Дом в Монтерее В городе Монтерей, в Мексике, есть дом с привидениями, который местные жители называют La Casa de Aramberri (Дом Арамберри). Этот дом не раз посещали исследователи паранормальных явлений и они заявляли, что души убитых здесь двух женщин так и не нашли успокоения. Сегодня Дом Арамберри разрушен и заброшен, но много лет назад в этом доме жил один из богатейших людей Монтерея. В 1993 году в доме проживал мужчина со своей женой Флориндой и дочерью Антониетой. Семья не догадывалась, что вскоре их дом станет сценой ужасного и жестокого преступления, на которое человек способен из-за жадности. Однажды утром отец семейства отправился на работу, оставив жену и дочь дома одних. Вскоре после этого в дом ворвались трое грабителей и напали на женщин. Они потребовали рассказать им, где в доме находится сейф с серебряными монетами. Мужчины пытали жену и дочь и в конце концов убили их. Когда тела обнаружили, говорят, что на них не было живого места; это было самое жестокое и кровавое преступление, которое только можно было себе представить. Жена и дочь хозяина дома были почти полностью обезглавлены. Их головы болтались на жилах. Жители Монтерея были шокированы и возмущены жестокостью убийства. Полиции предстояло вести трудное расследование, потому что в доме не было никаких следов взлома и не было никаких свидетелей преступления, кроме домашнего любимца семьи. Этим домашним любимцем был попугай и он помог напасть на след преступников. Когда полиция осматривала дом, попугай начал кричать: “Не убивай меня, Габриэль! Не убивай меня, Габриэль!” Поняв, что попугай повторяет последние слова хозяйки, полиция допросила отца и им стало известно, что его племянника звали Габриэль. Полиция арестовала племянника и на допросе он сознался, что убил женщин. Он рассказал полиции, что спланировал ограбление с двумя братьями, которые владели мясной лавкой неподалёку. Все участники ограбления были арестованы и полицейские применили к ним особую меру правосудия, которую иногда практиковали в Мексике много лет назад. Это наказание называлось “Закон полёта” или “Закон Ухода”. Полицейские отвезли преступников в пустыню, потом позволили им убежать и пристрелили их при попытке побега. Тела преступников отвезли обратно в Монтерей и выставили на всеобщее обозрение. С тех пор в доме стали происходить сверхъестественные явления. Многие люди рассказывали, что видели призраков убитых женщин в столовой. Другие утверждали, что слышали по ночам истошные крики матери и дочери: “Не убивай меня, Габриэль! Не убивай меня, Габриэль!” В большой спальне дома висит портрет матери и говорят, что её лицо на портрете меняется и становится совершенно неразличимым. Свидетели утверждали, что находясь в доме, испытывали ужасное напряжение, которое покидало их только при выходе из дома, а при уходе их преследовал сильный запах серы. Согласно легенде, души погибших в этом месте матери и дочери, чьи крики можно слышать по ночам, так и не нашли покоя. История о доме Арамберри стала очень популярной в Мексике и недавно этот случай привлёк к себе ещё большее внимание, когда несколько репортёров посетили дом. Они искали доказательства сверхъестественных явлений в доме и когда покинули его, попали в серьёзную аварию. Когда исследовали сделанные репортёрами записи, на них чётко можно было услышать крики и стоны. Дом был закрыт для публики, потому что подростки часто стали забираться в дом, чтобы увидеть призраков. Власти поставили большой забор у дома, но дом всё же можно разглядеть с улицы. Местные жители говорят, что ночью, проходя мимо дома, можно расслышать крики несчастных душ, а иногда, если посмотреть в окна, можно уловить движение призрачных фигур, которые никогда не покинут этот дом.
Другие записи сообщества
Жёнушка Эта история происходила больше тридцати лет назад, рассказал мне её мой дед. Далее с его слов. Я был совсем молодым, учился в колледже, вместе с этим работал в совхозе в нашем маленьком посёлке. В посёлке жила одна странная семья, состоящая из трех женщин: матери, дочери и бабушки. Они жили на отшибе, в своём доме, с другими общались мало. Бабка, Фёкла, была невероятно противной, склочной старухой и производила впечатление настоящей ведьмы: седые космы, бородавки на лице, вечно в лохмотья какие-то оденется... А как идёт по дороге - вечно что-то бормочет себе под нос, даже страшно становится. Как говорили те, кто иногда прислушивался к её бормотне, она то кляла всё на чем свет стоит, то говорила странные слова, похожие на произношение молитвы наоборот. Если бабку Фёклу кто-то обижал словом или делом, то жилось потом обидчику очень худо: то в семье чего приключится, то дом сгорит, то сам сляжет с тяжёлой хворью. Свою дочь, Елену, Фёкла не любила. Соседи нередко слышали их брань и битье посуды. Елена и правда была непутёвой: в молодости сильно гуляла, да и сейчас тоже этим грешила, кроме того, прикладывалась к бутылке. В былые времена её дома почти не было: уедет на заработки в Москву да загуляет там на несколько месяцев, нередко и сейчас она делала то же самое. Фёкла часто выгоняла её из дома, а на всех многочисленных Елениных ухажёров, если они являлись к ним в избу, насылала порчу или что-то вроде этого: так или иначе, бедолаги либо сильно болели, либо переживали мучительные разводы с жёнами, а иногда даже умирали - якобы, от цирроза печени. У Елены была дочь, Альбина. Как ни странно, она не нагуляла её, а родила в браке: по рассказам местных всезнающих бабушек, в добрые времена, по молодости, Елена умудрилась из-за беременности женить на себе парня, причём довольно неплохого. Не прожив вместе и года, паренек тот решил, что лучше уж выплачивать алименты, чем жить с двумя ведьмами под одной крышей. С Еленой он развёлся, но долго жить после этого ему не пришлось: сгорел от болезни за считанные месяцы, хотя был абсолютно здоров. Многие считали, что без бабки Фёклы тут не обошлось. Альбина была всяко лучше своей матери и бабки. Лицом и фигурой недурная, общительная, только всё равно с ней мало кто общался, зная её семейку. Из-за этого Альбина была какой-то злобной: то парня у какой-нибудь девчонки уведет, то в коллежде кому-нибудь напакостит. Парни к ней липли, как мухи к конфете, но относились несерьёзно: переспят - и долой. Но в целом жила она спокойно, стыдясь (это было видно) за мать и бабку. Это была присказка, а теперь пойдёт сама история. Когда Альбина доучивалась в последнем классе, умерла её мать Елена. Возвращалась пьяная с гулянок, у самой калитки упала и ударилась головой о камень. Говорили, что это всё бабки Фёклы проделки. Но спустя полтора года умерла и сама Фёкла. Тогда уже начали косо поглядывать на Альбину, которая зажила хозяйкой в доме: мол, бабка-ведьма научила внучку колдовству, а та её со свету и сжила. Альбина с тех пор сделала в доме ремонт (неизвестно, откуда только деньги взялись) и жила себе припеваючи. А потом положила глаз на местного парня Кольку Бубнова, моего друга. Мы все это видели. На танцах Альбина вечно липла к нему, напрашивалась, чтобы домой провожал, с объятиями лезла. И это при том, что у Кольки была девушка, Аня. Колька сначала смеялся и побаивался, потом дал Альбине понять, что она ему не нравится. Но это не помогло, только хуже стало. Бедную Аню, Колькину девушку, Альбина начала запугивать. Говорила ей, чтобы та оставила Кольку, а то, мол, хуже будет. Колька с ней уже и говорил по этому поводу очень серьёзно, и запугивать старался, и умолял, но ничего - Альбина в него по уши влюбилась, всё только им и бредила. А один раз был какой-то праздник в посёлке, Колька подвыпивший был, она его и пригласила к себе домой, мол, посидеть, поговорить, водочки попить немного. Обещала отстать после этого. Ну он, дурак, пошёл. Мы его уговаривали остаться, удерживали, но он всё равно пошёл. На следующий день, рано утром, кто-то позвонил в мою квартиру. Открываю дверь - стоит Колька. Потерянный, бледный, осунувшийся. Спрашиваю у него: - Ты где был всю ночь? Мы волновались страшно. А он и говорит мне: - Я у Альбины был, Игнатич. Мы с ней того... переспали. Я его усадил, налил стопку, и давай расспрашивать, как так получилось. Он рассказывает: - Я пришёл, мы с ней выпили. Она мне всё говорила, что любит меня, жить без меня не может. Говорит: "Зачем тебе эта мышка страшная, если я есть? Ты только женись на мне, и я тебя самым счастливым сделаю". А я пью и чувствую, что мне становится всё хуже и хуже. Может, она подсыпала чего, не знаю. Стал я собираться домой, а у самого всё плывёт перед глазами. Она меня удерживать стала. А дальше... Всё как в тумане. Было у нас, Игнатич, было. И много раз. Наутро я проснулся, а она рядом со мной лежит. Сначала не понял, где я. А потом, когда всё прояснилось... Убежал я оттуда. И вот, к тебе. К родителям не хочется идти, а к Ане тем более. Мы с ним выпили ещё, я ему посоветовал всё забыть, с Альбиной не общаться, и отпустил с миром. Пару месяцев всё было тихо. Альбина больше не беспокоила, мало-помалу Колька втянулся в прежнюю жизнь, подумывал о свадьбе с Аней: они уж и комнату в общежитии нашли, и приданое готовили. О том, что случилось той ночью, знал только я, больше Коля никому ничего не говорил. Альбина в эти месяцы из дома выходила редко. А однажды моя мать увидела Альбину на улице, и та, как ей показалось, была с животом. Я не придал этому особого значения - мало ли, что могло показаться? Может, раздобрела просто. Но не прошло и недели, как Альбина пришла к Коле и его родителям домой, показала свой живот (она действительно была беременна) и сказала, что это от Коли и что ему, мол, надо жениться. Про экспертизу и прочее тогда ещё не знали, а когда вскрылось то, что произошло несколько месяцев назад, то все уверились, что ребенок действительно Колин. К тому же, больше Альбина к себе мужиков не водила. Родители Коли не заставляли его жениться. Предлагали дать Альбине денег и отпустить с миром. Но он, видимо, знал, что она так просто не уйдёт. И, к нашему глубокому удивлению, решил на ней жениться. Спустя месяц сыграли нехитрую свадьбу. Большинство Колькиных друзей не пришло, но я там был, и причём пришлось мне быть свидетелем - больше никто не хотел. Колька выглядел осунувшимся, потерянным - таким же, как в тот день, когда пришёл ко мне от Альбины. Альбина же, напротив, так и сияла: была счастлива. После свадьбы молодые уехали из посёлка. Спустя некоторое время уехал и я: поселился в Москве, женился, всё у меня было хорошо. И вот, спустя несколько лет, иду я по Москве, и вижу - навстречу мне Колька. Похудевший, угрюмый, осунувшийся (от жизнерадостного паренька, души компании ничего не осталось), но - Колька. Он меня сначала не узнал, а потом обрадовался страшно. Я повёл его к нам домой, познакомил с женой и детьми. Как он восхищался, что у меня всё хорошо! Ну, под водочку и я у него спросил про его жизнь, про Альбину. И тут из него полилось: - Плохо всё, Игнатич. Всё просто ужасно. Не могу я так больше - хоть помирай. С ведьмой живу, будь она проклята! Уехали мы после свадьбы в Москву - не мог я в посёлке оставаться, стыдно мне было людям в глаза смотреть. Ребенка она не родила - случился выкидыш. Я как узнал - то, прости Господи, обрадовался. Думал, теперь смогу уйти от неё. Но нет. "Если уйдёшь, - говорит, - скажу, что ты меня ножом пырнул". И на этих словах берет нож и как полоснёт себя по руке, потом по другой. И ни вскрика, ничего. Улыбается, а у самой кровь стекает. Нечувствительная она к боли была, чертовка. Сестра мне рассказывала: как-то готовили они с ней чего-то, и у Альбины кольцо упало в кастрюлю с кипящей водой. А она просто спокойно его достала. Руки все обожжённые, кожа слезает - а ей хоть бы что. И таких случаев сколько было - не сосчитать. Завёл я себе с горя любовницу. Не могу, думаю, так жить. Так что ты думаешь? Не прошло и месяца, как эту несчастную девку машина сбила насмерть. А дома у нас что творится - я домой ходить боюсь. Всё кресты перевернутые вешает, травы какие-то, бормочет что-то по ночам... Я ведь сколько раз уйти порывался. А она всё за нож хватается. Один раз взяла, и ты не поверишь - палец себе отрезала. Просто отхватила его и всё. Сказала, что если вздумаю уйти - пойдёт и скажет, что я ей отрезал. У меня уж и мать с отцом умерли, от стыда, наверное. А она ведь как мою мать изводила! Едва я к родителям от неё уезжал - у них в доме начинали странные вещи происходить, мать заболевала. Я к ним в последнее время вообще не ездил, через сестру справлялся. Не могу так больше, Игнатич. Лучше умереть или в тюрьму сесть, только бы кончилось. Я, признаться, от этой тирады оробел немножко. Коля ушёл от меня тогда, и больше мы с ним не встречались. А спустя два года я узнал, что он сидит в тюрьме за убийство жены. Не выдержал всё-таки. И ведь ты подумай: как хорошо и удачно могла у него повернуться жизнь, если бы не та далёкая ночь. А, да что теперь говорить...
Сон из прошлого Случилось это где-то в 2008 году, у нас в городе сносили целый квартал старых деревянных домов, это дома в свое время построили как временное жилье для работников предприятия, но ни что не бывает столь постоянным как временное. Я не могу это объяснить, но что, то тянуло меня в этот квартал всегда, чувства я при этом всегда испытывала смешенные от какой, то затаенной радости до полного отчаянья. Это я не могла объяснить ни чем. Пока мне не приснился сон, и как я считаю мне приснилась моя прошлая жизнь. Как в кино от самого начала до конца, моей смерти в той жизни. Начиналось все так. Я вижу девушку лет 16-18 не больше в простом платье и вязанной кофте в руках она держит комсомольскую путевку в которой указано ее имя Полина и фамилия я не буду ее указывать, год 1966, так же там указано ее место работы и должность. Путевка отпечатана на серо-голубой плотной бумаге. Я вижу, как она сходит с речного кораблика на берег, ее направляют на предприятие (рыбоперерабатывающий комбинат) и выделяют комнатку в деревянном доме комнатка маленькая метров 10 с печкой, которая занимает пол комнатки. Печка белая от печки до стены натянута веревка на веревке висит простыня, выцветшее голубого цвета. В место кровати сколочены нары вдоль стены, на них матрас набитый мхом, подушка перовая и темное шерстяное одеяло. Маленький столик – тумбочка у окна и деревянная табуретка. Стены в комнате беленые мелом, на полу самотканый половик – дорожка. Ни фотографий, ни картин на стенах нет. Только кусок ткани, прибитый на стену вдоль кровати. Потом вижу ее с мужчиной средних лет, небольшого роста темноволосым и понимаю, будто она с ним встречается, он женат. Жена его работает на том же рыбозаводе, в конторе и даже ребенок у них есть уже взрослый мальчик подросток. Во сне события сменяются мгновенно, вижу ее уже беременной на большом сроке. Потом вижу, как она рожает ребеночка тайно у себя дома, вижу как она умерщвляет ребеночка и уносит его хоронить. Но похоронила она его не на кладбище, а рядом, кладбище на горе как бы находилось, а она под горой его захоронила. Я даже день знаю это было 12 мая 1967 года, весна была ранняя и на горе снег уже сошел, и расцвела мать и мачеха кое-где. Через несколько дней ребеночка нашли, его раскопали собаки. Мужчина, от которого Полина родила ребеночка уехал из города он знал, что она беременна. Она прожила в этом городе не долго ее завалило досками, у грузовой машины, при резком торможении открылся борт, и доски которые были в кузове упали на нее. Она умерла в больнице. Лет ей было на тот момент не больше 30. Этот сон я рассказала одной женщине, она тоже работала на этом рыбозаводе в тоже время и потом как выяснилось, что слышала об этой истории. Она почти все подтвердила. Но как мне показалось, она не просто знала об этой истории, но в какой, то степени и была участницей этих событий. К сожалению, я ей напомнила не лучшее в ее жизни. Я умышленно не называю город, и улицы, я думаю что прошло не слишком много времени с 1978г.
Ловец душ Однажды подполковник Воронцов решил устроить званный ужин. В свой особняк у Проломной заставы он пригласил близких друзей и бывших сослуживцев. Гости собирались группками и оживленно обсуждали городские сплетни. В темном углу гостиной молчаливо стоял видный мужчина в потертом мундире. Он нервно подкручивал лихой ус, посматривая на большие настенные часы. Звали его Николай Александрович Ярцев, и был он отставным драгунским ротмистром. К московской жизни Ярцев привыкал долго и мучительно. Если бы не треклятое колено, отчаянно нывшее перед дождем, давно бы уже вернулся в полк. После ранения он жил поначалу в рязанском имении, где из развлечений можно разве что уток на болоте пострелять. Скуку его скрашивала лишь дочка Анюта. Более чистого и светлого создания и выдумать затруднительно! Для каждого у Ани находилось доброе слово, а стоило ей появиться в горнице, и как будто бы сразу становилось светлее. Вечерами она вышивала в своей комнате, тихонько напевая «Ах, мой милый Августин». Под этот звонкий голосок Николаю Александровичу всегда отлично дремалось в кресле-качалке. Но в провинциальном имении и одичать недолго. Решил отставной драгун все-таки перебраться в Москву, и вот теперь осваивался в светской жизни. Дочку Ярцев конечно взял с собой, ведь молоденькой девушке томиться в глуши тоже не дело. Аня наполнила ярцевский дом уютом. Даже подобрала дворового кота и назвала его Тимофеем. Тимофей оказался на редкость ленивым, но ласковым созданием: спал целыми днями да урчал, наевшись сардинок. Вроде бы и грех жаловаться, но тоскливо было Ярцеву. Не для бравого офицера такая жизнь… Раздумчивость Николая Александровича развеял хозяин, радостно воскликнув: — Да ты с дочкой, Ярцев! Как подросла Анюта! Какой красавицей стала! Аня стояла у стены рядом с другими офицерскими дочками. Она смущенно молчала, слушая разговоры подруг. От этой девушки в скромном платье будто бы исходило чудесное сияние, привлекающее к ней взгляды. В другом конце зала Николай Александрович приметил странного человека неопределенного возраста. Что в нем так удивило отставного драгуна, он и сам затруднился бы сказать. Просто почувствовал что-то жуткое. Щеголеватый господин в строгом сюртуке стоял у окна, изучая гостей. Мужчинам он сдержанно кивал, поигрывая тросточкой, а вот с девицами был галантен и улыбчив. С особенным интересом следил он за Анютой. Заметив Ярцева, незнакомец любезно поклонился. — Кто тот человек в черном, не знаешь? Воронцов побледнел и, пряча глаза, ответил: — Что-то я не пойму о ком ты. — Да вот же стоит! Николай Александрович еще раз посмотрел в сторону незнакомца, но того будто и след простыл. — Ничего не понимаю… Был тут франт в черном. Уж не примерещилось ли? Хозяин тяжело вздохнул и заговорил страшным шепотом, придерживая Николая Александровича за рукав. — Давай выйдем. Воздухом подышим. И повел гостя в сад. В тени акации Воронцов не сразу нарушил молчание. — Друг мой, прости за малодушие. Я знаю субъекта, о котором ты говорил. Ярцев нахмурился. — Кто этот человек? — Не сочти меня за сумасшедшего. Но он, быть может, и не человек вовсе. — А кто же тогда? — Не знаю. Ей-богу, не знаю. — Ты толком говори! — Понимаешь, проигрался в прошлом году я в пух и прах. И такая ситуация была… Хоть пулю в лоб! Явился тогда ко мне сей господин. Сказал, что зовут его Стоцкий, и что он все обо мне знает. — Денег в долг тебе предложил? — Нет. Он сказал, что может мне дать небывалую удачу в картах. И что я непременно отыграюсь. — Вздор какой-то! — Вот и я так подумал. Но он мне в глаза посмотрел. Скажу честно, не бывает у живого человека такого взгляда! — И что он взамен попросил? — Цену я должен был узнать, если соглашусь. Я сказал, что подумаю, но мне его услуги не понадобились. На следующий день пришло письмо от душеприказчика, что дядька мой двоюродный помер и оставил какое-никакое наследство. Просто Господь спас! Я по долгам расплатился, а играть впредь зарекся. — А что Стоцкий? — Он с тех пор меня преследует. Во всех местах, где бы я не появился, мелькает его гнусное лицо. Уж думать стал, не спятил ли я часом? Но вот и ты его увидел… знать, не мерещится. Подивился тогда Николай Александрович забавной истории, да и думать забыл. Чего в жизни только не случается? Прошла неделя. Последние дни Анюта казалась более задумчивой, чем обычно. Каждое утро она выглядывала в окошко и краем глаза замечала, как под кустом боярышника прогуливается некий господин в черном с тростью. Стоило девушке приглядеться, как оказывалось, что это не человек совсем, а брехливый бездомный пес. Слуги никого под окнами не видели и списали все на девичью впечатлительность барышни. А ведь Анюте еще и сны кошмарные сниться стали, будто кто-то воет по-собачьи и глазами в темноте мерцает. То-то страшно! Папе о снах Аня рассказывать не стала, ведь у него и так много забот. Но спать она теперь ложилась только при свете лампадки. И вот как-то за ужином Анюта вдруг побледнела. — Батюшка, что-то мне нехорошо, — пробормотала она и лишилась чувств. Ни нюхательная соль, ни растирание висков холодной водой не привели ее в сознание. Николай Александрович объездил всех известных врачей, но те лишь руками разводили. Анюта не просыпалась. Дыхание ее с каждым днем становилось незаметнее. Знаменитый профессор Штерн грустно сказал, блеснув стеклышком монокля: — Увы, медицина тут бессильна. Жизнь по капле покидает несчастную девочку. Крепитесь, друг мой! Ярцев только кулаки сжал в бессильной злобе. Однажды вечером лакей Трофим принес письмо. — Вот, барин, велено вам передать. — От кого? — Не могу знать. Рассыльный принес. Николай Александрович покривился, но распечатал конверт. В письме затейливым почерком с завитушками было написано: «Знаю о вашей беде и готов помочь. Приходите сегодня ночью в Черный Дом у Введенского кладбища. Стоцкий». Стоцкий! Не тот ли это странный господин, что появился на ужине у Воронцова? От нервического возбуждения у Николая Александровича даже затряслись руки. В чертовщину он, конечно, не верил, но, если кто-то мог бы спасти Анюту, пусть даже и сам дьявол, отставной ротмистр на все бы согласился. В письме значилось, что Стоцкий проживает в Черном Доме, о котором по Москве ходят нехорошие слухи. Что ж, где еще обитать посланцу потусторонних сил? Ярцев быстро собрался и отправился на встречу. Иного выбора у него не оставалось. Ноги будто сами несли Николая Александровича по ночному городу, над мокрой мостовой к порогу дома Стоцкого. В особняке екатерининских времен, заросшем плющом, тусклый огонек виднелся лишь в одном окне. Калитка зловеще проскрежетала старушечьим голосом: — Заходииии… Николай Александрович поднялся на покосившееся крыльцо и постучал в узкую деревянную дверь, похожую на гробовую крышку. Дверь медленно, будто нехотя распахнулась. На пороге стоял зловещий хозяин со свечой в руке. — Входите, — сказал он и посторонился. Они миновали длинный скрипучий коридор, утопающий во мраке, и оказались в просторной гостиной. На полках тут сидели куклы удивительно тонкой работы, до жути напоминавшие настоящих людей, но с мертвыми стеклянными глазами. В углу стояла лаковая трость с костяным набалдашником в виде собачьей головы. Хозяин молча указал на одно из двух кресел у камина, приглашая гостя присаживаться. — Ваша дочь смертельно больна, но я могу помочь, — сказал Стоцкий без всяких предисловий. — Ей необходимо лекарство? — настороженно спросил Николай Александрович. — Боюсь, обычные лекарства тут бессильны. Но я спасу ее. — Что вы за услугу хотите? Мою душу? Стоцкий зашелся хриплым смехом. — На что мне ваша душа, Ярцев? Вы грешник, каких поискать! Я хочу сущую безделицу. Вы мне заплатите своим сердцем. — Что это значит? — Вы больше никогда не сможете радоваться жизни. Взамен получите мраморное сердце. Вот оно. Стоцкий достал с ближайшей полки какую-то вещицу и протянул гостю. Это действительно было сердце из мрамора. Холодное на ощупь, оно едва заметно пульсировало в руках. Николай Александрович чуть не выронил его на пол. — Осторожнее. Оно вам еще пригодится, — улыбнулся Стоцкий. — подпишите договор. — К-кровью? — Что за средневековье? Вот чернила и перо. В договоре знакомым почерком с завитушками было сказано, что г-н Ярцев согласен передать свое сердце г-ну Стоцкому. Взамен он получит сердце из паросского мрамора весом в два фунта и эликсир, который излечит болезнь его дочери. — Два пункта против одного. Выгодная сделка, — сказал хозяин и посмотрел на часы. — Решайтесь. Если промедлите, то вашей дочери не станет уже завтра утром. Вздохнув, Николай Александрович подписал договор. — Можете идти, — сказал хозяин, будто потеряв всякий интерес к Ярцеву. Как добирался домой, отставной драгун совсем не помнил. Вернувшись, он поднялся в спальню дочери и напоил ее из пузырька. Стоило последней капле коснуться губ Анюты, как ее щечки порозовели, а кожа будто засверкала перламутровым блеском. Кот Тимофей, лежащий у ног хозяйки, посмотрел на Николая Александровича осуждающе. — Не гляди на меня так, — прошептал Ярцев. Ему страшно хотелось спать. В его груди разливался холод, а сердце стучало все тише и медленнее. Он побрел к себе и сразу же уснул. Во сне к нему приходил Стоцкий. Он уселся Николаю Александровичу на грудь, вынул живое сердце и поменял на мраморное. После он нахально подмигнул Ярцеву и растворился в темноте. Больше отставной драгун ничего не помнил. Утром Аня проснулась здоровой, словно и не хворала никогда. — Папа, мне уже лучше! Знали бы вы, какие странные сны я видела! Но отец ей не ответил. Николай Александрович впал в глубокую мрачную задумчивость. Слуги не узнавали барина. Всегда громогласный и решительный, он вдруг стал замкнутым и суровым. Его глаза теперь напоминали льдинки. Он мог часами сидеть в кресле перед камином и о чем-то думать. Вечерами он выбирался из спальни, и слуги прятались от него, настолько он был жесток с ними. Ярцев мог лично высечь лакея из-за какой-нибудь ерунды. Каждую ночь он скакал по Москве на черном жеребце, загоняя его в мыло. Даже соседи перестали навещать Безумного Драгуна. Да-да, так теперь называли некогда доброго Николая Александровича. Больше всего за отца волновалась, конечно, Анюта. — Папа, что случилось? Что вас беспокоит? — Ничего. — Но я же вижу, что вы страдаете! — Уйди. Дай мне побыть одному. Слуги тоже ничего не говорили, но Аня чувствовала, что они что-то знают. Как-то вечером девушка случайно услышала разговор поварихи Евдокии и старой ключницы Марфы, известной сплетницы. — Что и не побоялся барин к этому жуткому человеку идти в Черный Дом? — Нет. Говорят, сам черт согласился девочку излечить в обмен на сердце. Теперь вот лютует барин! А как же? Бессердечный он теперь! — Ужас какой! — Только молчок! Никто знать не должен. Особенно барышня. Услышав разговор, Аня долго не могла успокоиться. Так это из-за нее папа страдает? Она тихонько прокралась в отцовский кабинет и почти сразу приметила на столе вскрытый конверт. «Приходите сегодня ночью в Черный Дом у Введенского кладбища. Стоцкий». Неужели там живет самый настоящий черт? И его фамилия Стоцкий? Аня твердо решила вернуть отцу сердце. Когда стемнело, она накинула плащ и пошла к Введенскому погосту. Ей было очень страшно, но что поделать? Папа говаривал: «Сам погибай, а товарища выручай!». Дверь жуткого дома оказалась приоткрытой. Из темноты прозвучал голос: — Я ждал вас, сударыня! Перед оробевшей девушкой появился Стоцкий. Его глаза блестели в темноте, точно у филина. Он провел Аню по коридору в гостиную и усадил в кресло. Девушка старалась не смотреть по сторонам, но все равно чувствовала, как вокруг нее беззвучно порхают тени. — Вы хотите вернуть отцу сердце? Не так ли? — Откуда вы знаете? — Я сам это устроил, — без всякого смущения сказал хозяин. — Мне нужна ваша душа, сударыня, и вы должны сами мне ее предложить. Таковы правила. А сердце вашего папаши мне без надобности. Аня нахмурилась. — Я готова на все. — Храбрая какая! Повисла пауза. Ане казалось, что ее сердце бьется оглушительно. Стоцкий оставался совершенно спокойным. — Я прошу вас вернуть Николаю Александровичу Ярцеву его сердце. И предлагаю взамен свою душу, — тихо сказала девушка. Хозяин одобрительно кивнул. — Ваше предложение принято. Подпишите тут. Он протянул гостье договор. Анюта тяжело вздохнула и поставила подпись под страшным документом. — Прекрасно! Возвращайтесь домой и в третьем часу ночи выпейте вот из этого пузырька. Только завесьте зеркала в комнате. Вы не должны видеть своего отражения! Иначе ваша душа останется навек прикованной к зеркалу. Если все сделаете правильно, то ваш батюшка получит сердце назад уже утром. Домой девушка брела, думая только о крохотном пузырьке. Она, конечно, испугалась, но чего не сделаешь ради человека, которого любишь всем сердцем? В гостиной часы гулко пробили дважды. Анюта накинула пуховый платок на зеркало, погасила свечи и пробормотала: — Вот все и кончилось. Она залпом осушила пузырек, и тут же за спиной услышала грохот. Обернувшись, Аня заметила, что кот Тимофей прыгнул на занавешенное зеркало и стянул с него платок. Девушка хотела зажмуриться, но не смогла. Что-то внутри нее прошептало: «Смотри!». В бледном зазеркалье ей примерещились странные существа и колдовские цветы. Пустой пузырек выпал из слабеющих пальцев и разбился. Но Анюта этого уже не видела. Ее голова закружилась, и пространство вокруг заволокло туманом. Николай Александрович впервые за много недель ожил. Он с аппетитом позавтракал и спросил лакея: — Где Анюта? — Так барышня пока не проснулась. Ярцев почуял что-то неладное и пошел проведать дочку. Анютина комната оказалась пустой. Только стеклянные осколки на полу да коротенькая записка: «Батюшка, не сердитесь на меня! Я все сделала только лишь из любви к вам. Нельзя человеку жить без сердца и без радости нельзя…». Отец прочел письмо дочери и долго не мог прийти в себя. — Дочка, доченька, зачем? С тех пор Николай Александрович проводил дни напролет в комнате Ани, где все осталось таким же, как при ее жизни. Вечерами Ярцев чувствовал ее незримое присутствие. После полуночи он забывался тревожным сном, и ему грезилось, что полупрозрачный силуэт выходит из зазеркалья, ласково гладит его по голове и тихо поет: — Ах, мой милый Августин… В Лефортово еще долго шептались о страшных событиях, произошедших в небе над Введенским кладбищем. Посреди ночи в Черном Доме начался пожар. Жадные языки пламени будто бы лизали облака и разбрасывали искры по округе. С грохотом и воем обрушилась крыша. Кое-кому в этом шуме мерещился хохот, а кому-то и плач. Утром Стоцкого уже никто не видел, и местные шептались: — Забрал нечистый должника!
Они доберутся до нас Однажды в командировке в одном из городов на Волге попали с другом в гости к его дальней родственницы. Пришли уже под вечер и засиделись за ужином так поздно, что не было смысла идти пешком, вот и решили дождаться первого автобуса. Практически проговорили всю ночь. Так вот одна из историй этой женщины меня заинтересовала и в жизни я потом слышал подобное несколько раз и при чём в разных концах СССР. Перед тем как мне осталась в наследство квартира от моей тёти, я жила в деревне и переехала совсем недавно, когда она умерла. В деревне у меня была подруга, мы крепко дружили, у нас очень похожа судьба и жизнь, и у меня и у неё двое маленьких детей, которые всегда любили играть вместе и некогда не ссорились. Мы с ней радовались глядя на них и еще крепче дружили. Когда у неё умер муж, то её беда и для меня бала трагедией(я два года жила одна с детьми и знала на сколько это тяжело). Похоронили его, как водится всей деревней, помянули и спустя два месяца, как-то горе отошло в прошлое, стало забываться. Только вот однажды я обратила внимание, что нет-нет да и пройдёт тень по лицу моей Любы и мысли вижу у неё тяжёлые. Пристала с расспросами, не хотела она ничего рассказывать, но я оказалась крепче и вот она мне призналась: «Ты знаешь, мой муж ко мне приходит ночью». – Ты что говоришь, мы его с тобой хоронили, как он может придти? Он же умер! – Приходит, в рубашке в клеточку, в которой в гроб положили. – Да мерещится это. Может полусонное состояние или гипноз кокой-то?! – Ну как же! Он попросит щей ему налить, рюмочку. Сядет ест, про детей спрашивает. Говорит, что тебе наверно тяжело одной. Сходи к Митюхи (живёт через две хаты) от мне деньги должен, пусть отдаст. Соседу скажи, чтобы забор поправил- я ему крышу помогал ремонтировать. –Послушай это же уму не постижимо, что ты говоришь. Я вроде верю тебе, знаю что меня ты не обманываешь, но не могу даже подумать об этом. Не знаю какими словами, но я её убедила пойти к бабулям, которые жили на окраине нашего села. Две сестры, чистенькие, очень набожные, не определённого возраста и лечили наших селян травами, настоями и молитвами. Их очень все уважали. – К тебе приходит нечистая сила в облике твоего мужа. Всё у него как у живого, даже потрогать можно. Когда он будет ужинать ты урони вилку или ложку и посмотри, всё у него как у человека, только вместо ног копыта коровьи и пока вы не начали жить с ним как муж и жена он будет приходить, а потом он тебя заберёт с собой – ты умрёшь. Подумай о своих детках, у тебя нет родственников. Кто за ними смотреть да воспитывать будет. Пропадут по детдомам.
Белая женщина Леонид Егорович недавно стал одинок. Супруга его не справилась с хронической болезнью сердца и покинула мужа, не дожив немного до их серебряной свадьбы. Немного погоревав, он решил оставить шумный город и прикупил себе в деревне небольшой домик со всеми удобствами и среднего размера участком. - И Никитке раздолье будет, - радовался Леонид Егорович, - рассказывая сыну Василию о своей покупке, - Мать давно дачу хотела, да не успела вот. Василий только кивал в ответ, понимая, что отцу сейчас требуется смена обстановки. *** В первое же лето сын привёз Леониду Егоровичу внука Никиту, шебутного мальчишку семи лет. Дед души не чаял во внуке и был рад, что Никита всё лето проведёт у него. Деревня, в которой купил домик безутешный вдовец, была довольно крупной и пока ещё не совсем заброшенной, поэтому он не переживал, что мальчик будет скучать. И действительно, Никита быстро сдружился с местными ребятишками и весело проводил летние дни. К тому же, дед постоянно развлекал внука: возил его на речку, где быстро научил плавать, они ездили на рыбалку, ходили в лес по грибы и по ягоды. *** Лето близилось к середине, и, видимо, неугомонному мальчугану уже наскучили привычные развлечения. Тот день Леонид Егорович запомнил на всю жизнь. Пожилой мужчина, как обычно, занимался ежедневными делами на огороде, когда почувствовал запах гари. - Егорыч, чуешь, как дымом пахнет? - отложив тяпку, спросила у Леонида Егоровича соседка, Инна Викторовна, домик которой находился практически через забор от дома вдовца. Инна Викторовна была также одинока, и часто просила Леонида Егоровича помочь по хозяйству, поэтому он быстро с ней сдружился. Возможно, женщина была бы не прочь, чтобы вдовец обратил на неё чуть больше внимания, и часто заводила с ним непринуждённые разговоры. Леонид Егорович задумался, осматриваясь: - И правда, пахнет. Откуда, интересно? - Да как будто у тебя за задним двором горит что-то... Сразу после этих слов Леонид Егорович увидел, как позади его дома повалил вверх темный дым. Сердце неприятно сжалось, предчувствуя что-то нехорошее. "Где Никита?" - пронеслось в голове у мужчины. В эти же мгновение из-за кустов, которые росли по другую сторону дома Леонида Егоровича, выскочили Коля и Женя, деревенские друзья Никиты. - Деда Лёня! Там Никитка дом старый с сеном поджёг! Дверь обрушилась, а Никитка там остался! Теперь уже в груди отчаянно закололо, Леонид Егорович бросил тяпку на землю и что есть сил бросился в сторону заброшенного соседского дома, что находился позади его участка. В том доме, где давно никто не жил, Леонид Егорович хранил сено для своей коровы. Когда мужчина оказался на заднем дворе, перед его глазами предстала ужасная картина: дом уже полностью полыхал, не оставив шансов Никите покинуть его целым и невредимым. Где-то вдали завыли сирены, к месту происшествия стали стягиваться местные жители. Леонид Егорович отчаянно выл, схватив себя за волосы: - Не уберёг... Никитка, внучек мой... В отчаянии он не заметил, как над пожарищем появилось непонятное белое свечение, а соседи из тех,кто не побежал с ведрами за водой, стали перешептываться вполголоса: - Настасья явилась... Мальчонка-то может и живой... Через минут пять подъехали пожарные и Скорая помощь, огонь довольно быстро затушили. Как только последние языки пламени погасли, Леонид Егорович бросился на пепелище, готовый увидеть обгоревшие останки своего единственного внука. Толпа зевак ринулась туда же. Какого же было всеобщее изумление, когда посреди пепелища они увидели лежащего без сознания мальчика... Абсолютно целого, даже практически без следов гари на одежде. Врачи оперативно погрузили мальчика на носилки и вскоре он оказался в машине скорой помощи, оставив деда стоять на месте пожара с открытым ртом. - Как?.. - только и смог произнести Леонид Егорович. Сзади к нему тихо подошла Инна Викторовна: - Езжай с внуком, Егорыч. А вечером ко мне зайди, расскажу тебе кое-что. *** Никиту не стали держать в больнице, поэтому уже к вечеру они с дедом были дома. Леонид Егорович строго наказал мальчику никуда не выходить, а сам пошёл к Инне Викторовне. Уж очень ему было любопытно, что же она хочет рассказать такое? Инна Викторовна поставила на стол две ароматные кружки чая и начала свой рассказ: - Не первый случай уже такой в нашей деревне, когда ребёнок в пожаре оказывается целым и невредимым. Четыре раза уже такое происходило. А началось всё с тех пор, как Настасья с сыном своим сгорели. Я тогда ещё маленькая была, плохо это помню. Муж Настасьи на охоте погиб, она одна сына растила. Так вот, мальчик однажды сарай поджёг. Настасья бросилась к сыну, прямо в огонь. Так и нашли их, точнее, то, что от них осталось - мать обнимала сына до самого конца. После этого случая примерно через год Митька, соседский мальчишка, чуть не погиб, у них дом загорелся, он один дома был. И вот представь: дом дотла выгорел, а Митька цел! Он потом рассказал, что его обняла белая женщина и защитила от огня. Затем, я уже замужем была, с Анютой, местной девочкой подобное произошло, затем Мишка, приезжий мальчик. И вот твой Никита. Это Настасья детей спасает. Своего Илюшу не спасла, теперь ваших оболтусов спасает. Так-то вот. *** После рассказанного Леонид Егорович долго приходил в себя. Он не мог поверить в случившееся, но по-другому объяснить то, что произошло с Никитой, было нельзя. На могилку к Настасье и Илюше они с Никитой пришли вместе. С надгробия на них смотрела красивая молодая женщина с добрыми глазами и милый мальчик, примерно ровесник Никите. Было видно, что местные жители ухаживают за захоронением Настасьи с сыном. Рядом находилась могила её мужа, тоже чистая и ухоженная. С минуту посмотрев на могилку, Леонид Егорович произнёс, обращаясь к внуку: - Вот она, Никита, твоя спасительница. Благодаря ей ты стоишь рядом со мной. Положи цветы и пообещай, что будешь каждый раз навещать её, потому что она подарила тебе второй шанс...
Не моя мама Моя мама тогда часто работала в ночь, и поэтому днем ей приходилось спать, чтобы на работе не грохнуться в обморок от усталости, так как её работа требует физической нагрузки. Обычно ложится она часа в три дня и спит до пяти. Потом, как только встаёт, сразу же собирается на работу. В один из таких дней она легла спать, а я пошла в ванную, чтобы вымыть руки. Дома кроме нас двоих никого не было. Я только собиралась включить воду, как услышала шаги. Дверь была закрыта, но я точно по шагам смогла определить, что это моя мама. Она зачем-то пошла на кухню. Я громко окликнула её. Ноль реакции. Вообще не слышит. Ну, так как с ней это бывает часто, я просто не обратила внимания и быстро помыла руки. Стоя и вытирая руки, я по скрипу полов в квартире поняла, что она просто стоит на кухне. Просто стоит и ничего не делает. Я позвала её ещё раза два или три. А тут в голове такая мысль: «А что, если это не моя мама?». Честно сказать, я знакома со сверхъестественными вещами не понаслышке и понимаю, что это все очень и очень странно. Ну, в конце концов, какого черта могло ещё происходить?! Я замерла и старалась не шевелиться. Чётко было слышно, как она прошла к двери туалета. Я сама стояла очень близко к двери, поэтому почувствовала, что за ней что-то есть. Половицы скрипят и прогибаются. Я думала, что это она. Стоит перед моей дверью и дышит прямо в щель. Я опять её позвала, но никто не отозвался. Раздался скрип соседней двери. Через несколько минут я все-таки вышла из комнаты и заметила, что соседняя дверь открыта, что доказывает, что здесь кто-то был. Тем более, я не глупая - в полной тишине любой услышит шаги. Я решила, что лучше всё проверить и снова позвала маму. Кричала, чуть ли не до посинения. И что вы хотели, она отозвалась из зала, где мирно спала на диване. Я потом её расспросила, и она сказала, что не вставала с того момента, как легла. Вообще не вставала, спала, а проснулась из-за того, что я кричала, как потерпевшая. Моя мама не лунатик. Это просто ходила не она, а кто-то другой. Но вопрос в том, кто?
Шкатулка Мой муж просто обожает старинные вещи,каждый раз когда он видит вещь которой за 100 лет, у него как у ребенка стоящего перед новой игрушкой, раскрываются глаза,улыбка до ушей и он сидит над этой вещью еще неделю,а потом восхищается пополнением антиквариата в коллекции. Как то я шла домой с работы,погода была чудесная и я решила пройтись немножко у барахолки . На этом рынке люди выносили все то что могли продать,так я и заметила старую бабушку у которой был ооочень старый фотоаппарат,старинная и пыльная шкатулка. Она сразу припала в душе,аккуратная резьба странных узоров и символов,хорошая работа на хорошем дереве,беру. - Сколько бабуль? - Пять тысяч дочка. - Дешево что то.- удивилась я. Серьезно, для небольшой шкатулки было маловато,понимаю дерево,ручная работа, а еще старинная такая. - Кстати сколько ей лет? - Ох.. больше пяти ста лет..- задумчива сказала бабушка чеса платок на голове. - Серьезно? Шутите? - Открой ее и посмотришь.- сказала уверенно бабушка. Открыв ее я увидела зеркало которое показывало мое отражение,там внутри пыль и всякие крошки,а сбоку вырезано 1253г. -Вауу ей около 700 лет! Беру бабусь! - Только дочка помни ночью не открывай ее! Никогда и не за что.- сказала строго бабушка,но я ее уже не слышала. Вечером показав мужу шкатулку я была на 7 небе от его глаз,он прыгал и скакал когда увидел такой антиквариат. Такого старья у него еще не было точно! Ночь прошла успешно,шкатулка была в кладовой с остальным старьем. Утром меня ждало шикарное кольцо и букет ромашек,да сумела я угодить ему! Муж ушел довольный на работу а я осталась дома,зашла кладовку,резкий запах старой мебели и бумаг ударил в нос,перебирая сквозь старинную литературу я нашла место шкатулки. - Странно ведь я вчера ее положила на верхнюю полку,как она оказалась здесь?- Ладно может утром муж ее фотографировал что бы похвастаться какая я у него умница, и переставил ее в другое место.Пойду ка спрошу. - Привет,как работается? - Привет солнышко,хорошо а ты не скучаешь там дома одна? - Не,дел много,слушай а ты шкатулку утром брал? - Нет,как бы я успел я же за подарком поехал,не успел завтра всем покажу ,а что? - Да так ничего,странно,просто я клала ее на другую полку а она оказалась совсем не там.. -Брось,тебе показалось,ладно малыш я работаю,люблю люблю. Фыркнув на халатность мужа я пошла обратно в кладовку,мне это очень не понравилось,эх сколько старья как тут не застрять блин. Внезапно дверь захлопнулась в кладовке потух свет. - Эй дурашка,ты дома что ли уже? Ану открой меня! -Эй,ну не шучу я мне страшно открой,я не могу найти в темноте дверь сквозь твой хлам. Но дверь никто не открывал,нащупав старинную лампу,покрутив ее загорелся свет,и в кладовке что то промелькнуло за секунду. Волосы стали дыбом,в животе скрутил спазм страха. - Кто здесь? На мой вопрос никто не ответил ,а сзади я услышала тяжелое дыхание. *** - Милая ты дома? Слушай ни за что не открывай шкатулку,эй ты где?- мужчина бегал из комнаты в комнату ища девушку. - Я прочитал про эту шкатулку,с помощью ее вызывают дьяволов,никогда не трогай ее!!!! - Ты дома,ты в кладовке???- спросил муж вытирая слезы,слыша в кладовке шебуршание и странный запах. - Я вхожу.
Дом с зелёной верандой Я решил купить дом. Свой личный дом. Проживание в многоквартирном строении имеет свои плюсы, но добрые хорошие соседи, почти друзья и приятели, остались только в старых советских фильмах. На деле ты окружён такими личностями, которые словно специально поселены рядом, чтобы портить тебе жизнь. Один – маэстро перфоратора и дрели, исполняющий свои партии поздним вечером или ранним утром в выходные; другой – гидрофил, щедрая душа, так и норовящий поделиться своим богатством; третий – глуховатый меломан со странным вкусом, врубающий свою любимую музыку на полную дурь; четвёртый… А четвёртый, вообще, полоумная бабка, по ночам гоняющая не то бесов, не то бездушных родственников, ждущих её смерти, чтобы прибрать к рукам вожделенную жилплощадь. Сексапильная соседка в коротком халатике на голое тело, возникающая на твоём пороге с просьбой повесить полочку или починить подтекающий кран, существует только в фантазиях холостяков. Помимо всего этого, приходит время, когда жить в бетонном «человейнике» становится тесно и душно, видимо, гены предков, живших на просторах необъятной родины, где триста вёрст – это совсем рядом, дают о себе знать. Поэтому я обратился в агентство недвижимости «Родные стены». Наверное, помогают. Едва я зашёл в офис, из-за стола поднялась симпатичная девушка в белой блузке и тёмными волосами, стянутыми в хвост на затылке. Я чуть дольше, чем следовало правилам хорошего тона, задержал взгляд на бэйджике с именем, лежащем на её груди. - Здравствуйте, - белозубо улыбнулась она вполне искренне. – Меня зовут Елена. Чем могу помочь? Я представился в ответ. - Видите ли, - повинуясь её приглашающему жесту, я опустился в мягкое кресло. – Мне нужен дом. Частный. Свой. - Хотите купить? Вторичное жильё, новострой, на стадии строительства, участок, типовой проект, индивидуальный? Перспектива пропадать в чистом поле, контролируя стройку и выполняющих её азиатских наёмных работников, а в итоге стать соседом разбогатевшего рыночного торговца с его аляповатым замком из силикатного кирпича и непременной башенкой, меня не прельщала. Поэтому я честно рассказал о своих желаниях по этому поводу. Выслушав меня, риелторша на несколько секунд задумалась, забавно насупив бровки. - Не любите людей? – осторожно спросила она. - Не всех и не всегда. - Понимаю, - согласилась Елена. – Кажется, есть один вариант. Она вышла из-за стола и подошла к стеллажу, заставленному разноцветными папками. Скосив глаза, я оценил её фигурку с удовольствием. Недурна… - Вот, - передо мной легла синяя папка. - Посмотрите этот вариант. Внезапно на столе очнулся телефон, заполняя пространство офиса смехом Вуди Вудпеккера. - Извините, - кивнув мне Елена, поднесла трубку к уху. – Да, Свет. Нет, сейчас не могу. Занята, да. Перезвоню позже. Извините, - ещё раз добавила она, обращаясь ко мне. Я махнул рукой, мол, всё понимаю. Открыл папку. Фотографии были качественными, снятыми явно не на телефон. - Дом построен в начале тридцатых годов. Раньше в нём жила семья военного инженера, - стала просвещать меня риелтор. – Вообще, там планировалось построить несколько домов, небольшой посёлок, но успели возвести только три дома. Два из них не пережили войну и местные жители разобрали их на кирпичи. А этот сохранился абсолютно целым. После войны в нём толи штаб военный был какое-то время, толи генерал жил. Внимательно слушая, я кивал, листая досье. Хороший дом, югендстиль, но без особых вычурностей. - Потом хотели сделать управление лесхоза, но не заладилось. Затем некоторое время там был дом отдыха партийного руководства района. А совсем недавно его один бизнесмен почти купил. - Почти? – удивился я. – Это как? Елена сморщила носик. - Внёс задаток, купил материалы для ремонта, но через несколько дней передумал покупать. - Что же так? - Говорит, далеко от цивилизации, а он привык жить среди людей. Да и ездить на работу далеко, - пожала плечами девушка. - Мне, наоборот, подходит, - успокоил я её. – Я от цивилизации в городском проявлении устал. - А недавно… - начала было Елена, но осеклась, отводя глаза в сторону. - Рассказывайте всё, - попросил я. – Не надо скрывать. Девушка вздохнула. - В доме поселились два бомжа. И их кто-то убил. Молотком, так следователь сказал. - Убийцу нашли? - Нет, - покачала риелтор симпатичной головой. – Не нашли. Ни убийцу, ни молоток. Да и кто искать будет? Полиция из-за бомжей будет напрягаться? Списали на внутренние разборки по пьянке. - Да, не будет… - согласился я. - А дом крепкий, хороший фундамент, сухой подвал, - воодушевилась, опечалившаяся было девушка. – Три комнаты и кухня на первом этаже, три комнаты в мансарде, есть пристроенная веранда с тыльной стороны. - Ага, вижу, - я нашёл фотографии с застеклённой деревянной пристройкой. - Отопление печное, вода колодезная, чистая, - продолжила Елена исполнение служебного долга, понимая, что клиент попался на крючок. – Электричество подведено, так что проблем нет. Колодец нужно почистить, можно поставить насос. Дому ремонт, конечно, требуется, но если без глобальной переделки, то косметический. - Замечательно, - подытожил я, закрывая папку с фотографиями. – Мне нравится. - Двести метров до моря. Есть дорога до моря, не очень хорошая, но до самого побережья. - Ещё один плюс, - согласился я. – Готов, так сказать, узреть воочию. - Хорошо, - улыбнулась девушка. - Когда вам будет удобно? Я подумал об очерёдности своих дел. - Послезавтра, после трёх. Точнее в 15.30. - Хорошо, - она быстро что-то записала в блокноте. – Вам карту проезда скинуть? -Найду в навигаторе, скиньте адрес. Елена положила передо мной прямоугольник визитки. -Звоните. - Алаверды, - ответил я, доставая из бумажника свою и протягивая ей. - До свидания! - До встречи! В назначенный день я выехал на приморскую трассу. День был будний, машин встречалось немного. Набрал номер риелтора. - Алло! – отозвался аппарат. - Здравствуйте, Елена! - Здравствуйте! – радостно зазвенел её голос, будто она услышала старого друга. - Я уже выехал, думаю, если не будет никаких накладок, минут через пятнадцать – двадцать буду на месте. - Отлично! Я уже подъезжаю, буду ждать Вас на месте. Не забудьте: за посёлком старая трансформаторная будка, за нею поворот направо. - Спасибо! Я запомнил. До встречи! Ага, вот и съезд к посёлку. Сам посёлок был небольшим, даже можно сказать, крохотным, с единственной улицей, она же шоссе, по которому я быстро проскочил череду заросших сиренью и жасмином палисадников, над которыми возвышались тёмно-оранжевые черепичные крыши домов, невидимых за буйной зеленью. Вот и трансформаторная будка. Построенная ещё немцами, она вовсе не напоминала электротехническое сооружение, а, скорее всего, выстроенную из красного кирпича небольшую крепостную башню, от которой тянулись провода. Да, есть поворот. Я свернул направо и тут дорога кончилась. То есть не совсем, а превратилась в то, что у нас оправдывают словами «так война же была». Некогда выложенная булыжником, ныне она представляла собой жалкое подобие себя прежней: где-то камни просели в промоины, где-то часть их отсутствовала (местные пользуют не только кирпичи домов), где-то сползли в кювет. Однозначно, подвеску нужно беречь. Сбавив скорость, я двинулся дальше, аккуратно объезжая ухабы и рытвины. В кустах мелькнуло что-то красное, не успел рассмотреть. С левой стороны дороги показались кирпичные столбы ограждения с щербатым штакетником между ними. Впрочем, дыры в заборе надёжно прикрывал разросшийся колючий шиповник. Остановив машину возле невысоких ворот, вышел. Оглядевшись, увидел неподалёку на заросшем бурьяном и кустарником пустыре фундаменты и фрагменты стен домов. - Ох, уж эти пейзане, - покачал я головой и направился к калитке. Даже не скрипнув, она мягко открылась. На удивление хорошая дорожка из фридрихштадтской плитки, не заросшая травой, вела к дому. Сам дом был хорош, хотя и несколько запущен. В нём чувствовалась основательность, не присущая современным домам. Добротная высокая крыша с потемневшей черепицей, с окошками мансардных комнат, сложенный из гранитных валунов фундамент, ровные стены, сохранившиеся ставни окон на нижнем этаже. Шиповник благоухал цветами, ветер шумел в высоких соснах, донося дыхание недалёкого моря. Хорошо! А где наша девушка? - Елена! – позвал я. Никто не отозвался. Поднявшись по ступеням крыльца, я пошёл к зелёной двери дома и нажал на бронзовую ручку. Дверь подалась. Не заперто. Небольшой тамбур с протёртым до дыр половиком из ковровой дорожки. Я прошёл дальше. Большая с тремя окнами комната. Печь, покрытая изразцами, две двери в соседние помещения, маленькая дверь явно в подвал, под лестницей, ведущей наверх. Потемневший от времени комод, диван – ровесник комода, но с виду крепкий, даже обивка не сильно вытерта, кресло и венский стул с расстеленной на нём пожелтевшей газетой. За аркой виднелась огромная дровяная плита с множеством чугунных конфорок и дверец. Кухня. Из неё можно пройти на веранду. Неплохо. - Елена! – снова позвал я, уже не надеясь на ответ. Гулкое эхо в почти пустой комнате стихло, и воцарилась тишина. Я осторожно опустился на диван. - Где ты бродишь, несносная девчонка? – пробормотал я, доставая телефон. Длинные гудки. Нет ответа. Будем ждать. За пыльными стёклами окон шумели сосны, пели пичуги, но в целом это была тишина, которой в большом городе не услышишь. Веки мои сам собой смежились. В кресле сидел юноша лет шестнадцати и увлечённо читал книгу. Светлые волосы непокорно торчали надо лбом, глаза бегали по строчкам. - Эрих! – из кухни вышла молодая женщина в синем платье с белым передником. Волосы её были уложены в причёску как у Любови Орловой из какого-то старого фильма. - Ягодный пирог готов. Зови Дитриха и Эльзу, будем пить кофе. Хорошо, мам, - юноша нехотя отложил книгу, подошёл к лестнице в мансарду. – Дитрих! - Я слышу! Уже иду! – по ступеням, сверкая начищенными ботинками и высоко вскидывая колени, спустился мальчонка лет семи. Он старался казаться серьёзным: прилизанные волосики с идеальным пробором, узенький короткий галстук, чуть нахмуренные брови. Только короткие штанишки на лямках вызывали улыбку. - А где Эльза? – спросила женщина, вытирая руки полотенцем. - Она на улице играет с куклой, - ответил Эрих. - Я сама её приглашу. Подросток направился к арке, но остановился и посмотрел в мою сторону. - Мам, - позвал он. - Да, дорогой? - Кажется, они опять здесь. Лицо женщины вмиг стало озабоченным. - Избавься от него, Эрих. Парень взял тяжёлый молоток, лежавший на комоде, и направился ко мне. Остановившись в шаге от дивана, он замахнулся… Я дёрнулся и проснулся в пустой комнате. Что за хрень? Задремал немного… Где же Лена? Телефон снова выдавал длинные гудки без ответа. Что-то случилось? Где-то застряла? А почему не берёт трубку? Я связался с агентством. - Здравствуйте! – ласково пропел динамик. – «Родные стены», меня зовут Ирина. Чем могу помочь? -Здравствуйте. Мне нужна Елена Осокина. - А Елены на месте нет, она на встрече с клиентом. Звоните на мобильный. Номер знаете? - Клиент – это я. Но мы не встретились. Телефон её не отвечает. - Я тоже не смогла дозвониться, - погрустнел голос Ирины. – Попробуйте позже, может, появится. - Буду надеяться, - вздохнул я. – Извините за беспокойство. До свидания! - Ничего. До свидания. Что ж, будем ждать. Хоть ждать и догонять самое последнее дело, но лучше ждать на удобном диване, чем за кем-то бегать по лесу. Слушая щебет птиц, я снова задремал. Пахло ванилью, малиной и ещё чем-то сладким. На кухне слышался звон посуды. С улицы в дом вошла маленькая девочка с большой куклой, чьё фарфоровое личико, золотистые волосы, пышное платье, да и размер, делали её похожей на хозяйку. - Сейчас, Мари, мы будем кушать пирог, - объяснила малышка игрушке. – Мама всегда печёт вкусный пирог. - Эльза, деточка, - выглянула из кухни женщина. – Иди быстрее. - Мамочка, а можно фройляйн Мари тоже кусочек? - Конечно, моё золотце! – улыбнулась мать. – Дитрих, налей сестре кофе. Аромат напитка защекотал ноздри. - Мама, а когда вернётся папа? – спросил младший сын. - Ох, ты же знаешь, что папа на фронте помогает нашим солдатам победить ивáнов. Когда кончится война, тогда папа и приедет. - А вот дядя Вилли уже вернулся! – не унимался Дитрих. - Дядя Вилли был ранен и теперь отдыхает после госпиталя. Эрих вошёл в комнату и замер, глядя на меня. Пару секунд он стоял в раздумьях, потом схватил молоток и решительным шагом устремился к дивану. - Опять? – встревожено воскликнула женщина. – Ты знаешь, что делать! Прогони его! Молоток с размаху опустился на моё левое плечо. -Ё….! Чёрт! – я лежал на полу, на пыльном дубовом паркете. Плечо пульсировало болью, рука не слушалась. С трудом поднялся, опираясь о диван правой рукой. Что здесь происходит, чёрт возьми? Аромат свежей выпечки висел в воздухе. Но всё равно становится неуютно, лучше выйти. Как же я так упал? Во сне или…. Выйдя из дома, я вдохнул свежий запах моря и сосен. Лена, где ты? Посмотрим с другой стороны. Вот и веранда, крашенная зелёной краской, облупившейся и свисающей лохмотьями, шевелящимися от дуновения ветра. Колодец, сложенный из камня под потемневшей деревянной крышей. Вездесущий шиповник. - Старый дом немецкий, зелёновая дверь. Леночка - Елена, где же ты теперь? - пропел – прошептал, доставая телефон. Я нажал кнопку вызова. Неподалёку, в колючих кустах захохотал дятел Вуди. Уже понимая, что ничего хорошего не увижу, я осторожно пошёл по дорожке к зарослям. Лена лежала на спине, чуть подогнув ноги. Короткая юбка задралась, обнажая загорелые бёдра. Белая блузка была забрызгана красным. Невидящий взгляд карих глаз устремился в небо. На лбу, ближе к виску, зияла квадратная рана с уже запёкшейся кровью. Молоток. Так же как и бомжи, она убита молотком. Опомнившись, я отключил вызов на телефоне. Неуместный смех Вудпеккера затих в лежащей рядом сумочке. Меня обдало волной ужаса. Что делать? Скорую вызывать поздно. Полицию? Здесь только я один в округе и Лена, точнее, её тело. В телефоне с этим ужасным сигналом куча моих звонков. Будет очень много вопросов, допросов. Опять же местные менты с удовольствием повесят на меня и Лену, и бомжей, и ещё чего-нибудь. Мне этого не надо. Не хочу терять репутацию и время на оправдания. Надо валить отсюда. И быстрее! - Прости, Леночка, - шепнул я и, оглядевшись на всякий случай, быстро зашагал прочь, спрятав телефон в карман. По пути быстро протёр рукавом пиджака дверную ручку. Чёрт, как плечо болит! Запрыгнув в машину, резко стартанул, забыв о разбитой дороге. Вот и что-то красное. В кустах, завалившись передними колёсами в канаву, торчала «мазда». Машина Елены. Всё, газу! Не нужен мне уже этот дом, хотя немного жаль. Скорее отсюда! Залечь на дно, уехать, спрятаться! Меня здесь не было! Выскочив на ровную дорогу, я повернул в другую от посёлка сторону и нажал педаль до упора. Эрих вошёл в дом и устало опустился на стул у кухонного стола. - Он ушёл? - Уехал, - кивнул юноша. – Мама, когда же они оставят нас в покое? - Не знаю, мой мальчик, - грустно ответила женщина, мягкой рукой пытаясь пригладить непокорные волосы сына. – Не знаю…
Грусть Людмила шла по улице, пытаясь обходить хотя бы самые большие лужи. Большого смысла это не имело, потому что ноги уже и так безнадежно промокли. И делала она это на автоматизме, особо не задумываясь. В Харькове наступил сезон дождей. Пришла осень, и весь город превратился в грустное, тоскливое и пасмурное существо. Сегодняшний день, как, впрочем, и предыдущие, не задался. Сегодня Люда поняла, что она не нужна. У нее был роман, последняя страница которого сегодня была дочитана. Ее мужчина, пряча глаза, что-то мямлил, пытался объяснять... Люда даже не помнила, что именно он говорил. В ее голове пульсировала фраза: «Я не нужна». Какая уж разница почему? Вот она и не вслушивалась. Личная жизнь Люды, да и жизнь в целом, не сильно задалась. Карьеры у нее особой не было, была просто работа, на которой просто платили деньги. Семья? Когда-то была семья, но потом все кончилось, и этот период жизни для Люды был как в тумане, как старая кинопленка: вроде бы это были ее воспоминания, ее жизнь, но воспринималось все, как просто история. Увлечений Люда также не имела, внутри нее было пусто — ни интересов, ни целей, ни желаний. Она просто жила. А точнее — ее жизнь шла своим чередом, изо дня в день, из года в год. Сама. Без участия Людмилы. Этим вечером, с мокрыми ногами, разбрызгивая лужи, тщетно пытаясь не намочить обувь больше, чем есть, Люда шла в кафе. Кафе называлось «Душа». Оно пряталось в одном из двориков старого Харькова. Никто не знал, когда оно появилось, казалось, что оно было здесь всегда, с момента основания города, как его часть, или душа. Это было своеобразное, ни на что не похожее заведение. Легко было пройти мимо и не заметить его. Ни яркой вывески, ни рекламы, ничего. И посетителей в нем много не бывало. Люда в свое время случайно нашла это кафе. В тот день ей тоже было грустно и тоскливо, и она брела по городу, не разбирая дороги. И вдруг перед ней оказались двери, и вкрадчивый голос (позже выяснилось, что это администратор и одновременно хозяин заведения) произнес: «Мадемуазель принесла грусть?» Именно так и сказал. «Принесла грусть». Не «здравствуйте», не «проходите». ПРИНЕСЛА ГРУСТЬ. И это было сущей правдой. У нее действительно была грусть и... да, она ее несла по городу, и получается, что донесла. Своеобразность кафе «Душа», в котором Люда тогда пробыла до самой ночи, заключалась во многом. Во-первых, как только посетитель ступал за порог, у него возникало ощущение, что он пришел в гости, причем к очень близкому человеку, в место, где его поймут, где даже не нужно объяснять, что случилось, потому что поймут и так, без слов. Во-вторых, посетитель (гость — здесь всех посетителей называли не иначе как «гость») ничего не решал. Ни в каком зале он сядет, ни что будет заказывать. Залов было пять: летом всех отводили на площадку с натянутым тентом, столиками вокруг маленьких фонтанчиков и перегородками, увитыми цветами. Когда ты сидел в этом зале, казалось, что ты не в городе, а каком-то уютном саду. Там очень удачно выходило прятаться от летнего зноя, всегда было прохладно. Когда наступала осень, гостям были рады (там так и говорили: «Сегодня мы вам рады в таком-то зале») в «осеннем зале». Там был приятный полумрак, играла тихая ненавязчивая музыка, а столики были расположены у камина, возле которого так приятно было отогреваться. И кроме того, каждого гостя в осеннем зале укутывали в плед. И еще там были окна, во всю стену, по которым приятно было смотреть на стекающие капли дождя. Зимой же гости находились в зале с очагом. Окон там не было, в центре стоял очаг, вокруг которого и были расставлены столики. «Весенний зал» — зал, в который можно было попасть весной, находился на крыше, он был из прозрачного стекла. Весь. Полностью. И там было здорово наблюдать на синим небом и облаками. И еще был отдельный особый зал. Назывался он «печаль». Зал находился в подвале, и обслуживался он лично администратором. Необъяснимым образом, встречая у входа гостя, администратор понимал, что сегодня человеку не просто грустно, а очень-очень плохо, говорил фразу: «Мадемуазель/месье принесли грусть?» — и провожал в этот зал. Особенность зала заключалась в том, что он был поделен перегородками на отдельные зоны, и к каждому гостю на коленки заползала кошка. Да. Именно так. Стоило вам выбрать столик и присесть, как тут же откуда-то появлялась кошка, устраивалась у вас на коленях и начинала мурлыкать. В тот день, когда Людмила впервые попала в это кафе, администратор ее и проводил в этот зал. На колени тут же умостилась кошка. Люда вздрогнула, хотела согнать ее, но администратор сказал: «Нет, на сегодняшний вечер это ВАША кошка, и она будет с вами». Люда не стала спорить, на споры у нее сил не было. Кошка так кошка, в конце концов, от ее мурлыканья становилось чуть легче. Потом Люда решила попросить меню и услышала весьма неожиданный ответ: «Мадемуазель в гостях. А в гостях не заказывают, а принимают угощение». Пожав плечами, Люда стала ждать развития событий. Сегодня она действительно не смогла бы ничего выбрать, ей было все равно. Жизнь текла своим чередом. Даже в отношении выбора еды. Но того, что случилось дальше, Людмила никак не могла ожидать. Ей принесли БАБУШКИНО варенье. Именно так. Не варенье, похожее на то, которое делала бабушка, а именно БАБУШКИНО варенье! И тут Люду прорвало. Она вспомнила свое детство, свою бабушку, которая была для нее самым близким и дорогим человеком, которой она всегда была нужна, которая любила. Слезы ручьем текли из глаз, Люда всхлипывала и начала рассказывать историю своей пустой жизни администратору. О том, как она никогда не ладила с матерью (отца не было), о том, как мать постоянно попрекала ее, как она знала, чувствовала, что является обузой для собственной матери и мешает ей вести беззаботную жизнь, о своем краткосрочном и неудавшемся браке, где она тоже была не нужна.... Она говорила и говорила, а перед глазами был внимательный и все понимающий взгляд администратора... Она чувствовала, что он действительно ее понимает. Когда слезы схлынули и она перестала всхлипывать, администратор начал говорить: — Нет ничего плохого ни в грусти, ни в печали. Они по-своему очаровательны. Грусть — она уютная, она свидетельствует о том, что человеку есть, о чем грустить, что в жизни его что-то все-таки было, то, что он потерял. Что лучше? Иметь и потерять — или ничего не иметь? Люда не нашлась с ответом. Дальше, глядя прямо в ее душу, администратор сказал: — Приходя сюда, можно принести грусть и выпить ее до дна, продолжая жизнь, а можно... можно подарить грусть этому заведению, которое соткано из грусти. Если мадемуазель устанет, не захочет больше жить так, как живет, если мадемуазель больше ничего не будет держать — она может прийти в и сказать: «Я принесла свою грусть и хочу ее отдать». В Харькове начался сезон дождей. Тщетно пытаясь обходить лужи, хотя ноги и так промокли, Людмила подошла к дверям кафе «Душа» и встретилась взглядом с администратором. — Мадемуазель принесла грусть? Люда выдохнула, подумала о том, что ее держит в этом мире, в очередной раз убедилась, что никому не нужна, и произнесла: — Я принесла свою грусть и.... и хочу отдать ее. — Нет ничего плохого ни грусти, ни в печали... — услышала Люда голос Хозяина, удобно устраиваясь на коленках у посетителя и начиная мурлыкать. Сейчас она была ЧЬЯ-ТО и была нужна. А в кафе «Душа» на одну кошку стало больше.
Бесогон Давно, в моем голопузом детстве, сгружали меня на лето к бабушке, папиной маме, в посёлок в Рязанской области. Дед тоже имелся, весельчак и любитель выпить. За грибами меня с собой брал, привлекал к помощи в огороде. Благодаря ему я восемь сортов картошки различал в 9 лет. И вот, полол как то я травку, в грядках с кабачками, дед велел, и слышу мычание какое то у забора. Только "Витя, Витя..." смог разобрать. Дед около сарайки свой "Днепр " курочил, сдохший давно, на чермет. Мне с этих афер на пломбир выделялось. Я вроде как помогал тачку с металлоломом до приёмки катить. Полю дальше травку, значит. Опять слышу- "Витя..". Деда так звали. Глядь, дед уже к калитке идёт. А там мужик какой то. Высокий такой, в трениках, майке, и с дедом беседа у них пошла. Я только обрывки фраз слышал. Прозвучало "...неделю не ходи... яма" и что то ещё. Ушёл тот мужик странный, дед идет от калитки, задумчивый. Бабушка в окно обедать позвала. Суп я не хотел, но ложкой ковырялся, у бабушки строго, чтоб первое на обед. Дед и сказал, что Гриша-бесогон заходил. Бабушка прям вся в слух обратилась. Но дед на меня зыркнул и ей, мол, потом. До чермета мы дошкиляли, жара, мне два стаканчики купили, с мороженым, дед хлеба, молока и чекушку себе прихватил в магазине. Сели вечером на крыльцо, дедуня употребил, смотрю, глаза заблестели. Я и решил спросить, потому что весь оставшийся день этот утренний визитер у меня из головы не выходил. Дед и рассказал... .... Семья жила, молодая, у них в посёлке, Горины, Иван и Света, женаты три года были, Света беременная была. Не на сносях, но уже заметно. Лидия, свекровь, в лес её позвала, за грибами. Пошли они. И потерялась Света. Звала её Лидия, голос сорвала, прибежала домой, народ позвала, Иван из города с работы приехал, снарядились искать. Почти двое суток поиски шли. Уже милиция в посёлок наведалась, собак привлекали. Нет нигде Светки. К исходу третьего дня, ещё и сумерки не наступили, Светлана явилась. Ободранная, худющая, один живот и выпирает. К ней с расспросами. А она молчит. Так и не заговорила больше. По ночам вскакивала, из дома ломилась, Иван запирал на ночь двери, замок врезал, крючок и засов жене уже не преграда. До самых родов взаперти держали. Родила мальчика, Гришей назвали. Тютюшкали его с Лидией, а через неделю мать оставила его днем на крылечке мужнего дома и в лес ушла. С концами. Гриша с малолетства на других детей не похож был. Говорил чётко, очень рано, и как скажет малой, так и случалось. Лидия белье развесит постиранное во дворе, а внучек палец указательный вверх задерет и на чистое, без единое облачка, небо показывает: "Баба, гроза!" И точно, через полчаса такая гроза начнётся, что все простыни-наволочки посрывает и по всему двору в грязь раскидает. Лидия с матом собирает и перестирывать. Слушали внука потом беспрекословно. Раз во дворе чай пили, Иван, Лидия и Гриша, ему уже 12 годков стукнуло. Вечерело. Тут стук в калитку:"Хозяева! Хлеба дайте!" Женщина стоит, худющая, лицо тёмное, иссохшее, а глаза живые, подвижные, цепкие. Бабка в дом, хлеба вынести, а Гриша её за руку схватил и такой: "Не смей,ба!" И к калитке пошуровал. И громко так, мол, назовись! Как имя твоё, кто в тебе?! Тётка эта отшатнулась аж, попятилась и бегом по улице, в сторону леса. Иван с матерью онемели. А Гриша вернулся, сел на свой стул, чашку взял, отпил чаю и говорит: "Ты, бабуль, кому хлеба вынести собралась? Им не хлеб нужен на ночь. А соли б в лицо кинуть. Бес это был, бесноватая баба то, крутит её, вот и ходит, то молока, то хлеба попросит. Знамо мне, что они с этим делают». Лидия соседке рассказала про случай этот. И стали потихоньку к Грише люди приходить, а потом и приезжать. И привозить людей стали. Глянет Гриша на человека и говорит, например, зачем привезли? У него дед-чекист много народу на тот свет со свинцом в груди спровадил. Сонмы там бесов то. Не выгнать. Помрёт, и не отмолите. Девочку маленькую как-то привезли. Гриша уже парнем был, 25-й годок разменял. Посадил на колени, спрашивает, как зовут, дескать, откуда. Та ему, вроде Маша, живу в Коломне. "А что приехала, Маша?" - Гриша дальше спрашивает. "А меня тётя зовёт, сначала я её видела, а потом и мама с папой". Гриша говорит, типа, такая, в платье в горошек? Старенькая? И как рявкнет: "Назовись!" Девчонка глаза закатила и чужим скрипучим голосом отвечает: "Тоша, Антонина я, отвяжись, все равно не уйду". Гриша шепчет что-то, девчонку колотить начало, мать её в слезы, рванулась к Маше своей, Гриша её жестом остановил. Сказал: "Сейчас сейчас, уйдёт она. Зачем печенье взяла у бабки? Зачем дите накормила? Хорошо, что недавно, а то б не выгнать". Девочка опала у парня в руках, спала. Мать в ноги поклонилась, все твердила: "Спасибо, спасибо". Уехали они. Много таких случаев было, не упомнишь. Вот и ко мне пришёл Григорий, сказал, чтоб не ходили в лес неделю, про яму предупредил, что ты туда провалишься, а я не успею, достать-то… Допил дед чекушку свою. Помолчали мы. Переваривал я услышанное. Осознавал. Пытался. Возраст-то, 9 лет. Спасибо парню этому, Грише-бесогону, а то б мог и не дожить-то я, до десяти.