Моя вина Я знала, что там нельзя купаться. Для идиотов даже поставили табличку, где красным по белому вывели «Купаться запрещено!» Но когда меня останавливали запреты? Мы всю жизнь ходили на этот пруд, и никакие таблички не могли меня удержать. И Машкины жалкие возражения — тоже. Неужели, раз в жизни вырвавшись в отпуск в родную деревню, я не прыгну с тарзанки в самую середину пруда? И не уговорю сделать то же самое Машку? Да ладно! Наша скромница, с волосами, вечно стянутыми на затылке в крысиный хвостик, тихо щемилась на бережку, пока я весело бултыхалась. Брать на слабо ее было бесполезно, а потому я с ходу надавила на совесть и радостный факт встречи старых подруг. Еще бы — в последний раз мы с ней виделись на выпускном. Причем здесь же. Она сидела тогда зареванная в своем красном платье с нелепым длинным шлейфом, которое сидело на ее костлявой фигуре, как на корове седло. Страдающая по поводу того, что первый парень на деревне и в классе Лешка Полусонкин весь вечер обжимался по углам с первой же красавицей класса Веркой Мартыновой. Не сложилось сразить его наповал своим внезапным преображением. Хрустальная мечта Золушки разбилась о пошлую реальность: как она была щербатой сутулой Машкой Зайцевой, так ею и осталась. Я притащила с собой Кольку Смирнова и бутылку вина совсем для других целей, но женская солидарность взяла верх, и Колька отправился искать утешения в другом месте. А мы так и просидели под деревом, с болтающейся на нем тарзанкой, терзая бутылку прямо из горла, то заливаясь пьяными слезами, то безумно хохоча над чем-то понятным только нам. Расстались мы под утро довольные друг другом, на целых восемь лет. Теперь она сидела под деревом, а веревка раскачивалась над ее головой словно виселица, скрипя под моим весом. Похоже, годы Машку законсервировали: складывалось такое ощущение, что мы виделись только вчера — тот же хвост и те же кривые зубы. По-моему, даже выцветшая футболка, обтягивающая худые плечи, осталась прежней. Машка задумчиво улыбалась, щурясь на заходящее солнце. Она почти ничего не рассказывала о себе, лишь тихо кивала в ответ на мои разглагольствования. — Ну все, твоя очередь, — я плюхнулась на траву и потянулась, нежась под закатными лучами. — Может, не надо? — зрачки ее расширились, а на лице отразилась паника. — Ничего не знаю, — я махнула рукой. — Давай, давай уже! Машка осторожно стянула джинсы и полезла на дерево. И повисла на тарзанке, поджав ноги и вцепившись в веревку. — Трусиха! — я придала ей ускорение пинком. Машка тонко запищала и вцепилась в веревку еще крепче. — У-ух! И она, нелепо взмахнув руками, плюхнулась в воду недалеко от берега. Я снова улеглась на траву, забыв о клуше Машке, сонно мечтая о возвращении домой к банке парного молока… Очнулась я от своих грез минут пятнадцать спустя, когда внезапно осознала, что не слышу машкиного нытья по поводу моей черствости и бездушности. Я смотрела на гладкую поверхность пруда и не верила, что Машка могла так со мной поступить. Я орала и звала ее, пытаясь воззвать к совести. Потом начала нырять. Уже в ночи, стуча зубами, злая и мокрая, я шла домой, проклиная серую мышку Машку с ее идиотскими шуточками. Она наверняка уже давно сидела дома и все так же улыбалась в пространство своей блаженной улыбкой. * * На следующее утро я проснулась поздно, с гудящей головой. И едва успела проглотить стакан почему-то совершенно безвкусного молока, как в дом влетела тетя Тая и запричитала прямо с порога: — Господи, несчастье-то какое! Помнишь Машеньку, что с тобой в одном классе училась? Так вот — потонула она… Сегодня нашли одежду ее на озере. На том, где топляк. И ведь все знают, что туда соваться нельзя! Такая молодая, такая молодая… Мать ее, Лариса-то, убивается… Грит, она и плавала плохо — что ее туда потянуло? Это ж надо, судьбина какая… А у ней свадьба должна быть через неделю… Вот и погуляли… А еще говорят, Лешка-то на ней жениться решил только потому, что в тягости она была. Ребеночка он ей нагулял. Ну, хоть остепенился бы, а то тока пьет да гуляет, гуляет да пьет… Горе-то какое! Что ж теперь будет-то?.. Мне стало душно. Тетя Тая еще долго причитала, сетуя на жизненную несправедливость, а мне дико хотелось закричать. Задыхаясь, я добралась до своей комнаты и упала на кровать. Меня мутило. * * Тело Машки так и не нашли. Тетя Тая забегала еще пару раз, рассказывая, как деревенские парни ныряли в озеро. Про милицию и водолазов. Про слезы Машкиной матери и ударившегося в запой Лешку Полусонкина. Я молчала. Почему? А потому. Потому что не вернешь. Потому что бесполезно. Потому что это их жизнь, не имеющая ко мне ровно никакого отношения. Потому что я уеду и буду вспоминать случившееся, как дурной сон. Потому что забуду. Должна забыть. Я не хотела видеть ни зареванную теть Ларису, ни пьяного Лешку. Не хотела видеть расширенных Машкиных зрачков. И испуганного лица. Меня разбудил холод. Жара в этом июле стояла неимоверная, и я старалась ложиться спать с открытыми окнами, не накрываясь, чтобы хоть какое-то дуновение прохладного ночного воздуха коснулось тела. А тут — замерзла. Я лежала, скукожившись, стуча зубами. Ноги свело. Мышцы скрутило в тугой узел с такой силой, что от боли потемнело в глазах. А потом так же внезапно меня отпустило. Я лежала на кровати, покрытая холодным потом, обессилевшая и разбитая, хватая ртом вязкий жаркий воздух. На трясущихся ногах добралась до окна и, привалившись к подоконнику, пыталась надышаться. Я стояла в луже воды. Теплой и противной. Оставляя влажные следы, поблескивавшие в лунном свете, я доплелась до кровати, негнущимися пальцами собрала насквозь мокрые простыни с кровати. В сон я провалилась сразу, как в омут. Черный и непроглядный. * * На следующий день я тихо собралась и уехала. Все-таки прошлое должно оставаться в прошлом. Ему никогда не стать настоящим. Жизнь завертела меня с новой силой, и воспоминания о неудачном отпуске благополучно осели в каком-то дальнем уголке сознания, не беспокоя и не тревожа душными летними ночами. Примерно через пару недель после возвращения домой меня разбудил звонок в дверь. Я долго лежала с открытыми глазами и бьющимся сердцем. Кто приходит в ночь глухую к одинокой девушке? Все еще надеясь, что этот кто-то просто ошибся дверью, я на цыпочках подкралась к входной двери и заглянула в глазок. Оттуда на меня смотрел чей-то глаз. Огромный, выпуклый, выцветший, с лопнувшими кровавыми прожилками. Я завизжала и метнулась в ванную. Заперлась там и скорчилась на полу, обняв колени, раскачиваясь из стороны в сторону, стуча зубами от ужаса. Оно меня не увидело. Не увидело. Оно не могло меня увидеть. Это изнутри все видно, а снаружи… Наконец, я успокоилась, даже слегка устыдившись того, что приняла загулявшего соседа за какую-то тварь и подползла к двери, прислушиваясь. Тишина. Никто не просочился в замочную скважину и не гремел костями. Я нервно хихикнула и поднялась на ноги. Подошла к раковине, чтобы умыться, подняла взгляд и посмотрела в зеркало. И тонко заскулила. Из зеркала на меня смотрело синюшное распухшее существо с ноздреватой вздувшейся кожей. Спутанные волосы влажно облепили бесформенное лицо. Я коснулась мокрой головы, отдернула руку и тихо заскулила, глядя на собственную ладонь с лопнувшей кожей, к которой прицепился клок волос. Я вытаскивала из себя пряди, раскладывала их по краям раковины, заливаясь слезами и подвывая. Скоро на голове образовались проплешины. Сквозь них проглядывала мертвая плоть — она не кровоточила, а лишь зияла вываренным куском мяса. Я ощупывала опухшее лицо и под моими пальцами кожа лопалась и из трещин, смешиваясь со слезами, текла мутная гнилостная жидкость. Меня надсадно вырвало тухлой водой прямо в раковину. Я отшатнулась, увидев там извивающуюся пиявку. Я визжала до хрипа, до нехватки воздуха. Я визжала, пока не кончились силы, истекая гноем, чувствуя, как внутри меня шевелится что-то мерзкое и живое. * * Проснулась я в собственной кровати, не услышав будильника. Да я и не в состоянии была идти на работу. Долго не решалась заглянуть в ванную. Волос не было. В зеркале отражалась обычная — правда, осунувшаяся, испуганная и дрожащая. Но все же — я. Живая. Еще дольше я не решалась выйти из дома. Я тупо смотрела на лужу перед дверью в квартиру. Мне даже показалось, что запахло тиной. Болотом. Гнилью. Мне показалось. Я осторожно закрыла дверь. На следующую ночь в дверь снова позвонили. Я лежала на кровати, не в силах пошевелиться, а звонок гремел все громче и громче, эхом проносясь по пустой квартире. Я лежала, накрывшись с головой одеялом, зажмурившись, шепча про себя молитвы собственного изобретения. А потом началось оно. Сначала я почувствовала запах тухлого мяса. Потом перестала чувствовать собственное тело. Казалось, оно раздулось, словно воздушный шарик. Язык во рту распух, выдавливая шатающиеся зубы. Из горла вместо крика вырвался лишь хрип. Я попыталась откинуть одеяло, но мышцы не слушались. Мне удалось лишь свалиться с кровати с громким чавкающим звуком. Мой живот лопнул и внутренности вывалились прямо на палас, разметавшись склизкой темной массой. Я ничего не чувствовала, кроме липкого ужаса, что пожирал меня изнутри. Казалось, еще немного и я сойду с ума. Когда мои глаза вытекли, наступила благословенная тьма. Мозг умер. * * Это повторяется каждую ночь. Звонит звонок, и я умираю. Я обрезала провода. И все равно набат звонка раз за разом вырывает меня из беспокойного сна, и все начинается снова. У меня нет сил. Я устала. Что мне делать? Идти в церковь? Покаяться? Бить себя в грудь с воплями: «Моя вина!» Сбежать? А возможно ли это? Открыть дверь и спросить, что ей от меня надо? Умереть на самом деле, чтобы присоединиться к ней? Ей скучно и одиноко? Она обвиняет меня в том, что с ней случилось? Что я ее бросила? Что не спасла? Что?.. Только ей известны ответы на мои вопросы. Но я не могу заставить себя открыть дверь и посмотреть ей в глаза. Может быть, однажды утром я все же не проснусь и тогда узнаю. Скорее бы…

Тени во дворе Впервые Юрий обратил внимание на белесое нечто мелькнувшее мимо его окна вечером в пятницу. Это был обычный будний день. Он как всегда пришел домой с работы, поднялся на пятый этаж, открыл дверь своей квартиры, включил везде свет, вымыл руки, зашел на кухню поставить чайник и краем глаза заметил как что-то белое мелькнуло во тьме за окном. На дворе стояла осень, темнело рано, хлопья мокрого снега валили с неба периодически сменяясь крупными каплями противного дождя, все это оседало на земле толстым слоем чавкающей мокрой грязи, ветер громко завывал гуляя по дворам и улицам глухого спального района. Сначала Юра решил что это снег, но что-то показалось ему странным, промелькнувшее призрачное нечто было слишком большим и плотным для обычных мокрых хлопьев. Юра выключил свет на кухне и внимательно уставился в окно стараясь заметить что-нибудь необычное. Его окна выходили во двор с детской площадкой, справа и слева располагались две кирпичные пятиэтажки, а чуть дальше возвышалось огромное серое здание в десять этажей, фасадом оно было повернуто в другую сторону и Юра мог видеть лишь окна противоположного дома, а по-бокам две гигантские десятиэтажки стояли торцом открывая взору свои гладкие серые стены мокрые от непрекращающихся затяжных дождей. Ничего необычного на первый взгляд заметно не было, ветер бьется в окно, ненастье, унылый залитый водой двор, два непоседливых мальчугана играют на горке наплевав на погоду и упрямо не желая возвращаться в тепло своих квартир. Юра взглянул на часы. Всего половина девятого, время раннее. Он вспомнил как в их возрасте сам вечно зависал с пацанами во дворе при любой погоде, так что ничего странного в играющих под дождем детях не было. Но на подсознательном уровне что-то внутри Юры буквально кричало о неясной опасности, в этой будничной картине было нечто тревожное и пробирающее до мурашек. С освещением в старых районах на окраине Москвы всегда было плохо, а в такую ненастную погоду во дворе горело лишь три фонаря. Своим тусклым желтым светом они с большим трудом выхватывали из осенней тьмы жалки клочки видимости. Кусочек тротуара, часть лавочки, лужи, грязь… Основное освещение давал свет исходящий из окон домов, но и он был тусклым и далеко не во всех квартирах включено электричество, большая часть утопала во тьме. Юра чертыхнулся на свою мнительность и начал отворачиваться от окна намереваясь включить свет и вернутся к готовке своего нехитрого ужина, но как только он стал поворачиваться на торце соседней многоэтажки отчетливо мелькнула тень. Он снова заметил ее лишь краем глаза, но теперь был уверен что не ошибся. Очертания были очень необычными, можно даже сказать — неправильными. Это было отражение чего-то узкого, максимально странно передвигающегося, будто тень паучьей лапы буквально на секунду скользнула по многоэтажке, на мгновение задержалась на боковой бетонной стене соседнего здания и стремительно скрылась в ночном мраке. Юра дернулся от неожиданности и облокотившись руками о подоконник уставился во двор. Теперь он видел как от ночной тьмы отделилась узкая конечность неведомого существа, похожая на лапу членистоногого насекомого, шустро пересекая стену соседнего дома оно без труда перебросило другую лапу-руку на крышу ближайшей пятиэтажки, на ходу изменяя длину конечностей оттолкнулось от нее, подтянуло тонкое туловище прижавшись к торцу здания и зацепившись за крышу многоэтажки перебросило себя на другую сторону уходя вбок и растворилось в непроглядной тьме. Все это происходило очень быстро и заняло буквально три секунды, случайный прохожий не обращающий внимание на окружающий городской пейзаж даже не заметил бы все эти передвижения жуткой сущности по стенам. Стекло мешало видимости и Юра решил открыть окно, но в ту самую секунду случилось нечто ужасное. Длинная тонкая лапа быстро протянулась с крыши десятиэтажки, схватила играющего во дворе мальчугана и молниеносно утащила к себе во тьму. Юра отпрянул от окна, не удержавшись на ногах свалился на пол и ошарашено уставился в ночное небо за стеклом. В подтверждение увиденному со двора послышался громкий плач второго мальчишки, послышались взволнованные голоса взрослых, в окнах домов зажегся свет. Но это все будто происходило в другой реальности, ошарашенный парень своими глазами видел что случилось на самом деле, но рассказать кому-то он не мог… Прошла неделя. Все подъезды и остановки были обклеены объявлениями о пропаже маленького мальчика Степы. С фотографии на прохожих смотрело улыбчивое лицо двенадцатилетнего белобрысого паренька. Родители, волонтеры и полиция не прекращали поиски. Все колодцы, овраги, трасса и парк были прочесаны вдоль и поперек, но результатов это не дало. Мальчик Андрей который играл в тот вечер со Степаном сказал что Степа просто исчез у него на глазах, еще секунду назад он стоял рядом, и вдруг что-то резко вынырнуло из тьмы и утащило его вверх. Естественно ему никто не поверил. Юра не стал заявлять о том что видел, его бы приняли за сумасшедшего, или того хуже, сделали бы главным подозреваемым в этом деле. Парень взял на работе отпуск за свой счет сославшись на личные обстоятельства и с головой погрузился в изучение информации которую ему удалось отыскать в Интернете. Единственный кому он поведал о случившемся был его близкий друг Павел, с которым они дружили с самого детства, ходили в один класс и совсем недавно окончили университет. Паша жил в соседнем подъезде с молодой супругой и быстро явился по первому звонку Юры. Увидев состояние своего друга он сразу понял что тот не врет и пообещал помогать ему во всем. Все что удалось нарыть парням были интернетовские крипипасты о некоем монстре из городских легенд, но информация была скудная и противоречивая. Где-то его называли палочником, в славянской мифологии «жердяем» (от слова - «жердь»), это был длинный и худой злой дух гуляющий по ночным улицам, заглядывающий в окна и греющий руки у печных труб, встреча с ним обычно заканчивалась смертью для человека. Единственное в чем сходились эти байки был внешний облик неестественно высокого (около трех-четырех метров), бледно-серого, тощего как палка человека, способного произвольно удлинять свои конечности на любое расстояние. Его руки могли вращаться как на шарнирах, изгибаться в любые стороны, растягиваться и расти на многие метры. Оно не имело лица и голова его была гладкой, похожей на лик манекена или куриное яйцо, на котором отсутствовали даже намеки на глаза, рот или нос. В некоторых легендах оно даже носило длинное черное пальто, либо строгий «похоронный» костюм. В его движениях было что-то от насекомого, поэтому многие прозвали его - «палочником», своими тонкими конечностями он без проблем мог цепляться за отвесные бетонные стены высотных домов и передвигаться по ним быстро и абсолютно бесшумно. Юрий хорошо запомнил как размыто двигалась эта тварь, ни одно живое существо было не в состоянии передвигаться настолько резко, при этом не издавая ни малейшего звука, это роднило его с призраком. Тварь выходила на охоту строго после заката солнца. Под покровом ночи было легче мимикрировать под окружающую среду. Обычно тварь обитала в лесу, либо в заброшенных зданиях. В лесу оно маскировалось под деревья и ни один человек не в состоянии был отличить притаившуюся в гуще тварь от хаотичного скопления обычных веток, особенно осенью и зимой. Благодаря высокому росту и тонкому телу (в обхвате буквально несколько сантиметров) оно само могло притвориться деревом и полностью слиться с пейзажем, дать путнику спокойно пройти мимо и резко набросится на него сзади. В приоритете у твари были дети, но и взрослыми оно не брезговало. Юрий навел справки о пропавших без вести в их районе и Интернет выдал пугающую статистику — за последние полгода только в их административном округе пропало семь человек, четверо детей и трое взрослых. Павел как истинный друг искренне проникся фанатичным увлечением товарища и тоже стал вести наблюдение за ночным двором и обращать внимание на стены многоэтажек возвращаясь домой с работы. Несколько раз он даже устанавливал на форточке своего окна (жил он на четвертом этаже) камеру с ночным видением, включал запись до утра и уходил спать, но оба раза камера выходила из строя посреди ночи, а та запись что сохранилась была настолько нечеткой и кишела помехами что от этой затеи пришлось отказаться. Супруга Паши несколько раз жаловалась что вечерами ей кажется будто кто-то с улицы заглядывает к ним в квартиру, при этом тяжелый взгляд наблюдателя был крайне недобрым, вызывающим в душе неясную тревогу и предчувствие грядущей беды. Каждый раз когда ветви дворовых деревьев царапали стекло, она вздрагивала представляя как тонкие острые пальцы неведомого существа скребутся и постукивают по окну вызывая хозяев. А как-то ей даже померещилась чья-то белая вытянутая морда смотрящая из тьмы. После этого случая она всегда стала зашторивать окна на ночь. В один из субботних вечеров Юра пригласил Пашу в гости и изложил ему свой план. Завтрашним вечером друзья встретятся в местном парке, вооружившись чем смогут станут тщательно изучать местность. Юра был уверен что тварь обитает именно на территории парка и именно оттуда она делает свои вылазки. Парк был очень крупным, обширным, с богатой и густой растительностью, чтобы обойти его полностью требовалось несколько часов. В западной части парка даже имелось небольшое заброшенное здание пустовавшее еще с конца девяностых, когда-то в нем находилось кафе, но после развала оно так и осталось стоять обветшалым и никому не нужным. У местной администрации все никак не доходили руки снести его, либо восстановить. Юра был уверен что именно в нем живет нечисть. Согласно славянским верованиям пустующие помещения и заброшенные здания всегда становятся приютом для нечистой силы. Хотя существовала версия о том что нечисть может обитать вообще где угодно, и перемещается она исключительно своими нечистыми путями через червоточины в мир Нави, непостижимые для смертного. В назначенный вечер друзья встретились у ворот старого парка и не спеша вошли внутрь. Осенний парк встретил приятелей холодным пронизывающим ветром, мерзким назойливым дождем, чавкающей жижей под ногами и голыми ветвями деревьев шумно качающимися на фоне ночного неба. Обоим было не по себе. Неуютная погода и враждебная атмосфера давила на нервы вызывая желание скорее ретироваться, но Юрий был непреклонен. Он знал что Жердяй обладал телепатическими способностями и знал что был замечен в тот пятничный вечер, Жердяй всегда чувствовал когда им кто-то интересуется и кто-то думает о нем, так что встреча с Юрой была лишь вопросом времени. А жить в постоянном страхе Юрий не хотел. Он надеялся что тварь можно убить физически, либо изгнать с помощью молитвы. При себе парень имел пневматический пистолет, газовый баллончик, нож и распятие с молитвословом. Юра надеялся что что-то из данного арсенала поможет им. Юра и Паша тихо ступали по дорожке освещая окружающие деревья лучами фонарей и старательно всматривались в каждую ветку, стараясь вычленить среди деревьев затаившийся силуэт тонкого человека. В парке кроме них не было посетителей, не нашлось ни одного желающего прогуливаться под дождем по темным холодным аллеям. Тусклые фонари вдоль дороги не столько создавали освещение, сколько мешали, превращая кривые тени в неясный сумбур. К тому-же работали они через один. Пройдя мимо очередного нерабочего столба Юрий обернулся к Паше чтобы посетовать на слабое освещение, но Паши уже не было. Рядом метнулась неясная тень и все что успел услышать Юра — хриплый крик друга и всколыхнувшиеся кусты. Парень с криком отбежал вперед и начал кружиться хаотично освещая окружающие заросли. Сердце сжалось от страха и ледяной пот заструился по телу. В следующее мгновение, то что он секунду назад принимал за фонарный столб ожило. Высокая как дерево фигура, подобная огромной тени с зыбкими расплывающимися контурами, протянула свою тонкую руку и Юра почувствовал как цепкие пальцы безликой твари сомкнулись на его горле. В тот же момент он услышал хруст своих шейных позвонков, ощутил как голова сворачивается набок теряя опору и мир в его глазах навсегда погас. Через несколько дней списки пропавших без вести пополнились еще двумя двадцатилетними парнями, а слухи о высокой тонкой фигуре бродящей по дворам и проспектам ночных городов продолжают поступать. Говорят ее встречали во всех районах города, а так же в лесах, городских парках и даже на трассах, где он прикидывался фонарным столбом поджидая жертву. Но слухи остаются лишь слухами, подтвердить их никому не удалось.

Падения с крыш В один из осенних дней бабушки собрались вместе на лавочках, чтобы поговорить друг с другом. Обстановка была хорошая – дул легкий ветерок, стояла солнечная погода, дети сидели в школе на уроках, поэтому никто не мешал. Идиллию прервал резкий удар и хруст какого-то мешка, который упал откуда-то сверху к выходу из подъезда. Бабушки испугались, а одна из них даже подскочила от неожиданности. Они сразу повернулись в сторону упавшего предмета и закричали от ужаса. Это был никакой не мешок, а труп мальчика. На вид ему было где-то 10–12 лет. Две бабушки даже упали в обморок, но одна из них догадалась позвонить в службу спасения. Приехали скорая помощь и полиция. Врачи констатировали смерть мальчика, а полицейские стали опрашивать очевидцев. Довольно быстро выяснили, что этот мальчик учился в школе неподалеку. В этот же день объявился и лучший друг погибшего. Он рассказал, что Гоша решил прогулять контрольную и залез на крышу, чтобы сделать красивые фото города. Тогда все сразу решили, что это просто несчастный случай. Видимо, мальчик оступился или не удержался, поэтому свалился вниз и разбился. Через две недели многие уже забыли про это происшествие, но внезапно с крыши снова упал мальчик. Теперь другой и тоже насмерть. Вновь списали на несчастный случай, однако на протяжении следующего месяца еще несколько мальчиков разбились, сорвавшись с крыши. Все подумали, что это очень странно. Вряд ли все семь мальчиков упали с крыши из-за своей неосторожности, да и ещё за столько короткий промежуток времени. Раньше такого в городе никогда не было. Предположили, что мальчики сами прыгали с крыш, но и от этой версии быстро отказались. Все они были из благополучных семей без особых проблем, да и перед своей смертью мальчики вели себя совершенно обычно. Подумали, что в городе завёлся маньяк, который сталкивает мальчиков с крыш, а может даже специально затаскивает на верх домов, чтобы оттуда сбросить своих жертв. Примечательно, что мальчики падали в разных регионах города, поэтому никто не мог понять, в каком именно районе орудует преступник. В городе началась паника. Родители боялись отпускать своих детей и запрещали гулять им в позднее время. Походы на крышу были под строгим запретом, да и сами ребята ни за какие деньги и поощрения не хотели туда ходить. Никому не хотелось повторить судьбу разбившихся мальчиков. Правда боялись не все. Один шестиклассник по имени Коля решил, что это всё ерунда и глупая суматоха. Он уже три года занимался кудо, а еще недавно ему на день рождения папа подарил нож-бабочку. Мальчик всегда носил оружие с собой и считал себя непобедимым. Ещё Коля подумал, что если ему удастся победить маньяка, то он станет самым крутым в школе. Может быть, ему даже дадут премию и покажут по телевизору. Мальчик любил быть в центре внимания. Однажды он все-таки залез на крышу на спор с другом. Ему нужно было просидеть на крыше полчаса и в конце подойти к краю и крикнуть другу, который сидел во дворе на качелях. Уже выпал снег, поэтому Коля был спокоен. Если маньяк решит напасть, то хруст снега выдаст его, а мальчик успеет повернуться, достать нож и дать отпор. За полчаса с Колей не случилось ничего плохого, поэтому он спокойно подошел к краю крыши, чтобы подать сигнал другу. Приятель Коли наблюдал за этим и внезапно ужаснулся, поскольку мальчик резко наклонился вперед и полетел вниз. Ему несказанно повезло, ибо он упал на крышу балкона последнего этажа. Только это и спасло Колю. Опять вызвали полицию и скорую помощь. Мальчик сломал ногу, но остался жив. Коля сразу же рассказал, что его кто-то толкнул в спину, из-за чего он и упал. Однако это было очень странно по нескольким причинам. Во-первых, никто посторонний в подъезд не входил. Во-вторых, приятель Коли не увидел нападавшего за спиной своего друга. В-третьих, ничьих следов кроме мальчика на крыше не было. «Что же это за маньяк-невидимка? — недоумевали очевидцы и полицейские. — Как ему удаётся оставаться незамеченным?». Решили, что маньяка нужно «ловить на живца». Иначе жертвы не прекратятся. Устроили засаду на одной из крыш города. К краю крыши поставили молоденького полицейского. Он только поступил на службу в полицию и своим ростом напоминал школьника. К нему прикрепили страховочный трос и велели ходить по краю крыши. Ещё несколько полицейских спрятались за строениями на крыше и стали ждать появления маньяка. Прошло два часа, но преступник так и не появился. Полицейские уже подумали о том, чтобы закончить операцию на сегодня. Вдруг к крыше подлетела какая-то серая птица. Сперва никто не обратил на неё внимание, но она сделала секундный рывок и врезалась своими лапами в молоденького полицейского. Мужчина перевалился через ограждение по краю, но страховочный трос спас его от падения. Полицейские никак не ожидали, что страшным убийцей окажется птица. Они сперва шокировано смотрели на улетающую неизвестную птицу, после чего наконец-то поспешили помочь своему коллеге. Никто недоумевал, что это может быть за птица, которая убивает людей, толкая их с крыши. Кто-то даже начал строить страшные предположения о том, что птицы решили восстать против человечества. Полицейским, которые участвовали в операции по поимке маньяка, приказали вновь устроить засаду на крыше, чтобы убить кровожадную птицу. Группа вооруженных полицейских снова пришла на крышу. Молоденький полицейский опять взял на себя роль приманки. Остальные спрятались за надстройками и приготовились к появлению кровавой гостьи. Через какое-то время птица действительно подлетела к крыше. Полицейские нацелили пистолеты, а снайпер приготовил винтовку. Птица нисколько не испугалась и разинула клюв. Из него вылетела пуля и попала снайперу прямо в голову, мгновенно убив последнего. Остальные полицейские стали в панике стрелять по летающей убийце, но та ловко уклонялась от выстрелов. Птица продолжила атаковать своих врагов, открывая клюв, откуда с бешеной скоростью выходили пули. Ей удалось убить еще одного полицейского и ранить двоих. Наконец-то молодой лейтенант смог попасть в птицу. Она получила ранение в крыло и упала на крышу, прямо к ногам полицейских. Лейтенант на всякий случай еще раз выстрелил в птицу, чтобы та больше никого не убила и не ранила. Полицейские осмотрели загадочную убийцу и с удивлением обнаружили, что это всего лишь робот, замаскированный под птицу. Он состоял из металлической конструкции и птичьего покрова. На корпусе была едва заметна надпись «ЗРМ». — Завод робототехники и машиностроения, — пояснил лейтенант. — Есть такой у нас в городе. Следственная группа отправилась на этот завод. Вызвали директора завода, показали останки птицы-робота и рассказали о страшных убийствах. Директор очень испугался и заявил, что он здесь совершенно ни при чем. Тогда у мужчины спросили, откуда у робота могла взяться эта метка. Директор объяснил, что завод не выпускает подобных роботов, но делает поставки деталей и механизмов своим заказчикам. Стало ясно, что кто-то приобрёл детали с этого завода и потом сконструировал робота-убийцу. Оставалось лишь найти злодея среди множества заказчиков. Тут директор вспомнил, что месяц назад у них сделал большой заказ один немного странный мужчина, похожий на профессора. Он купил у завода продукцию с деталями, предназначенными для создания подвижных механизмов и конечностей у роботов. Директор дал следователям информацию о странном покупателе. Полицейские решили навестить «профессора». Звали его Сергей Владимирович, а жил он как раз-таки недалеко от завода. Пришли домой к этому мужчине, а тот их встречает в рабочих перчатках и весь в пыли и машинном масле. Полицейские сразу заподозрили неладное. Один из участковых заметил дверь за книжным шкафом и решил её осмотреть. Сергей Владимирович как увидел это, сразу схватил гаечный ключ и попытался ударить незваного гостя. Остальные полицейские на растерялись и мгновенно остановили, и заковали «профессора» в наручники. В потайной комнате участковые обнаружили настоящую мастерскую. То тут, то там валялись всевозможные детали, шестеренки, провода, электроды и инструменты. В самом дальнем углу сидела собака, вернее полицейским сперва так показалось. Это был очередной робот, который был почти как настоящий пёс. Лишь оголённый металлический череп со множеством проводов и микросхем выдавал искусственное происхождение данного творения. Сергей Владимирович не стал отпираться и признался в том, что именно он создал робота-убийцу в облике птицы. Узнали полицейские и историю безумного «профессора». Раньше он работал инженером на «Заводе робототехники и машиностроения», где был одним из лучших работников. Была у него и семья, любимые жена и дочь. Девочку звали Аня. Когда ей было всего 9 лет, то она отправилась вместе со своими одноклассниками на стройку. Ане нравился мальчик из этой компании, и она решила, что обязательно понравится ему, если пойдет вместе с ребятами на стройку. Другие девочки боялись, а Аня решила доказать всем свою смелость. Однако с ней произошел несчастный случай. Она оступилась на одном из этажей и упала вниз. Высота была небольшая, но Аня упала на длинный штырь, который насквозь пронзил её маленькое сердечко. Мужчина после этого не находил себе место от горя, а потом от него ушла жена. Позже его уволили с завода за пьянство и прогулы. Так бы он и спился, но однажды Сергей Владимирович решил, что будет мстить. У него оставались чертежи по робототехнике с завода и несколько комплектов деталей. Он сделал тайную мастерскую и стал пропадать там днями напролет. Дополнительно мужчина заказал партию деталей с завода, где работал ранее. Потом ему удалось сделать управляемую птицу-робота, и бывший инженер решил мстить всем мальчикам так же, как и погибла его дочь. Через камеры, установленные в глазах птицы, Сергей Владимирович видел все происходящее и управлял полетом робота. Когда он узнал, что на его робота готовится засада, то решил дать отпор полицейским, но его птицу уничтожили. Сожалел мужчина лишь о том, что его так быстро поймали. «Профессор» признался, что ему оставалось совсем немного времени, чтобы сконструировать роботов в виде собак, кошек и даже змей. — Вот с ними вы бы так просто не справились, — с усмешкой заявил Сергей Владимирович. Бывшего инженера после этого арестовали. Его даже потом чуть не убил отец одного из погибших мальчиков на суде, но разъярённого мужчину успели остановить. Изначально «профессора» хотели посадить в тюрьму на пожизненно, но оказалось, что он невменяемый, и его пришлось отправить на принудительное лечение в психиатрическую больницу. Мастерскую «профессора» после его ареста демонтировали. Чертежи сожгли, а всех роботов разобрали на части и переплавили, чтобы изобретения не попали в плохие руки. Историю прислал Максим Зайцев.

«Сказка про Птичьи сны» За окном было темно. Тяжелые капли стучали по стеклу. Игрушки и туфли, давно уже заняли свои места в коробках и готовились ко сну. Луна и маленькие зеленоватые звездочки, наклеенные на потолок, готовились к тому, вот-вот выключат свет. Они готовились сиять! Одна девочка по имени Лена не спала. Она крутилась в своей кроватке, у неё ныло и болело бедро. Мучала мигрень, хрустела шея и хотелось чего-нибудь сладкого на ночь, но было нельзя. Не то, чтобы она сильно волновалась за фигуру, но мама сказала, что с такой жопой никто не возьмет замуж. Аргумент возымел силу над девочкой, и она покорилась. Лена вообще не была дурой и всё прекрасно понимала. Отучилась на филфаке, где на сто тридцать человек из потока было от силы пять парней. Один заднепрофильный, а остальные быстро расхваченные более азартными товарками. Потом устроилась на работу, в душный офис. Не по специальности, но что же. Сейчас пол страны так делают и ничего, живут люди. Но, к сожалению, и на работе не было даже проблеска простого женского счастья. Походы в тренажёрный зал снова не дали успеха, там если и были какие-то мальчики, то только тренер и гей Славик. А такого счастья Лене точно не нужно было. Одним словом – непруха какая-то. В общем она забила, решив, что пусть идёт, как идёт. Всё-таки не дурой Лена была. И вот, готовясь ко сну, вечером третьего дня месяца в воскресенья, борясь с мигренью и кутаясь в тёплый плед, Лена услышала стук. Сначала это был осторожный, неловкий скрежет… будто ветки дерева по стеклу. И пусть так, но лена жила на тринадцатом. Какие тут ветки, нафиг? Где вы такие деревья видели? Лена задумалась об этом и испугалась. Съежилась, натянула одеяло до самого подбородка. За окном громыхнуло. «Фуууф», просто гром – подумала Лена и успокоилась. «Вот дура блин» подумала Лена, как маленькая. Она встала, нашарив под кроватью меховые тапки. Подошла к окну и повернула до конца ручку. Затем направилась на кухню, накапать себе капель десять валокордина. Не то чтобы это сильно надо было, просто от нервов. Свет включать она не стала. Шла, касаясь стен, которые в какой-то момент просто исчезли. Где-то впереди засветилась причудливыми узорами дорожка. Это впечатлило девочку намного больше, чем если бы она в почтовом ящике нашла бы новый айфон. «Что за херня?» - подумал филолог с красным дипломом. - Эй! – сказала она вслух, прислушиваясь к звуку собственного голоса. На секунду ей показалось, что она в длинном тоннеле. Громким эхо отозвалось её «Эй!». - Чего шумишь? - гаркнуло слева. Каркнуло так, что у Лены аж сердце в пятки ушло, провалилось. Аккуратно повернув голову, она увидела одиноко стоящее дерево с вороном на одной из его веток. Тот факт, что темнота исчезла и было снова темно на неё не произвел никакого влияния. - Извините, я … - Головка от Тет де Муна ты… это сыр такой, если что… эй, ты чего, давай без обмороков только, пожалуйста! Кляя… Лапа попыталась в Facepalmе прикрыть клюв. Птица смотрела, как офигевшая от такого поворота девочка оседает на землю. Ей одного говорящего ворона хватило за глаза. Мудрая птица каркнула что-то матное и уже думала лететь за валерианой, как девочка очнулась, громко заголосив. «АААААААААА!» - Кля… Лена округлыми, офигевшими глазами смотрела на птицу перед собой…Она щипала себя за бока, била по щекам и пыталась найти шестой палец на руке, думая, что те курсы по ОСАм не прошли-таки даром. Но нет, осознаться не получалось, как и проснуться. А ещё хотелось грамм 50 водки, а лучше все сто. Нет, не подумайте, она вообще эту водку не пьет и пробовала всего один раз, просто такая ситуация. Короче, взяв себя в руки, минут через тридцать она сидела на той же ветке, что и ворон и вела вполне осмысленную беседу. Оказалось, что каким-то немыслимым образом она попала в другой мир. Вышла на огромную волшебную поляну. Да не просто вышла, а ещё попала в тот самый момент, когда все сказочные существа готовились к спячке. Нет, ни как медведи. Нет, не бурые. Тут всё оказалось страшнее и страннее. Конечно, виноват был патриархально настроенный злой колдун, забирающий у магических созданий годы жизни и сковывающих их злой магией сновидений. Как добропорядочная гражданка и даже патриотка, она вызвалась помочь. Но на это ворон лишь начал давиться каркающим смехом. - А что мне тогда делать, а? - Смотри… Лена смотрела, как прекрасные создания готовятся ко сну… К долгому прекрасному сну, пропитанному запахом пепла и тлена… кровавыми водопадами и цветом жёлтых костей песку…. В этих снах не было места волшебству, но зато здесь был дым. Чёрный, угольный, прекрасный, выбивающийся из труб заводов и глушителей машин. С маслянистыми пятнами, оставляемые танкерами в море и слипшихся в комок лёгких китов. Скрипом пустых душ, алчными отблеском глаз, черным хрустом сердец. Это было всё знакомо. Низкий уровень ввп, ипотеки, бесконечные пробки… крики, раздирающие горла из карет скорых и тонкие взвизги насилуемых по ночам. То, что ворон назвал подготовкой ко сну на деле оказалось кровавым безумием. Живые цветы выдирали собственные листья. Розы втыкали в друг друга шипы, улыбаясь и сочась зелёным томным соком. Голубые и синие бабочки садились на мордочки зверей…, чтобы через секунду взлететь, оставив после себя плачущих кровью, безглазых созданий. Разноцветные птички, сжав до хруста клювы били ими по яйцам. Ещё невылупившиеся, нерождённые птенцы кричали, из-под тонкой скорлупы, но ничего не могли сделать. В дупле старого дуба, подложив под голову мягкий пушистый хвостик, засыпала маленькая рыжая белочка. Она ещё не знала, что орел, заснувший в полёте, врежется в дупло под ней, тем самым лишив завтрашнего дня её маленьких бельчат. Сквозь волшебную полянку тёк веселый голубой ручеек. Никто не знал, но он первый заключил сделку с тихим магом. Он должен был отравить своими миазмами всю экосистему мира. Уничтожив любую надежду, похоронив её в вечном болоте липкого страха пробуждения. Лена, не отрываясь смотрела на происходящее. Она ничего не могла сделать. Когда ей на плечо сел ворон она не заметила. Только когда рука начала наливаться болью, а на ветку снизу что-то закапало, она повернула голову. Жёлтые лапы с силой впивались в её мягкую плоть. Ворон, казалось, улыбался. - Леночка, Леночка, а почему ты ещё не спишь. Пойдём, я уложу тебя. - А мне ниччччего… не бббудет? – заикаясь произнесла девочка… - Конечно ничего – мягко улыбнулся ворон и клюнул девочку в глаз. «АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА» Лена проснулась от собственного крика. Истошного, раздирающего. Холодные капли пота стекали по спине. Ночная рубашка прилипла к телу. Её знобило. «Это был просто сон!», «Просто сон, сука!» - повторяла девочка. Вскочив, она побежала на кухню, решив всё-таки нацедить себе пару капель. Проходя мимо ростового зеркала в прихожей, она на секунду запнулась. Сделав шаг назад, замерла. Она не кричала… сил на это уже не осталось. Крик, замер вязким киселём в горле… Из тонкого стеклянного марева на девушку смотрела обезображенная беззубая и абсолютно седая старуха…

Девять выстрелов * * * Девять выстрелов, девять пуль, девять ран – ровно столько потребовалось, чтобы остановить религиозного фанатика. И, как сказала ведущая новостей, даже эти выстрелы не смогли его сразу убить. Он всё ещё продолжал дышать, лежа на окровавленной мостовой и твердя молитвы. «Крепкий парень» – так назвали его в новостях. Что, впрочем, удивительно – столько пуль словить и не умереть. Я посмотрел на картинку телевизора. Окровавленные булыжники, репортеры, меняющаяся картинка – всё как обычно, если кто-то умирает в центре города. Шок, сенсация, волшебство и даже чудо. Но, по правде говоря, это обыденность, я почти уверен, что главный редактор новостей, рассмотрев пленку более чем снисходительно, пропустил её в эфир. Психов хватало всегда. С той лишь особенностью, что этого я знал лично. Да-да, стоило мне присмотреться к его лицу, как я тут же вспомнил его имя и фамилию. Григорий Прошин. Странноватый парень с моего этажа. Ну как странноватый, он просто мало с кем общался, читал своеобразную литературу, гулял и, как правило, всегда был один. Хотя, я бы не сказал, что он был уродом или идиотом, нет. Парень как парень, вполне адекватный, полностью понимает шутки и приколы, просто не любит их, предпочитая уединение и религиозную тематику. Но, опять же, он никогда не был особо буйным и если бы мне три дня назад сказали, что он будет скандировать с пистолетом лозунги о пришествии тьмы, я бы не поверил. Допивая чашечку кофе, я прибавил звук. Оказалось, он угрожал самоубийством, если к нему не приведут президента или кого-нибудь из правительства. Видимо, посчитал, что пистолет – достаточный повод для знакомства. Хотел донести какую-то новость, которую даже отправить по почте было нельзя, настолько она была срочная. Только вот первый же милиционер, попавшийся на Красной площади, мысль не оценил и, едва увидев револьвер, сразу же спустил в бедного Григория всю обойму. Пару раз, конечно, промахнулся со страху, но остальное точно легло в цель. Первая – чуть пониже колена, две – в левое бедро, три по животу, селезёнке и груди, но это уже потом, когда милиционер Сережа Петрухин пристрелялся. Опять же, не смертельно, ведь его враг успел немного пожить на окровавленных булыжниках. Но зря я так, наверное, сарказм в подобных случаях – дело пустое. Жаль человека, никому особого вреда он не желал, жил да жил. Хотя, конечно, последнее и немного выходит за рамки обыденности. Примерно в обед новости о случившемся обросли новыми подробностями. Выяснили, о чём конкретно вещал Григорий, о чем хотел предупредить общественность. Дело, по сути, было простое – тьма должна была прийти в дома, сожрать и поглотить все существующее, ну и, соответственно, спасения нам не ждать. Выключив телевизор, я лег на кровать. Печально, но в этот выходной я снова один. Моя девушка уехала к родственникам в Украину и со мной лишь жужжание улицы, да полупустой холодильник. В чём-то мне, конечно, можно позавидовать, но, по большой части, увы, я разгромлен текущей ситуацией. Поэтому я невольно всё время возвращаюсь к трупу Григория. Он, как бы цинично это ни звучало, моё развлечение, дающее хоть какую-то пищу для мозгов. К тому же совершенно бесплатное. Методично разложив все его невзгоды, я удовлетворённо заметил, что моя жизнь более или менее сносна. Мне не приходится выбегать на площадь, размахивать пистолетом и причитать о том, что вот-вот произойдет несчастье. Я держу себя в руках, мне даже в голову подобное не приходит. А ему пришло. Значит, у него всё было гораздо хуже, чем у меня. Эх, Григорий, тебе бы пошло работать в церкви, там бы ты отлично именовался как отец Григорий. А весь твой фанатизм умело был бы уложен в общую канву. Расстрелянный трусливым милиционером герой. Нет, так не бывает, героев и спасителей человечества не может расстрелять трусливый мент, это уже какая-то пошлость. Нет, он сумасшедший фанатик, убегающий от своей опостылевшей жизни. С такими мыслями я и уснул, проснувшись спустя примерно два часа от монотонного бормотания под дверью. Я не сразу понял, что происходит, решив сперва, что это шепот старухи, моей соседки, которая живет налево от меня, через дверь ещё одного старого соседа. Старуха постоянно ворчит, постоянно ходит по этажу босиком и постоянно ищет всё также вечно сбегающую от неё кошку, попутно ввязываясь в любой конфликт, который только возможен. Поэтому первым делом я, естественно, подумал именно на неё, так как точно знал, что кроме неё никто не может шептать под моей дверью. А затем вдруг я стал различать слова, среди которых было «открой, солнышко», «впусти меня», «дай на тебя посмотреть». Соотнося эти слова с той бабкой, которую я знал, я понял, что это не она. Эта женщина никогда не произносила ничего подобного, она просто не могла этого сказать. Слишком сильна в ней была ненависть к окружающим. Поднявшись, я посмотрел на дверь. Внизу, там, где имелся небольшой просвет над полом, было полностью темно. Я поднялся, накинул халат и подошёл к двери. Шепот стал чуть громче, он почувствовал меня, почувствовал, что я рядом. Я прикоснулся к ручке, очень хотелось открыть дверь и дать шутнику в морду, но, дотронувшись до ручки и ощутив её холод, передумал. Я вдруг понял, что всё это крайне странно. Что спешить и открывать дверь не следует. Тем более непонятно кому. Эх, как же плохо, что у меня не было глазка. Я громко спросил «Кто там? Что за игры?». Шепот стих. И буквально через несколько секунд начался снова, но уже детским голосом, как будто стояла маленькая девочка, упрашивающая меня открыть дверь. По коже невольно прошла рябь. И даже не столько от этой смены голосов, как от того, что я понял, что и у соседа тоже под дверью кто-то просит, чтобы ему открыли. Правда, уже нежным женским голосом. И сосед открыл. Исполнил просьбу. После чего под моей дверью шум прекратился, по крайней мере, на одну ночь. * * * Александр, его звали Александр. Он также жил один и после развода с женой полностью ударился во все тяжкие. Жил он справа и в ночь, когда я впервые услышал шепот, как раз отходил от очередного похода по злачным местам. Именно он и открыл дверь, избавив меня от назойливого бормотания. А после и от собственного присутствия, совершив великолепное сальто с пятнадцатого этажа головой вниз. И, как заметили полюбившие нас в последнее время циничные репортёры, жаль, что подобный пируэт пропал зря, ночью столь совершенный полёт рассмотреть могли лишь тускло освещающие улицу фонари. А я задумался. Я точно слышал шёпот и точно знал, что чутко реагирующий на женские голоса Саша не мог просто так сидеть и слушать, как кто-то из женщин просит открыть. Нет, он обязательно откроет, уделив всё свое внимание просящему, именно из-за этой мягкости его, в общем-то, хорошего человека, и бросила жена. Целый день я молча всматривался в то, как милиция ходила взад-вперед и постоянно отвечал на одни и те же вопросы. И, естественно, я врал, так как понимал, что, скажи я правду, меня тут же упекут в лечебницу. Где будут долго и тщательно колоть уколы. В том числе и насильно. Что моё нежное тело никак не могло себе позволить, я вообще не любил уколов и постоянно их избегал, лишь в самых крайних случаях соглашаясь на иглу. К тому же на меня неизгладимое впечатление произвел милиционер, опрашивающий меня – толстый, потный, с огромной бородавкой под третьим подбородком. От него воняло так, что сидеть с ним за одним столом было просто невыносимо, к тому же он всё время клянчил пить. Сперва молоко, потом чай, потом просто вода из-под крана. И так на протяжении двух с половиной часов. Хорошо еще, что с работы отпустили, я бы просто не выдержал такое вечером после полного рабочего дня. Изнеможденный непрекращающимися походами за дверью и расспросами, я рухнул в кровать примерно в восемь часов вечера. И уже в двенадцать я проснулся, проснулся от посторонних шумов, только в этот раз это уже было не бормотание, а звуки царапающихся коготков и мягкое, немного заигрывающее мяуканье. «Какая странная кошка» – подумал я, открывая глаза. Потом мне пришло в голову, что это, видимо, вернулась соседская. И только после первых двух выводов я вдруг понял, что это вчерашний шепот вернулся вновь, только в этот раз он уже был образе кошки. Мягкой такой, маленькой, с милой кошачьей мордочкой, наивной и притягивающей. Этакий пушистый комочек счастья, мирно царапающий мою стальную дверь. И царапающий настойчиво, никак не понимающий, что открывать хозяин не хочет. Нет, комочек обязательно хочет войти и подружиться, подружиться навсегда. Я закрыл глаза. Спать особо не хотелось, но я понимал, что должен. Ведь некоторые могут, да что некоторые, мой друг может, он всегда засыпает под любой шум. И с этой бедой он бы быстро справился. Хотя нет, он наверняка бы открыл дверь. Тут я услышал, как открывается дверь соседки. Как же я забыл, она же так любит кошек, эта сварливая, никого не боящаяся бабка, она же так любит кошек. Неужели всё ради неё? Но почему тогда и в мою дверь тоже? Нет, что-то здесь не так. Впрочем, думать об этом было уже поздно, дверь открылась, и пушистое животное прошло внутрь, оставляя меня в чарующем неведении относительно судьбы моей адской бабуси до самого утра. Ни криков, ни каких-либо других звуков, лишь открывшаяся дверь и так же легко закрывшаяся. Разве что бабка успела хлопнуть в ладоши от радости и пробубнить слова приветствия и приглашения. Свои, по всей вероятности, последние слова. Так как забрали её утром уже остывшей. Что намекало на крайне быструю кончину. Как сказали менты, она поскользнулась в ванной, прямо на своей кошке, которую под собственным весом размазала по кафелю, сорвав при этом все занавески. Черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью. Печальный вердикт печальной жизни. Ни капли жалости, лишь сухой раздраженный тон. Ещё бы, уже второе самоубийство только на нашем этаже и двадцатая по счету смерть в доме. О котором уже рассказали на ОРТ. Чем не повод для гордости? Гордости той самой, неподкупной. Только вот с похоронами не заладилось, трупы слишком быстро наполняли этаж, гораздо быстрее работы похоронных контор. Я как будто видел, сколько работы копилось над этими резко опустевшими квартирами. Как разминали руки могильщики, а похоронные счетоводы потирали свои потные ладошки. Только вот квартира бабки, скорее всего, отойдет государству. Оно же и оплатит похороны по самой минимальной планке. Где-то к четырем часам ко мне снова пришёл мой жирный трехподбородочный мент-бородавочник, продолжавший без устали осушать всевозможные емкости. Было заметно, что он порядком подустал и я его последний клиент, так что со мной он поступил крайне толерантно, уложив наше общение в час. Всё ради того, чтобы уйти до шести домой. И я ему за это был крайне благодарен. Так как в этот раз он пропотел гораздо больше обычного. А потом меня посетила странная мысль. Так, абсолютно блуждающая, я вдруг подумал, что, может быть, шепот – это типа голоса в моей голове и это я так лихо обрабатываю свой этаж, зачищая одну квартиру за другой, не оставляя в свидетелях даже волосатую живность. Что тут сказать? Это был бы прекрасный повод гордиться собой, как профессиональным маньяком. Впрочем, нет, это не я. Соседа я бы убивать не стал. Он не сделал мне ничего дурного, он даже нравился мне. Отличный парень, отличный метод работы с женщинами, общительный, веселый, ничего дурного в нём не было. Нет, я бы точно не стал его убивать. * * * Дети. На эту ночь это были детские голоса. Мальчик и девочка. Говорили хором, как будто брат и сестренка. Они были такие наивные, как не пустить? Они стояли напротив моей двери и двери семьи Зайцевых, последних моих живых соседей. Отец, мать, двое ребятишек, два брата, трехгодовалый Егор и пятилетний Сергей. Оба русые, как и их отец, который прирезал их в последнюю очередь, дав им пожить лишь на минуту дольше матери. Но об этом я узнал лишь утром, когда вышел из квартиры и увидел полицию. Не буду скрывать, я слышал сдавленные крики, но выходить и пытаться помешать не мог. Страх меня победил. И здесь я уже перестал хохмить. Крови было столько, что она залила всю квартиру. Иннокентий Зайцев не скупился на удары и наделал столько дыр, насколько у него хватило сил, забрызгав кровью всё, что мог. Безжалостно, не останавливаясь ни перед закрывающими лицо ручками, ни перед обезумевшими от страха глазами. Он просто истреблял. Напоследок распорол себе живот от пупка до шеи. Только вот это явно было не сэппуку. Кровь, слёзы и затем тишина. Тишина проникла везде. Остался абсолютно пустой этаж. Хотя, почему этаж, я слышал, что и те, кто ниже и выше этажами, дали старт на несколько дней, в ужасе сбегая от навалившихся самоубийств и убийств. Если честно, я не ожидал такого поворота событий и даже когда сбежали все соседи, я надеялся, что обязательно приедут какие-нибудь любители острых ощущений и, засев на моём этаже с гитарой, будут дежурить всю ночь, периодически выпрашивая у меня кофе или чай. Я был готов спонсировать их безвозмездно, лишь бы они были со мной. Но, увы, всем как-то оказалось пофиг на всю эту проблему, никто не приехал, и я остался на один. Я не смог уснуть. Ни в шесть, ни в семь. Всё, что я делал – это ходил кругами, да периодически поглядывал на дверь, ожидая ночи. У меня не было возможности уехать. Оставалось лишь ждать своего времени. Поэтому я просто лег и закрыл глаза. И оно пришло. Привычно притворившись голосом, который нам близок больше всего. И в этот раз это был голос моей девушки, которая стояла позади двери и била по ней, крича, что её насилуют. Это было так наивно, так тупо, так глупо, я лишь улыбнулся и закрыл дверь на засов. Мне было неинтересно это, я был сильнее собственного страха. И я справился с ним. А вот утром, когда я пошёл на работу, я увидел тело молодой девушки, изрезанное и согнутое в неестественной форме. У которой были порваны юбка и колготки, а возле была целая лужа крови. Нагнувшись над ней, я хотел было повернуть её голову, чтобы узнать, кто это, но застыл. Я вдруг увидел браслет своей девушки. И тут я проснулся. Не отойдя от шока, я снова услышал, как она кричит. Недолго думая, я спрыгнул с кровати и подошёл к двери, резким движением открыв её. Надо же, это была действительно она, только почему-то голая и в крови. Я улыбнулся, всё-таки голоса заставили меня открыть дверь.

Призрак часовни Даада В графстве Грюйер, среди высоких гор, цветущих лугов и дремучих лесов затерялась маленькая белая церковь, построенная в незапамятные времена неведомо кем. Люди называют ее Даадá. Даада – это старинное кельтское слово, обозначающее очень крутой подъем. Должно быть, церквушка именуется так оттого, что стоит на склоне горы. У подножия этой горы бежит быстрая речка Сарина. Приметив над вековыми елями старую колокольню Даады, многие жители Грюйера сразу вспоминают рассказы о былых временах... Колокол бьет, его звон разносится далеко по окрестностям. Кажется, он говорит: «Сюда приходили на богослужения твои предки. Здесь покоится их прах. Будь же, подобно им, добрым христианином и молись об упокоении их душ, а когда придет твой смертный час, кто-нибудь помолится и за тебя». И каждый пастух, проходя мимо Даады, обязательно снимет шапку и перекрестится. Старая церковь стоит пустая и одинокая. Она охраняет покой тех, кто в ожидании Страшного суда спит на маленьком кладбище, в тени ее старых стен, поросших зеленым мхом. Было время, когда один бенедиктинец приходил в Дааду служить святую мессу и читать Евангелие. Каждое воскресенье жители окрестных деревень собирались там, чтобы вместе попросить Господа Бога послать им силы и мужество, ибо трудные были тогда времена: началась война, в Грюйер вторглись чужеземцы, и богатый, процветающий край пришел в запустение. Повсюду были руины и пепелища. Сотни семей, покинув свои дома, ушли в горы, чтобы спрятаться от врагов. Но мир вернулся в Грюйер. Деревни стали постепенно оживать. Люди возводили новые церкви, новые часовни, и так уж получилось, что Даада была заброшена и забыта. Но к чести жителей деревни Гранвиллар надо сказать, что многие из них приходили время от времени в Дааду и старались поддерживать в должном порядке древнюю святыню. Они и сейчас заботятся о церквушке. Вот уже четыре века звонит по праздникам старый колокол на белой колокольне Даады. Каменистая труднопроходимая дорога вела от Гранвиллара к Дааде через густой лес и от нее сбегала по крутому склону к Сарине, как раз к тому месту, где можно было пересечь реку либо вброд, либо в выдолбленном наподобие лодки стволе дерева. Мосты в те давние времена были редкостью. Обитатели грюйерского края решались преодолевать быстрое течение Сарины только при условии, что это не составит им большого труда. А если шли дожди и вода поднималась слишком высоко, они сидели дома и ждали, когда погода наладится. В старину люди жили спокойно, не торопясь, и были при этом вполне счастливы. Итак, верующие ходили в церкви собственных деревень, совсем позабыв про Дааду. Свой приход был даже в Гранвилларе. И вот странные слухи поползли по краю. Говорили, что в заброшенной церкви каждую ночь загорается свет и Даада до самого утра стоит ярко освещенная, однако никто не мог объяснить это странное явление. Однажды, а дело было в пост, ризничий из Гранвиллара – паренек по имени Пьер, отправился в Дааду, чтобы прозвонить к вечерней молитве. По старой скрипучей лестнице Пьер поднялся на колокольню, поглядел вокруг и замечтался. Небо было чистое. Усталое солнце медленно опускалось в золотую облачную перину, и снежные вершины гор розовели в его последних лучах. - Чудо, как хорошо! – сказал Пьер и стал бить в колокол. Закончив свое дело, молодой человек спустился вниз, замкнул ключом церковную дверь и затем, не долго думая, – то ли черт его толкал, то ли напутствовал ангел-хранитель? – он спустился по каменистой дороге к реке, перешел вброд Сарину и отправился в деревню Виллар-су-Мон, чтобы навестить свою тетушку Готон, любимых кузенов и очаровательную кузину. Настала темная ночь. Белесый туман поднимался от реки и медленно окутывал лес и луга. В небе мерцали звезды. Бледная луна сквозь наползшее облако освещала землю тусклыми холодными лучами. В жарко натопленной кухне Пьер ужинал в компании своих многочисленных родственников. Он был совершенно счастлив, потому что рядом сидела кузина, нежно ему улыбаясь. Время было уже позднее, когда Пьер стал собираться восвояси. Бросив взгляд в окошко, он вдруг увидел, что внутри Даады горит яркий свет. Значит правду говорили люди! Его сердце похолодело от ужаса. Тетушка Готон тоже перепугалась не на шутку. Она сказала: - Дорогой, я боюсь тебя отпускать! Не стоит ночью ходить мимо этой церкви. Оставайся с нами и чувствуй себя как дома, а завтра на рассвете пойдешь в Дааду и прозвонишь к заутрене. И Пьер решил провести у тетушки остаток вечера и ночь. Еще не рассвело и петухи не пели, когда Пьер вышел из дома, не думая ни о чем, кроме как о милой улыбке кузины. Но вот он подходит к старой часовне, трогает дверь и понимает, что она не заперта... Молодой человек в изумлении остановился на пороге. Не он ли сам, своими собственными руками запирал ее накануне? Кто приходил сюда ночью? Пьер почувствовал, как на лбу его выступили капли холодного пота, он дрожал всем телом и не знал, что и подумать, однако, толкаемый непреодолимой таинственной силой, вошел в часовню. Свечи были зажжены, требник раскрыт, и неизвестный седой старик, одетый в ризу священника, стоял у подножия алтаря, казалось, ожидая лишь знака, чтобы начать службу. Услышав шаги за спиной, старик обернулся и громко произнес: - Поторопись же, Пьер, я давно тебя жду. Приблизься! - Кто этот священник? Как вошел он сюда и откуда явился? Где он раздобыл такое старое, расшитое золотом облачение? – спрашивал себя Пьер, не решаясь ни на шаг отойти от двери. Неведомый священник заметил смущение юноши и заговорил тогда тихим, мягким, почти жалобным голосом. Он сказал: - Иди же сюда и помоги мне отслужить мессу. Поспешим, пока не взошло солнце. Набравшись храбрости, Пьер подошел к алтарю, преклонил колени и отслужил вместе со стариком святую мессу. Он никогда не видел , чтобы человек молился так благоговейно, с таким усердием. Слезы струились по щекам священника, и чем далее продвигалась служба, тем большей радостью озарялось его лицо. Морщины его разгладились, он весь словно светился от счастья. Когда месса окончилась, старик обернулся к молодому человеку и спросил: – Пьер, известно ли тебе, кто я такой? – Нет, я вас совсем не знаю... – Выслушай тогда мою историю! И вот, что поведал Пьеру священник: - Поверишь ли, твой прапрадед и его родители очень дружили со мной. Двести лет тому назад я был кюре этой церкви. С тех пор, каждый год, во время поста, я долгие ночи проводил в молитвах, ожидая, что кто-нибудь придет отслужить со мной мессу – утром, до восхода солнца. Да, в течение долгих лет я плакал, молился и ждал, однако доселе никто не приходил. Слушай дальше. Итак, я был священником, но мною владела одна страсть – я обожал охоту. С утра до вечера, иногда даже ночью, я преследовал серн, косуль, оленей, травил медведей, кабанов и зайцев. Стрела была послушна мне, и я бил наверняка. Каждый день моя рогатина была красной от крови убитых мною зверей. Правду сказать, добычей я помогал прокормиться многим беднякам, но все же долг мой был – нести прихожанам слово Божие и самому служить для них хорошим примером. Как-то раз ко мне пришла одна бедная женщина и попросила помолиться за упокой ее мужа, погибшего в волнах Сарины. Я пообещал ей отслужить мессу на следующий день. Но наутро была прекрасная погода и, будучи не в силах сдерживать охотничий пыл, я вместе с одним из твоих предков отправился на высокие скалы, чтобы подстрелить оленя. Я ушел, забыв про данное мною обещание помолиться о душе утонувшего бедняка. На склоне горы неожиданно обрушилась снежная лавина. Она увлекла меня в пропасть, и глаза мои открылись вечности... Рассерженный апостол Петр не захотел впустить в рай мою грешную душу. Он сказал, что для меня будет закрыта дверь туда до тех пор, пока я не искуплю тяжкий грех, отслужив в Дааде, на рассвете какого-нибудь постного дня, ту мессу, что была обещана бедной вдове... мессу, о которой я так легкомысленно забыл. С тех пор я, неприкаянный, возвращался время от времени к райским дверям и тщетно стучал в них, – никто мне не открывал. Каждый год в постные дни я приходил в Дааду и ждал у алтаря кого-нибудь, кто помог бы мне отслужить мессу и избавил бы от страданий мою грешную душу. Благодаря тебе, Пьер, тяжкое искупление моего греха закончено. Благослови тебя Господь! Я молился за тебя... Через год мы встретимся в раю. Пьер был один у подножия алтаря. Свечи давно погасли, требник лежал на своем месте, все было так, как будто ничего странного здесь не происходило. Пьер долго молился. Потом быстро вышел из церкви, бросил грустный взгляд на вершины гор, которые возвышались над его родной деревней Гранвиллар, и, не возвращаясь больше в отчий дом, отправился сказать последнее «Прости» своей милой кузине, которая утром дала согласие стать его женой. Через некоторое время он, грустный, но смиренный и безропотный, спускался в долину. А на пороге дома юная девушка, утирая слезы, безнадежно смотрела вслед тому, кто уходил из ее жизни навсегда... Ласковые лучи солнца и нежный ветерок возвестили о возвращении весны. На смену зимней стуже явились пестрые цветы, шум одевшихся в листья деревьев и пение птиц. Жизнь забила ключом, и некоторые путешественники уже направились к горным перевалам. Как-то вечером, после ясного дня над землей пронеслась ужасная буря. Монахи одной обители, следуя старинному обычаю, тут же отправились в горы на поиски тех, кто мог сбиться с пути. Никто из них не вернулся! Только собаки, которые сопровождали братьев в горах, прибежали на рассвете к монастырю и стали выть заунывно. Одним из пропавших был молодой послушник, известный всем своей самоотверженностью, добротой и молитвенным усердием. Он был родом из Гранвиллара. А в день, когда печальное известие пришло в Виллар-су-Мон, безутешная семья уже молилась и плакала на могиле девушки, которую внезапно унес из жизни неизвестный недуг.

Туфли А вот и снова история от сарафанного радио! Мне её рассказала одна приятельница, ей, в свою очередь, поведала её приятельница, которая помнит этот случай со студенческих лет… Инга была большой любительницей модно одеться. Благо, хорошая фигура и яркая, эффектная внешность давали возможность позволить себе любой фасон, а вот финансы – увы, увы… Шёл, мягко говоря, непростой 1998-й год. Мать, воспитавшая Ингу и её брата одна, работала музыкальным руководителем в детском саду. Сама же Инга была обычной студенткой, звёзд с неба не хватавшей. В зачётке проскакивали тройки, соответственно – стипендия сваливалась на неё от случая к случаю. Впрочем, наша модница не падала духом и крутилась как могла: носилась по всем барахолкам города в поисках недорогих и красивых шмоток, выпрашивала или выменивала понравившиеся вещи у подруг, и даже шить довольно неплохо научилась… В общем, выглядела всегда на уровне, несмотря на довольно скромные возможности семьи. Однажды Инга появилась в универе в шикарных туфлях. Да-да, не в «ой, миленьких», не в «ну, ничего так, симпатичных»… именно в шикарных. Мы с девчонками (а любовь к моде и красивым вещичкам нам, разумеется, тоже не была чужда) абсолютно точно знали: такие продаются в самом дорогом обувном магазине города, и стоимость их примерно равна нашей стипендии за два года. На вопрос «где взяла?» Инга ответила уклончиво: считайте, мол, что подарили. Мы пошипели, конечно, между собой для порядка, но очень скоро смирились: в конце концов, такая красавица могла заиметь себе обеспеченного ухажера, который действительно сделал ей столь дорогой подарок. Шло время, и в поведении Инги появились некоторые странности. Во-первых, она подолгу стала отсутствовать на занятиях. Раньше никогда не числилась среди прогульщиков, а тут – то на несколько дней пропадёт, а то и неделями не появляется. Во-вторых (и это тоже не ускользнуло от наших зорких глаз) наша кокетка и любительница мини совершенно перестала носить юбки, полностью переключившись на джинсы и брюки. Конечно, всё это можно было расшифровать довольно просто: пары закалывает, потому что проводит время с новым богатеньким бой-френдом, а юбки не носит – так, видимо, он и запрещает, ревнивый поди. Но что-то в этой, казалось бы, простой задачке всё равно не складывалось. Это что-то крылось в самой «влюблённой» Инге, которая ну ни на грамм не выглядела счастливой. Бледная, измученная, всегда задумчивая и грустная – вот такой она стала в последнее время. А однажды она пропала очень надолго, и скоро на потоке поползли слухи, что Инга попала в больницу. Никто не был в курсе, в чём именно дело, знали только: что-то с ногами, и вроде как серьёзное… Тайна открылась совершенно неожиданно. На одной из студенческих вечеринок с нами в компании оказалась Аня, лучшая Ингина подруга, которая до этого хранила молчание и уверяла, что ничего не знает о неприятностях нашей красавицы. Анна в тот вечер изрядно выпила, и алкоголь, как это часто бывает, развязал ей язык. Когда мы с ней и ещё двумя нашими сокурсницами вышли на балкон покурить, она вдруг горько вздохнула: - Ой, девчонки, не знаю, что теперь с Ингой-то будет… Естественно, шквал вопросов чуть не сшиб Анюту с ног… А что с ней?... Заболела?... Беременна?... Подсела на наркотики?... Попала в секту?... Улетела на Луну?.... Но Аня только мотала головой… … Месяца за три до описываемых событий мама Инги попросила её съездить с ней на кладбище, чтобы прибраться на могилах бабушки и деда – давно, мол, не были. Девушка согласилась, но в назначенный день матушка её с трудом смогла встать с постели (женщина страдала не то пониженным, не то повышенным давлением). Решив, что вполне справится сама, Инга отправилась на кладбище в одиночестве. Ту могилу она заприметила ещё издали. Судя по всему, довольно свежее захоронение, вокруг – море цветов и венков. Инга подошла поближе. Ну да, могилка недавняя, к деревянному кресту приставлена большая фотография в траурной рамке. На ней довольно миловидная молодая девушка, а ниже – годы жизни. Почти ровесница Инги, даже немного младше. Скорее всего, после этой недолгой остановки, она пошла бы дальше своей дорогой, но был один нюанс, который заставил нашу модницу замереть. На могиле девушки, рядом с многочисленными цветами, стояли красивые, дорогущие, почти новые туфли. Откуда они здесь? Может быть, это были любимые туфельки покойной, и кто-то из родных принес их сюда… Но зачем? И тут Инге пришла в голову крамольная мысль: а что, если присесть вот тут, на скамеечку, и померить их? Она же ничего плохого не сделает, просто примерит туфли, о которых так давно мечтала, и уйдет восвояси… На беду, туфельки сели словно влитые. Инга сама себе удивилась, но в тот момент её посетила мысль ещё более безумная – забрать их себе. А что, собственно, такого? Ей не раз доводилось слышать, что некоторые люди оставляют на могилах своих близких конфеты и другую еду для нуждающихся… Ну, а чем она, Инга, не нуждающаяся? Ведь этой девушке туфли всё равно уже не нужны, а она будет в них самой красивой! Словно наркоман, наконец получивший дозу, Инга схватила вожделенную пару и чуть ли не бегом пустилась прочь. Маме, которая совершенно не разбиралась в моделях и ценах, сказала, что по обратной дороге зашла на рынок и купила туфли там. Радость длилась недолго. Очень скоро Инга начала замечать у себя на ногах странные язвочки, которые здорово напоминали комариные укусы. Однако на дворе стояло начало мая, и комариный сезон ещё не наступил. Решив, что подверглась нападению каких-то других насекомых, красавица поначалу не парилась… Но волдырей становилось всё больше, к тому же они ужасно чесались, не давая Инге спать по ночам, расчёсанные же ранки заживали долго и мучительно. В итоге, мама, заметив неладное, уговорила дочь обратиться к врачу. Подозревали аллергию, потом несколько кожных заболеваний по очереди, потом что-то ещё… Лечили мазями, таблетками, примочками, лечебными ваннами… Мать таскала по знахаркам и пичкала средствами народной медицины… Не помогало решительно ничего. Инга вынуждена была убрать подальше любимые мини, да и вообще все имеющиеся у неё юбки, и облачиться в брюки. Её несчастные ноги постоянно болели и чесались, раны гноились. Самое странное, что остальные части тела девушки неведомая зараза не поражала. Не знаю, как разговор вышел на те самые туфли, но однажды Инга рассказала маме и лучшей подруге об их истинном происхождении. Те запричитали в два голоса и стали уговаривать нашу модницу отнести украденное обратно на кладбище. Но в Ингу будто бес вселился. Она стала кричать, что туфли, дескать, не имеют к происходящему никакого отношения, и никуда она их не понесёт, пусть хоть режут её. Примерно так же заканчивался и любой последующий разговор на эту тему. Инга устраивала истерики, топала ногами, хлопала дверьми… одним словом, вернуть туфли на место категорически отказывалась. Состояние здоровья, меж тем, ухудшалось, и в итоге, привело её на больничную койку… … Чем закончилась эта история, я, к сожалению, не знаю. Аня после того вечера, поняв, что и так наговорила лишнего, нас избегала и на вопросы отвечать отказывалась. Инга взяла академический отпуск, через год после которого вернулась. Казалось, короткие юбки навсегда были забыты, видели мы её исключительно в макси или брюках. Те, кто пересекался с ней в раздевалке на физкультуре или во время медицинских осмотров в поликлинике, говорили, что на ногах у нее остались жуткие, уродливые шрамы. Правда, сама я их не видела. А где-то через два-три года после окончания учёбы мне сообщили, что нашей Инги не стало. Рак. Сгорела буквально за несколько месяцев. Впрочем, не знаю, связана ли её страшная болезнь, приведшая к смерти, с той странной историей и теми злосчастными кладбищенскими туфлями…

Вишни для Ночки В семье станичного атамана моя бабушка была младшим одиннадцатым ребенком и единственной девочкой. Мать умерла при родах, передав дочери черные как смоль волосы да бездонные, того же цвета, глаза. Дед рассказывал, что за тихий, добрый нрав звали станичники его жену Ночкой, при имени Галя. Дед, георгиевский кавалер, женившись, увез жену на хутор, недалеко от помещичьей усадьбы и сада с двумя ставками. Сам с утра до ночи пропадал на кузне. «Вот тогда-то стали происходить на хуторе странные вещи, связанные с твоей бабушкой», – говорил дед. То гусь подраненный залетит во двор, то кошка прихромает к крыльцу, а однажды помещица выехала на двуколке, так кобыла остановилась у нашей хаты и ни взад, ни вперед. Бабушка вышла, погладила холку, подняла переднюю ногу, а копыто-то без подковы. Ох, и ругал дед помещичьего кузнеца, подковывая лошадь. И на огородах все росло ладно. Стоило пройтись бабушке, у подруг пропадала хворь, доились коровы, лучше неслись куры. «Да не делаю я ничего, – говорила она деду, – просто нутром боль чужую чувствую». Прошел год, уехал помещик, прокатилась гражданская война, оставив шрамы на теле и в душе деда. Служил у белых, потом у красных. «Вернувшись с гражданской войны, – рассказывал дед, – я не узнал хутора. Разграбленная помещичья усадьба сияла выбитыми окнами, а по насеянным полям гулял ветер. Единственное, что тогда согревало душу, это белый цветущий сад да черные глаза жены». Заметил дед, что стали побаиваться его Галю хуторяне, хотя и относились с любовью. Кума поведала, что в лихую зимнюю стужу прибился к Галининой хате пес. Поджарый да высокий на ногах. «Вот этот пес да твоя жена всех нас и спасли от голода зимой», – говорила она деду. В лютую стужу стала приносить Галина в многодетные семьи то одного, а то и двух зайцев. «То в одну хату, то в другую. Нас-то осталось семь дворов, – рассказывала кума. – Однажды пришла я к Гале за огоньком. Дело к вечеру. Смотрю, лампа в сарае горит. Заглянула в приоткрытую дверь, а там Галя, присев, держит пса за голову и глядит в глаза. Затем погладила по голове. Пес крутнул хвостом, и за дверь. Я чуть от страха не померла. Сколько простояла в углу не помню. Галина в хату пошла. Я за калитку. А там пес с зайцем в зубах, шмыг мимо меня во двор. Вот те крест», – кума жалко улыбнулась. «Съезжать нам надо с хутора, сердце беду чует», – бабушка взяла деда за руку. Шел 1936-ой год. «Через неделю, как вы уехали, – рассказывала много лет спустя кума, – пришли из ЧК. Все расспрашивали: «Где ведьма и есаул?». А дедушка с бабушкой благополучно добрались до поселка, где родился мой отец. Дед, выйдя на пенсию, до конца жизни занимался пчелами, передав любовь к этому делу моему отцу. И вместе с бабушкой тайком на пасеке лечил людей. Так и умерли в один год. «Наденьте на меня платье с брошкой, когда помру, – говорила она, – это наш с мужем пропуск». Однажды ночью мне приснился мой дед. Суровый по жизни человек, офицер, прошедший три войны, стоял рядом с сидящей на стуле бабушкой, положа ей руку на плечо, на фоне цветущего сада, а на жакете у нее висела брошка. Я сразу узнал ее. Вишневая гроздочка – две алые ягодки на стебельках и зеленый листочек. С этой брошью мы бабушку и похоронили, вот о ней и будет еще один мой рассказ, поведанный мне дедом много лет назад. Ну а сон, я думаю, как разрешение от них. В годы моей юности мы жили в поселке. Телевизоров тогда было мало, и длинными зимними вечерами семья собиралась возле печи и просила деда рассказать что-нибудь. Дед долго отнекивался, и тогда бабушка молча шла к старому комоду, доставала шкатулку, и мы затаив дыхание, смотрели, как оттуда достаются интересные вещи. То портсигар, то карманные часы, то дедушкины награды. Вещи были старинные, и за каждой из них была своя история появления их в нашей семье. Все слушали, а дед, улыбаясь в усы и гладя меня по голове, говорил: «Вот вырастешь большой и напишешь когда-нибудь, как люди жили раньше». В один из вечеров бабушка вытаскивала за ленточку георгиевский крестик, и вместе с ним из шкатулочки появилась на свет и упала на стол брошка. Бабушка прикрыла брошь рукой и посмотрела на деда. Тот аккуратно убрал ее ладонь с брошки, а крест положил в шкатулку. Брошка была теплая и живая. Словно среди зимы, кто-то сорвал с дерева две ягодки на стебельках, прихватив зеленый листик. Мне было страшно к ней притронуться, вдруг раздавлю, но дед, все так же улыбаясь в усы, положил ее мне на ладонь и начал рассказывать. Шел 1941-й год. По дорогам, отступая, текли потоки беженцев и солдат, то смешиваясь, то разделяясь, как вода в летнем ручье. Возле одной из переправ, у Богом забытой белорусской деревеньки скопилось огромное количество людей, и руководящий переправой полковник, отобрал 30 человек кадровых военных, куда попал и мой дед. «Ваша задача, – охриплым голосом говорил он, – задержать немцев и продержаться хотя бы два часа, прикрыв переправу. Здесь много женщин и детей». А по лесным дорогам к переправе уже ползли немецкие танки. Командиром назначили деда, дав в помощники младшего политрука. О бое дед не рассказывал, лишь вскользь заметил, что более трех часов горстка кадровых бойцов жгла немецкие машины и танки на развилке лесных дорог у небольшой церквушки. Затем взрыв, боль и темнота. Очнулся дед на мягком сене, оружия не было, хрипело кровью в груди, сильно болело плечо, а рядом постанывал политрук. Скрипела телега, а мерное покачивание и всхрапывание лошади выдавали истину: их куда-то везут. Повернув голову, дед увидел бежавшего рядом с телегой огромного волка. «Странно, а лошадь ведь не боится», – успел подумать он, теряя сознание от боли. «Митрофаныч», – дед пришел в себя от тряски за плечо. «Ты только посмотри, нога-то не болит», – политрук пританцовывал на траве. Правая штанина галифе его была все еще в крови, и через дыру откуда раньше была видна перебитая осколком кость, светился белый шрам. «Ты смотри, на глазах зарастает», – суетился он. Дед потрогал плечо. Ничего не болело. Сплюнул на ладонь. Пробитое легкое не булькало, дышалось легко. «Где мы?» – спросил он политрука и оглянулся, привставая с сена. Вокруг стояли крытые резной доской избы, и, что интересно, прямо над входом, как говорил дед, у каждой избы висели искусно вырезанные из дерева головы зверей и птиц. На лужайке паслись дикие олени и домашние лошади, а рядом, в двух шагах, огромная волчица вылизывала волчат. Дед протер глаза. «Ты туда глянь», – политрук указывал на сарай. В тени, возле кормушки для птиц развалилась лиса, а по ней, как по квочке сновали желтые комочки цыплят. Ходили рядом и куры. А перед большой избой, с изображением круга солнца стояли люди. «Их было немного, – говорил дед, – человек пятьдесят, из них около десяти детей разного возраста. И уж больно странно были одеты. В светлое расписное полотно». «Не нужно вопросов, сейчас вас проводят. Так надо, – прозвучало в голове у деда. – Долго здесь быть нельзя». Из группы людей вышла девушка лет десяти, и, взяв деда за руку, повела мимо изб по тропинке. Сзади топал сапогами политрук. «Кругом пели птицы, звенели насекомые, воздух был наполнен медом», – говорил дед. Шли долго. Дороги как таковой не было, чистый лиственный лес с травой и цветами, и впереди простиралась тропинка. Дед оглянулся. Вот те раз. Позади политрука тропа тут же исчезала за спиной. Колокольчиком зазвенел в голове голос: «К нам не попасть по воле своей, как по своей воле и не выбраться». «Эти слова, – говорил дед, – я запомнил крепко». Проходя мимо вишни, девочка протянула руку и сорвала две ягоды на веточке с зеленым листочком. «Вам туда», – ручонка указала на видневшийся над лесом крестик церквушки. «Этот подарок – ягодки, отдашь жене через пять лет», – в ладонь к деду легли две вишни на стебельках с листочком. Взяла за руку политрука. «Храни вас…» – донеслось как из тумана. И тотчас оба оказались в камышах реки у горевшей церквушки. В руке у деда была зажата словно выточенная из кусочков солнца и изумруда брошка. «Я положил ее в нагрудный карман к офицерской книжке», – говорил дед. Что с нами было, мы не знали, но договорились с политруком: о том, что произошло, никому ни слова. Через день догнали своих. Так и провоевал дед до конца войны с брошкой, а в 1946-ом году пришел домой и отдал жене. Бабушка поверила, а вот мой отец – нет. Я не сужу его. Время тогда было такое.

Жажда кровавой любви Что может быть страшного, пугающего в обычной повседневной жизни? Да ничего. Каждый день мы встаём с утра и неохотно собираемся на учёбу или работу, наш день проходит в быстром ритме, и уже вечером мы мечтаем лишь о том, как спокойно погрузимся в сон. Но что, если то самое пугающее нас до глубины души скрывается за гранью сознания и выходит из тьмы, раскрывая весь мрак наших потаённых желаний. Уже несколько месяцев мне снится один и тот же сон, в нём я не контролирую себя ,и единственным моим желанием является убийство. И не просто убийство, а убийство девушки, которая мне нравится уже несколько лет. Сначала мы учились с ней в одной школе, а потом поступили в один университет только на разные специальности. Не скажешь, что девушка моей мечты обладала невероятной красотой, но было в ней что-то необычное и притягивающие взгляд. От многих её отличали тёмно-рыжие волосы, которые на солнце отливали расплавленным золотом, длинная челка чуть ли не скрывала глаза, но я то знал, что у неё они бледно-голубые , немного пугающие, напоминающие глаза слепого человека. И в моём сне я заставлял эти глаза закрыться, хотя больше всего на свете я хотел бы целовать её в уголки этих самых глаз. Страшные сны стали приходить ко мне, когда Настя начала встречаться с парнем и сам того не осознавая я закипал от ревности. Любовь , что приходит внезапно может неожиданно превратиться в лютую ненависть, которая прожжет твою душу насквозь. Мне тяжело сознаваться вам, но моя история больше похожа на исповедь и я не стану ничего скрывать. Я рыдал чуть ли не каждый день, слёзы переходили в истерику, так как я не видел выхода и смысла жить дальше, моя любовь медленно превращалась в пожирающую меня паранойю. Всё больше в моей голове возникали сцены убийства Насти, насилия над её телом и иногда мне казалось, что только это может принести мне забытое спокойствие, но внутри меня всё протестовало и приходили мысли о самоубийстве. К сожалению, я не мог позволить себе и это решение проблемы, ведь в голове вставала картина того, как будет убиваться моя одинокая мать. Она вырастила меня одна, хоть мне и не хватало мужского плеча, но когда я начал осознавать, что моя мать растрачивает свою оставшуюся жизнь, чтобы у меня было минимальное из того, что родители могут дать своим детям, я пообещал себе никогда не причинять ей боль. Школу я закончил на отлично, и одноклассники знали меня лишь как стеснительного ботаника ,неудачника, которого можно пошпынять в качестве развлечения на переменке. И часто моя рыжеволосая богиня также принимала в этом участие и вставала в круг моих обидчиков, но в классах постарше меня уже не трогали, так как все списывали у меня домашние и контрольные работы. Не могу сказать, что я сильно настрадался за школьные годы, но, наверное, это тоже как-то повлияло на моё будущее, надломило меня. И вот я стою в столовой университета, аккуратно держа в руках пластмассовый стаканчик с растворимым кофе. Исподлобья я поглядываю на самую желанную девушку в моих страшных снах, как всегда она стоит в кругу своих подруг, весёлая, притягательная. За талию её держит очередной парень, с предыдущим она рассталась несколько дней назад. В моей голове неосознанно появляются сцены того, как они целуются, как он трогает её рыжие, наверняка шелковистые волосы, как он скользит рукой по её красивому телу и как он имеет её, слушая её громкие стоны. Почему он? Неужели я недостоин всего этого? От этих мыслей во мне вновь закипает гнев, и я вскрикиваю от боли, обжигаясь злосчастным кофе, которое полилось из-за того, что я сильно сжал стаканчик. Практически все, кто находился в столовой, обернулись на меня, а заметив, что мои светлые брюки залиты кофе, окружающие засмеялись, некоторые открыто, другие, прикрывая рот ладошкой. Настя же лишь презрительно взглянула на меня, скривив красивый рот. Меня прошиб пот, неужели для неё я настолько ничтожен? Когда ступор прошёл я вылетел из столовой, поздно заметив, что по щекам текут слёзы. На пары я уже не пошёл, ринулся домой, мечтая забыть о столь позорной ситуации. Сон и раньше спасал меня, когда надо было пережить какие-то сложные жизненные моменты, поэтому я переоделся и лёг спать. Мне снилось, будто я иду по тёмной улице, которую освещают лишь несколько фонарей, поворачиваю в какой-то тёмный и вонючий переулок и замечаю силуэт. Подхожу ближе и вижу девушку, которая уже изрядно набралась, она стоит, облокотившись об стену, если сдерживая рвотные позывы. Почувствовав моё присутствие , она кричит: - Что тебе надо придурок? Отвали! Я усмехаюсь, это ведь всего лишь мой сон и в нём я могу оторваться за все свои обиды и выместить скопившуюся ненависть. Лицо девушки исказилось страхом, когда она заметила, как я усмехаюсь. Она отпрянула в сторону и, не удержавшись на ногах, рухнула на землю, сдирая колени. Моё тело начало двигаться управляемое поистине животным позывом. Я набросился на неё, словно зверь и тишину ночи разрезал крик боли и страха, моей жертве хватило одного удара по голове для того, чтобы она замолчала. Разрывая её и так короткое платье ,впервые жизни я испытал настоящее удовольствие и счастье и единственное о чём я жалел в тот момент это было лишь то, что под рукой у меня отсутствовало хоть что-то похожее на нож. Заметив осколок от пивной бутылки, я схватил его и расхохотался, ведь именно сейчас я смогу исполнить свои страшные мечты. Конечно, в полутьме я не мог разглядеть во всю черты лица своей жертвы или цвет её нижнего белья, но я слышал и чувствовал биения её сердца, которое продолжало биться и судорожно сжиматься от страха. Я больше не был ничтожеством, я был повелителем! Осколком я разрезал нижнее бельё моей жертвы и на несколько секунд стал нежен с ней, поглаживая её стройное тело, округлую грудь, её кожа показалась мне нежнее шёлка и неожиданно я осознал, что очень сильно возбуждён. Ещё большее удивление у меня вызвал стон желания, который вырвался из уст жертвы. Спустив штаны, я наклонился над обнажённым телом девушки и грубо и неумеючи вставил свой член в неё, мне понадобилось лишь нескольких минут, чтобы закончить это дело. Мой член был в крови, я лишил и лишился девственности….. Но ведь это всего лишь сон?! Или нет…. Напялив штаны, трясущимся руками я схватил всё тот же осколок в желании добить свою жертву, но что-то остановило меня и, сжав своё орудие в руке, я побежал, по пути осознавая, что всё происходящее оказалось явью. Сон и реальность смешались в моей голове, создав из меня монстра, который наконец-то удовлетворил свои потребности. Смутно помню, как я добрался до дома, мне повезло, что по пути я не встретил ни одной живой души, да и мать, оказалось, работала в этот день в ночную смену. На автопилоте я спрятал осколок под матрас и отправился в ванную смывать кровь со своего тела. Скомкав одежду, я сложил её в пакет и решил, что разберусь с ней чуть позже. В ступоре я сел на кровать, сжимая злосчастный пакет в руках, через несколько минут я стал щипать себя за руки, почувствовав реальную боль, я осознал окончательно, что всё случившиеся было реально. В ту ночь я спал без снов, с улыбкой на губах. Меня одолевало счастье ведь скоро я смогу так же свободно получить любовь, которая по праву принадлежит мне, а то есть наконец-то я смогу обладать своей возлюбленной, делать с ней то, что не позволял себе никто, заставить её полюбить меня…. В тот день я освободил своё безумие. Продолжение следует…

Пятница, 13-е Был месяц май, пятница, тринадцатое число. Геннадий вышел из дома в приподнятом настроении, направляясь на любимую работу. Возле подъезда с улыбкой дал дорогу чёрной кошке и вдруг вспомнил, что забыл дома бумажник. Весело насвистывая, вернулся, забрал забытое и вновь отправился в путь.Вежливо поздоровался с соседкой, что шла на стоянку с двумя пустыми вёдрами, пожелал ей приятно потрудиться на даче. Машина была в ремонте, и Гена пошёл к троллейбусной остановке ожидать тринадцатого маршрута. Пришлось постоять на обочине, пропуская траурную процессию, провожавшую кого-то в последний путь. В троллейбусе было душно и шумно, какая-то необъятная тётка отдавила ему ногу, но он лишь улыбнулся, день был чудесный и не располагал к унынию от запачканной обуви. Войдя в здание под номером тринадцать и поднявшись в лифте на тринадцатый же этаж, посвистывая дошёл до тринадцатого офиса. Коллеги сидели с мрачными лицами, не ожидая от жизни ничего хорошего. После обеда его вызвал начальник отдела и сообщил, что руководство решило его назначить начальником бюро. Старый начальник уволился по здоровью, так и не залечив травму шейки бедра, которую получил, убегая от уборщицы с пустыми вёдрами. Весь день в окошко, возле которого сидел Гена, стучал клювом голубь. Коллеги почти злорадно посматривали в его сторону. Гена сбегал в буфет и насыпал на подоконник хлебных крошек, голубь поклевал, нагадил и улетел. Рабочий день потихоньку пришёл к завершению, все почти с облегчением, поминутно оглядываясь в поисках неприятностей, потянулись к выходу. Гена засмеялся в очередной раз, когда переобуваясь из офисной обуви, заметил, что весь день проходил в вывернутом наизнанку носке. Решив обратный путь пройти пешком, не торопясь и радуясь ещё не ушедшему за горизонт солнышку, с левой ноги споткнувшись на последней ступеньке, Геннадий, тихонько мурлыкая песенку, двинул в путь. На перекрёстке увидел, как шарахнувшийся от чёрного кота водитель сбил старушку, что стояла на дороге, пропуская ту же кошку. Потом весело рассмеялся, увидев, как пешеходы старательно, по растоптанному в грязь газону, обходят бетонный столб, что своей подпоркой образовал ворота на тротуаре. Так он проделал весь путь до дома пешком, ещё успев перевести через дорогу женщину с разноцветными глазами. Подойдя к дому, увидел столпотворение. Весь двор был забит машинами пожарных, скорой помощи и милиции. Оказалось, что сосед, оставшийся дома по причине несчастливой, по его мнению, даты, сломал ногу. Как? Вспомнил, что нельзя выносить мусор на ночь, решил заранее, а возле мусоропровода грелась на подоконнике чёрная кошка. Сосед решил, что примета дурная, и пошёл искать контейнер на улице. Выходя из подъезда, поскользнулся на мокрой плитке, которую окропила святой водой баба Аня, чтобы не проник злой дух. Сама же баба Аня в такой день тоже решила сидеть дома, но для надёжности зажгла свечи у бумажной иконы. Заснув от всех волнений, она прозевала опасный момент, и наклонившаяся свеча подожгла икону, а за ней и занавеску. Но откуда милиция? Сосед с тринадцатого этажа, очень набожный и пьющий вторую неделю, услыхав звонок в дверь, решил, что кроме сатаны в такой день прийти некому, решил выброситься в окно, дабы не достаться лукавому. Упал он, кстати, на машину соседа с третьего этажа, который не поставил её на стоянку, заметив бродившего там чёрного кота. Покачав печально головой, Геннадий поднялся в квартиру. - Милая, ты дома? – из прихожей вопросил Гена. Не дождавшись ответа, прошёл в комнату и увидел свою подругу, лежащую на диване с крайне утомлённым лицом. - Что случилось? - Ты опять весь день играл с судьбой? - тяжело дыша спросила женщина. - Тебе не надоело удивлять толпу своим якобы бесстрашием? Ведь своим бравированием перед приметами ты никого не переубедил, как пытался заверить меня. - Но я не могу уже остановиться. Это чувство превосходства так пьянит… Особенно когда перебегаешь дорогу на красный, или заключаешь рискованную сделку на зависть всем, – попытался хоть как-то оправдаться Гена. - Гена, а ты не думал, что оберегая тебя, я постоянно противостою силам, не менее могущественным? И даже то, что я живу у тебя как женщина, подвергает меня опасности остаться здесь навсегда, став земной и смертной? Кто защитит тебя тогда? Ты не думал, что все твои соседи, с сегодняшними нелепостями, пострадали вовсе не случайно, что везде должно быть равновесие? Гена потрясённо молчал. Хотя, приглядевшись, можно было понять, что это не молчание раскаяния, а скорее обдумывание ситуации. Но подруга не дала долго думать. - Всё, сегодня я покидаю тебя, ты стал слишком безрассуден, а я уже не в силах тебе помогать. Ты бросаешь вызов тем, кто его обязательно примет. Попробуй жить как все. Геннадий хотел что-то возразить, но в пустоту, её в комнате уже не было. На другой день Геннадий встал немного помятый после бессонной ночи. Наскоро позавтракав, спустился вниз и сел в доставленную из ремонта машину. Перед капотом лениво перешёл дорогу чёрный кот, но Гена, занятый грустными раздумьями о том, как прозевал счастье, не заметил его. Выехав на проспект, по привычке набрал скорость и начал лавировать между потоками машин, бравируя мастерством вождения. Но вдруг машину резко потащило влево, отчаянно визжа тормозами, он вылетел на встречку и был сметён бетоновозом… Над местом аварии, как говорили очевидцы, слышен был полный муки стон, донёсшийся будто откуда-то с небес.