумане замученный и обессиленный на коленях а из тумана доносился смех.Утром я встал и почувствовал недомогание ,температура боль в горле…После работы поехал к врачу диагноз Ангина НО никакое лечение не помогает уже три недели больно даже говорить а порой во снах приходит она и смеется…И когда же это кончится я не знаю…

Чернобыльская тетрадь Еще раз о совпадениях. Не могу сказать, мистика это или нет. Вообще, трудно решить, относятся ли совпадения к разряду мистики или нет, но со мной они случаются достаточно часто. И иногда просто шокируют. А сегодняшняя дата, годовщина Чернобыльской аварии, заставила меня припомнить один такой странный случай. Началось все с того, что когда-то давно у меня была любимая книга под названием «Белые одежды». Ну, это я так называю — книга, а на самом деле этот роман был напечатан не в книге, а в двух номерах журнала «Роман-газета», кто знает, в советские времена в таких журналах публиковали произведения большого объема. И эту книгу, то бишь два журнала, я частенько читала-перечитывала. Но когда разводилась, они затерялись при переезде, и с тех пор я их больше не видела. Прошло несколько лет. Мой сын, учившийся тогда классе в четвертом, сильно увлекся однажды чернобыльской темой и искал об этом любую информацию. К слову сказать, интернета у нас тогда не было. И вот как-то поехала я зачем-то к бывшему мужу, захожу в дом и вижу — лежат на книжной полке две моих «Роман-газеты»! Я обрадовалась и забрала их. Приезжаю домой, открываю — а это вовсе не «Белые одежды» оказались. В журналах, стыренных мной у бывшего мужа, обнаружилась «Чернобыльская тетрадь» — записки очевидца чернобыльской трагедии. Я немного огорчилась, зато сын был в восторге. На ловца и зверь бежит, решили мы оба, и я стала читать ему «Чернобыльскую тетрадь» вслух, потому что мне и самой было интересно. Очевидец рассказывал о взрыве, о том, как сотрудники, дежурившие в ту роковую ночь на АЭС, пытались своими силами что-то сделать, как помогали своим пострадавшим товарищам…Все они были названы там поименно, и всех рано или поздно доконала лучевая болезнь. Но один сотрудник погиб сразу и на месте — его придавило рухнувшими конструкциями, и звали этого человека Владимир Шашенок. (в других источниках я потом читала, что их было два или больше, но именно тогда прозвучало одно это имя). На этом месте мы остановились, решив остальное дочитывать потом. А через день я купила ежедневную газету, в которой была маленькая такая статеечка…  У нас на Донбассе часто происходят аварии на шахтах, во время которых гибнут люди. И когда об этом пишут в газетах, то размеры статьи обычно прямо пропорциональны количеству погибших — чем их больше, тем больше статья. А эта статейка, повторюсь, была маленькая-маленькая, в несколько строчек. В ней сообщалось, что на одной из наших шахт произошла авария, но людей успели вовремя вывести, так что почти все остались целы и невредимы. За исключением одного человека, которого придавило обрушившимися конструкциями. Его звали Владимир Шашенков. Даты этой аварии, увы, не помню. То ли в тот день, что мы читали, то ли на следующий. Нет, мистифицировать и делать из этих случаев причину и следствие я не намерена. Но была весьма ошарашена таким совпадением.

Это, скорее, мистическая история, а не страшная, но всё же  Нынешнее продвинутое поколение, небось, никогда не сталкивалось с объектом под кодовым наименованием «советская телефонная будка». Напоминаю: в канувшем в прошлое СССР таковая имела вид железной остекленной коробки, в которой на стене висел тяжелый телефонный аппарат. Сбоку или сверху на рычаге лежала трубка. Сверху торчал монетоприемник. Обычный звонок стоил две копейки, междугородний — пятнадцать. Звонок в скорую и милицию был бесплатным. В сущности, нынешние таксофоны весьма похожи на своих древних предшественниц, только вместо монеток в них суют кредитные и телефонные карточки. Сооружение не отличалось элегантной кондовостью английских телефонных будок, единственная стенка в нем обычно была изрисована похабенью и символами любых спортивных команд, а стекла разбиты.  Скромные будочки втыкались около оживленных магазинов и перекрестков, рядом с кинотеатрами и школами. В девяностые годы их поголовно снесли, даже следа не осталось, лишь смутные воспоминания.  Вот почему меня так удивила затаившаяся в сиреневых кустах будочка во дворах на Петроградской. Я галопировал по делам, эдакая офисная креветка с портфельчиком и папочкой наперевес, а будка стояла себе, никого не трогала. Прежде вроде ее тут не было, и я затормозил, подивившись уличному раритету. Позабыли о ней, что ли? А что, местечко укромное. Никого, кроме тихих алкашей, вон и бутылки в кустах поблескивают. Натыкаешься порой в Питере на такие места, где время словно остановилось. Не поймешь, какой год и век на дворе. Заросшие лебедой брошенные стадионы, закрытые на вечный капитальный ремонт школы или бывшие киношки. Старые облезлые афиши на стенах, ржавые указатели, ностальгия во весь рост.  Чертова ностальгия и толкнула меня в спину.  Дверь проржавела и ни в какую не желала открываться. Пришлось отложить портфель и применить грубую силу. Под адский скрежет и взлетевшее облако ржавой пыли мне удалось отодвинуть дверь на расстояние, достаточное, чтобы боком протиснуться внутрь.  Ощущения — как внутри стеклянной клетки для хомяков. Пахнет слежавшейся пылью, нагретым асфальтом и бензином. Аппарат сохранился в целостности, трубка и провод тоже на месте. Круглый цифровой диск с прорезями и металлическим стопором. Не снимая трубки, я невесть зачем повертел диск, отозвавшийся полузабытым жужжащим звуком. Представил зрелище со стороны: приличного вида тип забрался в старую телефонную будку и торчит там, как полный идиот. Поностальгировал, и будет.  Видимо, сработал условный рефлекс городского жителя. Раз есть телефон, по нему непременно надо позвонить. Ну, или хотя бы снять трубку. Я и снял, поднес к уху. Естественно, тишина. Бытовало во времена моего босоногого детства такое причудливое развлечение, называлось «эфир». Из уст в уста передавались условные «пустые» номера, не принадлежащие никому. Набираешь номер, слышишь сперва долгие гудки «занято», а потом — тишину, разрываемую треском статических помех. Кричишь в пустоту «але, але!». Если повезет, откликнется кто-нибудь, тоже набравший этот номер и бесцельно бултыхающийся в пространстве межтелефонной связи. С незнакомцем или незнакомкой из эфира можно было поболтать, обменяться номерами и договориться о встрече. Конечно же, ходили пугалки о том, как кто-то вышел на связь с недавно умершими или людьми из будущих времен, поговорил с блокадниками или девушками-телефонистками дореволюционных лет.  В эбонитовой выпуклой пластине с дырочками обитал давно вымерший, опустевший эфир. К будке даже проводов не вело, их срезали или украли в годы, когда нищеброды повально собирали цветной металлолом. Я слушал тишину, машинально бренча мелочью в кармане — и ничуть не удивившись тому, что на ладони оказались две копейки. Нынешние, никелево-блестящие, с Георгием, что держит в руке копие и тычет змия в жопие, а не прежние, с серпом и молотом. Я опустил их в щель монетоприемника. Копейки звякнули, упав в давно опустевший накопитель. Мой палец закрутил диск, набирая номер, который я сам давным-давно позабыл — а рука помнила.  Номер Жеки, моего лучшего школьного дружка. Веселого, смешливого Джека, с которым мы с первого учебного года сидели за одной партой. С которым менялись книжками, а долгими зимними вечерами с увлечением двух копающихся в шерсти обезьян мастерили макет огромного парусника. Жека был отличным пацаном и наверняка вырос бы толковым парнем… если бы классе в третьем или четвертом, под самое начало летних каникул, родители не увезли его на дачу. Он пошел с соседскими пацанами на рыбалку, им нужно было пересечь оживленное шоссе… и там Жеку сбила вылетевшая невесть откуда многоколесная фура. Сразу и наповал. Кровь на асфальте, орущие дети, разлетевшиеся в сторону удочки и ведра. Пятнадцать лет назад. Или двадцать. Меня перевели в другую школу, и все забылось. Было — и прошло.  Последний щелчок вернувшегося на место диска. Космическая тишина. Глупо цепляться за детские воспоминания.  Я уже собирался повесить трубку, как внутри нее смачно хрустнуло. Эфир наполнился шорохами, потрескиванием и шелестами, сквозь которые прорвался отчетливый детский голос:  — Алло? Алло, я слушаю! Алло, вам кого, папу?..  Я онемел. В буквальном смысле. Солнечный яркий день за давно немытыми стеклами будки сгинул. Я завис в непроглядной черноте, заточенный внутри железной будочки, стиснув телефонную трубку, откуда нетерпеливо спрашивали:  — Алло? Алло, мам, это ты?.. Да все в порядке у меня, слышишь? Рюкзак собрал, жду тебя, приезжай скорее!..  — Жека, — беззвучно выговорил я. Мрак снаружи сгущался, будка раскачивалась, летя и крутясь вокруг собственной оси. Я падал в водоворот темноты, я был мечущимся без толку сигналом, который некому принять. — Жека!  Меня услышали. Там, с той стороны, с изнанки мира, меня услышали. И узнали:  — Леш? Леш, ты? А чего голос такой, как из бочки? Я сперва подумал — взрослый дядька какой-то, не туда попал или папаше звонят… Леш, слышь, я уезжаю — на даче торчать до самого конца лета. Хочешь, приходи проводить, мы в шесть выходим — и на Финбан…  — Жека! — я обрел голос. — Жека, никуда не езди! Не езди, слышишь! Скажи маме, пузо пучит! Скажи, что не хочешь на дачу, что сдохнешь там от тоски! Не езди туда!  — Да все уже решено, — уныло отозвались из трубки. — В лагерь путевок не было, меня тетке решили подкинуть, чтоб в городе не торчал. Маму не переспоришь…. Маму не переспоришь… — его голос начал дребезжать и уплывать, — судьбу не перешибешь, Леха… Даже если очень хочется… ты береги себя, ты… — голосок Жеки перекрыл нарастающий вой и надрывный скрип намертво схваченных тормозами шин.  Я различил шлепающий звук удара, трубка зашлась многоголосым истошным воплем и я бросил ее. Отшвырнутая трубка ударилась о стену и закачалась на проводе, продолжая рыдать и голосить. Что-то скрежетало и ломалось, я бился плечом в заклинившую дверь, она не открывалась, а бестелесные голоса истошно визжали. Из трубки закапало чем-то вязким и тяжелым. За стеклами плыла и колыхалась тьма, в будке запахло тухлятиной, я задыхался, отчетливо понимая: еще мгновение взаперти, и я точно сойду с ума. Двинусь крышей. Зашуршу шифером.  Проклятая дверь наконец подалась.  Я вывалился в обычный и привычный мир. Грохнулся на колени, разодрав брюки и кашляя так, будто собирался вывернуть желудок наизнанку. Меня заливисто облаяла пробегавшая мимо собачонка и подозрительно оглядела ее хозяйка. Кажется, я полз на четвереньках, скуля, пока с размаху не вломился головой в стену дома.  Не помню, сколько я там сидел. Наконец собрался с силами и встал, с трудом отыскал брошенный портфель. Никакой телефонной будки в кустах, но в траве я разглядел остатки кирпичного квадрата-фундамента. Что-то там когда-то стояло, может, и вправду телефон, а может, трансформатор или будка дворника. Мне было хреново, так хреново, как никогда в жизни. Трясущимися руками я полез за мобильником — вызвать такси, отменить встречи на сегодня. Ткнул в кнопку вызова, поднес трубу к уху, услышал гудки… и метнул мобилу в кусты.  Я не мог говорить по ней. Боялся снова услышать космическое молчание и пробивающийся сквозь него голос давно умершего мальчишки, а потом — скрип шин тормозящего грузовика. Боялся упасть во тьму электронных импульсов, мечущихся в эфире, и потеряться там. Потеряться навсегда, стать еще одним призрачным голосом.  Я боялся, я так боялся…  Я и сейчас боюсь. Не могу заставить себя прикоснуться к гладкому боку мобильника, не могу взять трубку. Что, если Жека снова заговорит со мной из темной пустоты?  Что, если это окажется вовсе не Жека? Сколько их там, одиноких, не успевших сказать последнее слово, ответить на самый важный в жизни звонок, позабытых и утраченных?  А от этих проклятых мобильников никуда не деться, они повсюду...