"Когда 1950 году… меня приняли в Вахтанговский театр, я начал актерскую карьеру заметно… Я сыграл Кирова в спектакле «Крепость на Волге»…. Пожалуй, я не был уж очень загульным гусаром, но от товарищей не отставал и — "ехал на ярмарку ухарь-купец, ухарь-купец, удалой молодец". "Остановись-ка, ухарь", — говорили старшие. Я, было, одумывался, а потом опять — "в красной рубахе, весел и пьян". И снова повесил свою судьбу на тонкую ниточку, которая могла в любой миг оборваться. Но в то же время повлекло меня, как океанской волной, потянуло, как магнитом, к актрисе нашего театра, красавице и умнице Алле Парфаньяк. Переживаний — море. Алла замужем. А я кто? Сибирский малообразованный мужичок? Ни кола, ни двора? Но, к моему великому счастью, Алла посмотрела-посмотрела и подала мне руку, а следом сердце отдала. Но надо знать Аллу Петровну — эта женщина в высшей мере самостоятельна и горда. И переубедить ее в принятом решении пока еще никому не удавалось. И еще одно редкое качество есть у этой женщины — сила воли. Этой-то волей она и спасла меня. Алла руку протянула, но поставила условие: никаких ярмарок, никаких купцов. Все. Конец. Этой рукой она вытянула меня из омута в тот момент, когда я уже пускал пузыри и почти перестал за себя бороться. Многие тогда махнули на меня рукой, мол, пропал парень. И действительно настал трагический край — меня выгнали из театра за развеселую жизнь. Но тут Алла подняла на ноги товарищей и заставила их просить за меня… Великое спасибо Рубену Николаевичу Симонову! Он сказал: "Вернуть в коллектив". А мог сказать: "Нет"… И как тут не верить в рок? …Хотя судьба судьбой, а без властной руки Аллы я бы в одиночку не выплыл. Мы поженились. И вот уже немало десятилетий мы плывем по жизни вместе. Всякое бывало: и туманы, и штормы, и штили. Но на ноги я встал, чтобы вместе с Аллой идти дальше. Мой творческий путь в театре, а потом и в кино оказался удачным. А Алла не так уж много сыграла в театре… Но рука, протянутая в минуту страшную, произвела в моей жизни глубокие изменения. И в жизни Аллы тоже. Наша дочь Елена — художник, она много и успешно работает. И то, что Лена не актриса, как часто бывает в актерских семьях, наша заслуга… Нарисовали страшноватую перспективу и уговорили. И, слава Богу, не жалеем. Лена — человек работящий, волевой, напористый. Рядом с нами подросла внучка Лиза. …Лиза благополучно идет по своей дороге, и я по-стариковски желаю внучке, чтобы так было и впредь." © Отрывок из книги М. Ульянова "Реальность и мечта"

Шесть правил Глеба Жеглова: Так, правило первое – запоминай, повторять не стану. Затверди, как строевой устав. Разговаривая с людьми, всегда улыбайся. Понял? Люди это любят. Оперативник, который не умеет влезть в душу к свидетелю, зря получает рабочую карточку. Запомнил? Правило второе – будь к человеку внимательным, и старайся подвинуть к разговору о нем самом. А как это сделать?.. А вот для этого существует третье правило: найди тему, которая ему интересна. Правило четвертое – проявляй к человеку искренний интерес. Вникни в него, разузнай, чем он живет. - Это, конечно, трудно. В общем, попотеть придется. Но зато, если ты это сможешь, он тебе все расскажет». (Далее из книги Вайнеров «Эра милосердия» – еще два правила): «Нас перебило тогда что-то. Но сейчас я закончу: вот тебе еще два правила Глеба Жеглова, запомни их – никогда не будешь сам себе дураком казаться! … Первое: даже «здравствуй» можно сказать так, чтобы смертельно оскорбить человека. И второе: даже «сволочь» можно сказать так, что человек растает от удовольствия.

Вуди Ишмаэль, американский иллюстратор (1914-1995) "Хорошо устроился".

Маленький мальчик в беретике, обаятельно улыбаясь, глядит в объектив. В одной руке он держит потертый чемоданчик, а на другой – пальто. Позади него стоят американские солдаты. Одни улыбаются ему, сумевшему выжить, во взгляде других – вопрос: «Что ждет тебя впереди, малыш?» Снимок был сделан весной 1945-го, когда Люлек, самый маленький узник Бухенвальда, вышел за ворота лагеря. После того, как мальчика привезли в лагерь, он оказался самым маленьким. «И тогда в моей жизни появился замечательный человек, Федор», – рассказывает Лау. Этот русский парень, заменивший Люлеку в лагере отца и старшего брата, звал его Юрчиком. Федор Михайличенко родился 16 февраля 1927 г. в Ростове-на-Дону. Когда в 1941 г. немцы заняли город, он был курсантом мореходки, но из-за болезни находился дома и не был эвакуирован вместе с училищем. По доносу соседа парня арестовали и в 1942 г. угнали в Германию. Работая на военном заводе под Веймаром, он в октябре 1943 г. был арестован гестапо за распространение антифашистских листовок, которые союзники разбрасывали с самолетов, и отправлен в Бухенвальд. «Федора я не забуду никогда, – пишет Меир Лау. – Каждый день он где-то находил картошку и варил мне суп на плитке, которую сам соорудил из камней. Так он спасал меня от голода. Мы должны были ежедневно по два часа стоять на плацу на перекличке, а на улице был 20-градусный мороз. Федор нашел старый свитер, принадлежавший умершему, распустил его и палочками связал мне наушники. И следил, чтобы я не забыл их надеть и не простудился». Чтобы выжить в лагере, надо было работать, иначе лишали 150-граммового хлебного пайка. «Я должен был убирать в блоке, где мы жили, – продолжает Лау. – В бараке и в общем туалете – выгребной яме с огромными дырами. Федор считался ответственным за уборку блока. Он сказал старшим ребятам: „Достаточно того, что у этого мальчика нет родителей, нельзя украсть у него еще и детство“. И каждый день они вставали за час до подъема, чтобы выполнить за меня эту тяжелую работу. Мне до сих пор непонятно, каким мужеством нужно обладать, чтобы каждый день с риском для жизни спасать маленького еврейского мальчика». День освобождения Бухенвальда, 11 апреля 1945 г., стал для Люлека и Федора вторым днем рождения. Узники, узнав о приближении к лагерю американских войск, подняли восстание. Немцы, обороняясь, открыли огонь со сторожевых вышек. Американцы начали бомбить лагерь с самолетов. «Когда нас стали бомбить, я, испугавшись, выбежал из барака. Федор догнал меня и, взяв на руки, побежал к месту, где находились трупы. Там он положил меня на землю и прикрыл собой. Он действительно спас мою жизнь». Вскоре после освобождения концлагеря пути Люлека и Федора разошлись. Федор очень хотел забрать его с собой в СССР и усыновить, но американцы отказали. В освобожденном Бухенвальде Люлек сразу же стал любимцем американских солдат. Перед отъездом ему, как самому маленькому, не могли подобрать одежду. «Тогда они открыли склад гитлерюгенда. Так в форме малолетнего наци я и уехал»,

Американская гимнастка Дорис Фукс-Брауз и советский боксер Борис Никоноров на Олимпиаде 1960 года

На западе Британской Колумбии находится город Каслгар, вокруг которого расположены необычные для Канады поселения. Не сразу поймешь, откуда здесь появились домики с покатыми крышами, сараи и молельные дома. Люди, которые здесь живут, тоже кажутся странными: они разговаривают на старом диалекте и используют устаревшие слова, такие как "ужо", "покуда", "дюже", "давеча", "вестимо". Это потомки русских духоборов, которые эмигрировали в Канаду из-за религиозных преследований в начале 20 века. Духоборы отвергают внешние обряды церкви и считают, что дух бога присутствует в каждом человеке. Они сохранили традиционный уклад жизни, женщины до сих пор носят сарафаны и, как правило, белые платки, а мужчины — косоворотки, которые шьют вручную из конопли. В их домах можно найти много интересного. В избах можно увидеть деревянные буфеты, шерстяные ковры, а на стенах — старинные иконы и портреты предков. Они часто молятся под открытым небом. Перед службой выносят деревянный стол, накрытый водой, хлебом и солью — духоборческими символами труда и мирной жизни. В общем, это трудолюбивые и предприимчивые люди. Многие духоборы работают на фермах, в лесной промышленности и имеют свои магазины в соседних городках и селах. В Канаде они пользуются уважением. У них есть своя общественная касса, на средства которой русские эмигранты построили музей и культурный центр. Более того, уже больше 70 лет они издают журнал "Искра" на русском языке.

Наша любимая тётя Валя. А вы помните ,какую детскую передачу она вела?

Советы Антона Чехова начинающей писательнице Марии Киселевой: «Я очень рад быть Вашим литературно-гонорарным гофмаклером и чичероне. Эта должность льстит моему тщеславию, и исполнять ее так же нетрудно, как нести за Вами ведро, когда Вы возвращаетесь с рыбной ловли. Если Вам необходимо знать мои условия, то извольте: 1) Пишите как можно больше!! Пишите, пишите, пишите..., пока пальцы не сломаются. (Главное в жизни — чистописание!) Пишите больше, имея в виду не столько умственное развитие массы, сколько то обстоятельство, что на первых порах добрая половина Ваших мелочей, в силу Вашей непривычки к «малой прессе», будет подлежать возврату. А возвраты пусть не смущают Вас. Если даже будут возвращать половину, то и тогда работа будет выгодна. А самолюбие... Не знаю, как Вы, но я давно уже привык... 2) Пишите на разные темы, смешное и слезное, хорошее и плохое. Давайте рассказы, мелочи, анекдоты, остроты, каламбуры и проч., и проч. 3) Переделки с иностранного — вещь вполне легальная, но только в том случае, если грех против 8-й заповеди не режет глаз... Избегайте популярных сюжетов. Как ни тупоголовы наши гг. редакторы, но уличить их в незнании парижской литературы, а особливо мопассановщины, труд нелегкий. 4) Пишите в один присест, с полною верой в свое перо. Честно, не лицемерно говорю: восемь десятых писателей «малой прессы» в сравнении с Вами — сапожники и вики. 5) Краткость признается в малой прессе первою добродетелью. Самой лучшей меркой может служить почтовая бумага. Как только дойдете до 8—10 страницы, так и — стоп! И к тому же почтовую бумагу легче пересылать... Вот и все условия. Выслушав наставления от такого умника и гения, как я, соблаговолите теперь принять от меня уверение в самой искренней преданности».

В средние века футбол был под запретом из-за проблемм, который он вызывал. Игра без правил была развлечением, но также источником бедствий: разбитые окна и травмы становились обычным делом. Монархи считали, что футбол отвлекает людей от полезных занятий, таких как стрельба из лука, что требовало много упорства и вводили жесткие штрафы за нарушения. Несмотря на запреты, игра с мячом продолжала существовать. Вместо мячей использовали булыжники или свиные желудки, и игры часто превращались в беспорядки. Травмы и даже смертельные случаи происходили часто, что не нравилось местным жителям. Священнослужители считали футбол неприемлемым, а с 14 века начали появляться прокламации о запрете игры. В 1457 году был введен закон, запрещающий футбол и гольф, но полностью искоренить его не удалось. Правила в средневековом футболе отсутствовали, и игроки играли так, как казалось правильно каждому игроку. В XVII веке футбол стал формой протеста против запретов на празднования, а в XVIII — символом против закона о заграждении земель. Футбольные матчи использовались для акций протеста. Футбол, считавшийся игрой лентяев, стал важной частью истории, отражая социальные и политические изменения.

"C тех пор как я обнаружил библиотеку Сильвии Бич, я прочитал всего Тургенева, все вещи Гоголя, переведенные на английский язык, Толстого в переводе Конcтанс Гapнетт и английские издания Чехова... B Торонто, еще до нашей поездки в Париж, мне говорили, что Кэтрин Мэнсфилд пишет хорошие рассказы, даже очень хорошие рассказы, но читать ее после Чехова - все равно что слушать старательно придуманные истории еще молодой старой девы после рассказа умного, знающего врача, к тому же хорошего и простого писателя. Мэнсфилд была как разбавленное пиво. Тогда уж лучше пить воду. Ho y Чехова от воды была только прозрачность. Кое-какие его рассказы отдавали репортерством. Но некоторые были изумительны. У Достоевского есть вещи, которым веришь и которым не веришь, но есть и такие правдивые, что, читая их, чувствуешь, как меняешься сам , - слабость и безумие, порок и святость, одержимость азарта становились реальностью, как становились реальностью пейзажи и дороги Тургенева и передвижение войск, театр военных действий, офицеры, солдаты и сражения у Толстого. По сравнению c Толстым описание нашей Гражданской войны y Стивена Kpeйна казалось блестящей выдумкой больного мальчика, который никогда не видел войны, а лишь читал рассказы о битвах и подвигах и разглядывал фотографии Бpэйди, как я в свое время в доме деда. Пока я не прочитал "Chartreuse de Parme" Стендаля, я ни y кого, кроме Толстого, не встречал такого изображения войны; к тому же чудесное изображение Ватерлоо y Стендаля выглядит чужеродным в этом довольно скучном романе. Открыть весь этот новый мир книг, имея время для чтения в таком городе, как Париж, где можно прекрасно жить и работать, как бы беден ты ни был, все равно что найти бесценное сокровище. Это сокровище можно брать с собой в путешествия; и в горах Швейцарии и Италии, куда мы ездили, пока не открыли Шрунс в Австрии, в одной из высокогорных долин Фopaльберга, тоже всегда были книги, так что ты жил в найденном тобой новом мире: днем снег, леса и ледники с их зимними загадками и твое пристанище в деревенской гостинице "Tayбе" высоко в горах, a ночью - другой чудесный мир, который дарили тебе русские писатели... Сначала русские, а потом и все остальные. Ho долгое время только русские..." © Эрнест Хемингуэй.