Ловец душ Однажды подполковник Воронцов решил устроить званный ужин. В свой особняк у Проломной заставы он пригласил близких друзей и бывших сослуживцев. Гости собирались группками и оживленно обсуждали городские сплетни. В темном углу гостиной молчаливо стоял видный мужчина в потертом мундире. Он нервно подкручивал лихой ус, посматривая на большие настенные часы. Звали его Николай Александрович Ярцев, и был он отставным драгунским ротмистром. К московской жизни Ярцев привыкал долго и мучительно. Если бы не треклятое колено, отчаянно нывшее перед дождем, давно бы уже вернулся в полк. После ранения он жил поначалу в рязанском имении, где из развлечений можно разве что уток на болоте пострелять. Скуку его скрашивала лишь дочка Анюта. Более чистого и светлого создания и выдумать затруднительно! Для каждого у Ани находилось доброе слово, а стоило ей появиться в горнице, и как будто бы сразу становилось светлее. Вечерами она вышивала в своей комнате, тихонько напевая «Ах, мой милый Августин». Под этот звонкий голосок Николаю Александровичу всегда отлично дремалось в кресле-качалке. Но в провинциальном имении и одичать недолго. Решил отставной драгун все-таки перебраться в Москву, и вот теперь осваивался в светской жизни. Дочку Ярцев конечно взял с собой, ведь молоденькой девушке томиться в глуши тоже не дело. Аня наполнила ярцевский дом уютом. Даже подобрала дворового кота и назвала его Тимофеем. Тимофей оказался на редкость ленивым, но ласковым созданием: спал целыми днями да урчал, наевшись сардинок. Вроде бы и грех жаловаться, но тоскливо было Ярцеву. Не для бравого офицера такая жизнь… Раздумчивость Николая Александровича развеял хозяин, радостно воскликнув: — Да ты с дочкой, Ярцев! Как подросла Анюта! Какой красавицей стала! Аня стояла у стены рядом с другими офицерскими дочками. Она смущенно молчала, слушая разговоры подруг. От этой девушки в скромном платье будто бы исходило чудесное сияние, привлекающее к ней взгляды. В другом конце зала Николай Александрович приметил странного человека неопределенного возраста. Что в нем так удивило отставного драгуна, он и сам затруднился бы сказать. Просто почувствовал что-то жуткое. Щеголеватый господин в строгом сюртуке стоял у окна, изучая гостей. Мужчинам он сдержанно кивал, поигрывая тросточкой, а вот с девицами был галантен и улыбчив. С особенным интересом следил он за Анютой. Заметив Ярцева, незнакомец любезно поклонился. — Кто тот человек в черном, не знаешь? Воронцов побледнел и, пряча глаза, ответил: — Что-то я не пойму о ком ты. — Да вот же стоит! Николай Александрович еще раз посмотрел в сторону незнакомца, но того будто и след простыл. — Ничего не понимаю… Был тут франт в черном. Уж не примерещилось ли? Хозяин тяжело вздохнул и заговорил страшным шепотом, придерживая Николая Александровича за рукав. — Давай выйдем. Воздухом подышим. И повел гостя в сад. В тени акации Воронцов не сразу нарушил молчание. — Друг мой, прости за малодушие. Я знаю субъекта, о котором ты говорил. Ярцев нахмурился. — Кто этот человек? — Не сочти меня за сумасшедшего. Но он, быть может, и не человек вовсе. — А кто же тогда? — Не знаю. Ей-богу, не знаю. — Ты толком говори! — Понимаешь, проигрался в прошлом году я в пух и прах. И такая ситуация была… Хоть пулю в лоб! Явился тогда ко мне сей господин. Сказал, что зовут его Стоцкий, и что он все обо мне знает. — Денег в долг тебе предложил? — Нет. Он сказал, что может мне дать небывалую удачу в картах. И что я непременно отыграюсь. — Вздор какой-то! — Вот и я так подумал. Но он мне в глаза посмотрел. Скажу честно, не бывает у живого человека такого взгляда! — И что он взамен попросил? — Цену я должен был узнать, если соглашусь. Я сказал, что подумаю, но мне его услуги не понадобились. На следующий день пришло письмо от душеприказчика, что дядька мой двоюродный помер и оставил какое-никакое наследство. Просто Господь спас! Я по долгам расплатился, а играть впредь зарекся. — А что Стоцкий? — Он с тех пор меня преследует. Во всех местах, где бы я не появился, мелькает его гнусное лицо. Уж думать стал, не спятил ли я часом? Но вот и ты его увидел… знать, не мерещится. Подивился тогда Николай Александрович забавной истории, да и думать забыл. Чего в жизни только не случается? Прошла неделя. Последние дни Анюта казалась более задумчивой, чем обычно. Каждое утро она выглядывала в окошко и краем глаза замечала, как под кустом боярышника прогуливается некий господин в черном с тростью. Стоило девушке приглядеться, как оказывалось, что это не человек совсем, а брехливый бездомный пес. Слуги никого под окнами не видели и списали все на девичью впечатлительность барышни. А ведь Анюте еще и сны кошмарные сниться стали, будто кто-то воет по-собачьи и глазами в темноте мерцает. То-то страшно! Папе о снах Аня рассказывать не стала, ведь у него и так много забот. Но спать она теперь ложилась только при свете лампадки. И вот как-то за ужином Анюта вдруг побледнела. — Батюшка, что-то мне нехорошо, — пробормотала она и лишилась чувств. Ни нюхательная соль, ни растирание висков холодной водой не привели ее в сознание. Николай Александрович объездил всех известных врачей, но те лишь руками разводили. Анюта не просыпалась. Дыхание ее с каждым днем становилось незаметнее. Знаменитый профессор Штерн грустно сказал, блеснув стеклышком монокля: — Увы, медицина тут бессильна. Жизнь по капле покидает несчастную девочку. Крепитесь, друг мой! Ярцев только кулаки сжал в бессильной злобе. Однажды вечером лакей Трофим принес письмо. — Вот, барин, велено вам передать. — От кого? — Не могу знать. Рассыльный принес. Николай Александрович покривился, но распечатал конверт. В письме затейливым почерком с завитушками было написано: «Знаю о вашей беде и готов помочь. Приходите сегодня ночью в Черный Дом у Введенского кладбища. Стоцкий». Стоцкий! Не тот ли это странный господин, что появился на ужине у Воронцова? От нервического возбуждения у Николая Александровича даже затряслись руки. В чертовщину он, конечно, не верил, но, если кто-то мог бы спасти Анюту, пусть даже и сам дьявол, отставной ротмистр на все бы согласился. В письме значилось, что Стоцкий проживает в Черном Доме, о котором по Москве ходят нехорошие слухи. Что ж, где еще обитать посланцу потусторонних сил? Ярцев быстро собрался и отправился на встречу. Иного выбора у него не оставалось. Ноги будто сами несли Николая Александровича по ночному городу, над мокрой мостовой к порогу дома Стоцкого. В особняке екатерининских времен, заросшем плющом, тусклый огонек виднелся лишь в одном окне. Калитка зловеще проскрежетала старушечьим голосом: — Заходииии… Николай Александрович поднялся на покосившееся крыльцо и постучал в узкую деревянную дверь, похожую на гробовую крышку. Дверь медленно, будто нехотя распахнулась. На пороге стоял зловещий хозяин со свечой в руке. — Входите, — сказал он и посторонился. Они миновали длинный скрипучий коридор, утопающий во мраке, и оказались в просторной гостиной. На полках тут сидели куклы удивительно тонкой работы, до жути напоминавшие настоящих людей, но с мертвыми стеклянными глазами. В углу стояла лаковая трость с костяным набалдашником в виде собачьей головы. Хозяин молча указал на одно из двух кресел у камина, приглашая гостя присаживаться. — Ваша дочь смертельно больна, но я могу помочь, — сказал Стоцкий без всяких предисловий. — Ей необходимо лекарство? — настороженно спросил Николай Александрович. — Боюсь, обычные лекарства тут бессильны. Но я спасу ее. — Что вы за услугу хотите? Мою душу? Стоцкий зашелся хриплым смехом. — На что мне ваша душа, Ярцев? Вы грешник, каких поискать! Я хочу сущую безделицу. Вы мне заплатите своим сердцем. — Что это значит? — Вы больше никогда не сможете радоваться жизни. Взамен получите мраморное сердце. Вот оно. Стоцкий достал с ближайшей полки какую-то вещицу и протянул гостю. Это действительно было сердце из мрамора. Холодное на ощупь, оно едва заметно пульсировало в руках. Николай Александрович чуть не выронил его на пол. — Осторожнее. Оно вам еще пригодится, — улыбнулся Стоцкий. — подпишите договор. — К-кровью? — Что за средневековье? Вот чернила и перо. В договоре знакомым почерком с завитушками было сказано, что г-н Ярцев согласен передать свое сердце г-ну Стоцкому. Взамен он получит сердце из паросского мрамора весом в два фунта и эликсир, который излечит болезнь его дочери. — Два пункта против одного. Выгодная сделка, — сказал хозяин и посмотрел на часы. — Решайтесь. Если промедлите, то вашей дочери не станет уже завтра утром. Вздохнув, Николай Александрович подписал договор. — Можете идти, — сказал хозяин, будто потеряв всякий интерес к Ярцеву. Как добирался домой, отставной драгун совсем не помнил. Вернувшись, он поднялся в спальню дочери и напоил ее из пузырька. Стоило последней капле коснуться губ Анюты, как ее щечки порозовели, а кожа будто засверкала перламутровым блеском. Кот Тимофей, лежащий у ног хозяйки, посмотрел на Николая Александровича осуждающе. — Не гляди на меня так, — прошептал Ярцев. Ему страшно хотелось спать. В его груди разливался холод, а сердце стучало все тише и медленнее. Он побрел к себе и сразу же уснул. Во сне к нему приходил Стоцкий. Он уселся Николаю Александровичу на грудь, вынул живое сердце и поменял на мраморное. После он нахально подмигнул Ярцеву и растворился в темноте. Больше отставной драгун ничего не помнил. Утром Аня проснулась здоровой, словно и не хворала никогда. — Папа, мне уже лучше! Знали бы вы, какие странные сны я видела! Но отец ей не ответил. Николай Александрович впал в глубокую мрачную задумчивость. Слуги не узнавали барина. Всегда громогласный и решительный, он вдруг стал замкнутым и суровым. Его глаза теперь напоминали льдинки. Он мог часами сидеть в кресле перед камином и о чем-то думать. Вечерами он выбирался из спальни, и слуги прятались от него, настолько он был жесток с ними. Ярцев мог лично высечь лакея из-за какой-нибудь ерунды. Каждую ночь он скакал по Москве на черном жеребце, загоняя его в мыло. Даже соседи перестали навещать Безумного Драгуна. Да-да, так теперь называли некогда доброго Николая Александровича. Больше всего за отца волновалась, конечно, Анюта. — Папа, что случилось? Что вас беспокоит? — Ничего. — Но я же вижу, что вы страдаете! — Уйди. Дай мне побыть одному. Слуги тоже ничего не говорили, но Аня чувствовала, что они что-то знают. Как-то вечером девушка случайно услышала разговор поварихи Евдокии и старой ключницы Марфы, известной сплетницы. — Что и не побоялся барин к этому жуткому человеку идти в Черный Дом? — Нет. Говорят, сам черт согласился девочку излечить в обмен на сердце. Теперь вот лютует барин! А как же? Бессердечный он теперь! — Ужас какой! — Только молчок! Никто знать не должен. Особенно барышня. Услышав разговор, Аня долго не могла успокоиться. Так это из-за нее папа страдает? Она тихонько прокралась в отцовский кабинет и почти сразу приметила на столе вскрытый конверт. «Приходите сегодня ночью в Черный Дом у Введенского кладбища. Стоцкий». Неужели там живет самый настоящий черт? И его фамилия Стоцкий? Аня твердо решила вернуть отцу сердце. Когда стемнело, она накинула плащ и пошла к Введенскому погосту. Ей было очень страшно, но что поделать? Папа говаривал: «Сам погибай, а товарища выручай!». Дверь жуткого дома оказалась приоткрытой. Из темноты прозвучал голос: — Я ждал вас, сударыня! Перед оробевшей девушкой появился Стоцкий. Его глаза блестели в темноте, точно у филина. Он провел Аню по коридору в гостиную и усадил в кресло. Девушка старалась не смотреть по сторонам, но все равно чувствовала, как вокруг нее беззвучно порхают тени. — Вы хотите вернуть отцу сердце? Не так ли? — Откуда вы знаете? — Я сам это устроил, — без всякого смущения сказал хозяин. — Мне нужна ваша душа, сударыня, и вы должны сами мне ее предложить. Таковы правила. А сердце вашего папаши мне без надобности. Аня нахмурилась. — Я готова на все. — Храбрая какая! Повисла пауза. Ане казалось, что ее сердце бьется оглушительно. Стоцкий оставался совершенно спокойным. — Я прошу вас вернуть Николаю Александровичу Ярцеву его сердце. И предлагаю взамен свою душу, — тихо сказала девушка. Хозяин одобрительно кивнул. — Ваше предложение принято. Подпишите тут. Он протянул гостье договор. Анюта тяжело вздохнула и поставила подпись под страшным документом. — Прекрасно! Возвращайтесь домой и в третьем часу ночи выпейте вот из этого пузырька. Только завесьте зеркала в комнате. Вы не должны видеть своего отражения! Иначе ваша душа останется навек прикованной к зеркалу. Если все сделаете правильно, то ваш батюшка получит сердце назад уже утром. Домой девушка брела, думая только о крохотном пузырьке. Она, конечно, испугалась, но чего не сделаешь ради человека, которого любишь всем сердцем? В гостиной часы гулко пробили дважды. Анюта накинула пуховый платок на зеркало, погасила свечи и пробормотала: — Вот все и кончилось. Она залпом осушила пузырек, и тут же за спиной услышала грохот. Обернувшись, Аня заметила, что кот Тимофей прыгнул на занавешенное зеркало и стянул с него платок. Девушка хотела зажмуриться, но не смогла. Что-то внутри нее прошептало: «Смотри!». В бледном зазеркалье ей примерещились странные существа и колдовские цветы. Пустой пузырек выпал из слабеющих пальцев и разбился. Но Анюта этого уже не видела. Ее голова закружилась, и пространство вокруг заволокло туманом. Николай Александрович впервые за много недель ожил. Он с аппетитом позавтракал и спросил лакея: — Где Анюта? — Так барышня пока не проснулась. Ярцев почуял что-то неладное и пошел проведать дочку. Анютина комната оказалась пустой. Только стеклянные осколки на полу да коротенькая записка: «Батюшка, не сердитесь на меня! Я все сделала только лишь из любви к вам. Нельзя человеку жить без сердца и без радости нельзя…». Отец прочел письмо дочери и долго не мог прийти в себя. — Дочка, доченька, зачем? С тех пор Николай Александрович проводил дни напролет в комнате Ани, где все осталось таким же, как при ее жизни. Вечерами Ярцев чувствовал ее незримое присутствие. После полуночи он забывался тревожным сном, и ему грезилось, что полупрозрачный силуэт выходит из зазеркалья, ласково гладит его по голове и тихо поет: — Ах, мой милый Августин… В Лефортово еще долго шептались о страшных событиях, произошедших в небе над Введенским кладбищем. Посреди ночи в Черном Доме начался пожар. Жадные языки пламени будто бы лизали облака и разбрасывали искры по округе. С грохотом и воем обрушилась крыша. Кое-кому в этом шуме мерещился хохот, а кому-то и плач. Утром Стоцкого уже никто не видел, и местные шептались: — Забрал нечистый должника!