рухнули стены. и небо. и правда. года такого - мне было не надо. пусть заберёт его вечность, покуда все говорят мне, какой я ублюдок. как всё пропил, растоптал и истратил, как на болту я вертел сотни правил. нет сожалений, признаний, вины, все мы зачем-то и кем-то пьяны. все одинаковы, что вы мне врёте, цирк извращенцев, моральных уродов. битые души и жжёные мысли, травмы сердец и погасшие числа. год из потерь, ста сомнений, рехабов, год обнажил самых странных и слабых. вывернул жилы, порвал мне все вены, как я вернуться в пределы сумею ? как мне собраться единым красавцем, как не показывать среднего пальца, как всё забыть, зачеркнуть, обесточить, как сделать ровным бессмысленный почерк ? пусть всё сияет, мерцает, искрится - хоть бы не спиться, да просто не спиться. просто проснуться ни в чём не бывало, будто я года видать - не видала. будто он в вечность ушёл безвозвратно, всё теперь будет и мило и славно. скоро настанут волшебные сутки, только вот я в них останусь ублюдком. (с) Лиля Борн

Я видел весь мир, все, о чем пишут в книжках Обрывы, картины, моря, молчу уж про семь чудес И где-то было прекрасно, а где-то даже слишком Я видел и королев, и королевства, и их принцесс Я видел живые вулканы и шумные водопады Я видел, как солнце не раз затмевало луну Я слышал, как рвутся в чьих-то сердцах снаряды И слышал, как песня льется в вишневом саду И мне уже лет как -дцать парижская башня — железка И все пирамиды Египта — огромная желтая пыль И каждая венская опера — просто пьеска А северные сияния — приторная ваниль Ничто не цепляет меня, мурашки не выступают Я где только не летал — все суета сует А люди и лица и вовсе не трогают, не пробуждают И женщины, все как одна, вот уже тысячу лет Теперь я стою на рынке, не помню какой страны Все тюркские языки сплетаются, как косичка И где-то на светлом небе серп молодой луны Я слышу, как за спиной кто-то чиркает спичкой Меня удивить красотой — задача не из простых И ты, прикурив сигарету, не пыталась очаровать Я видел красивых, божественных, но всегда пустых Тебя я еще не знал, но уже не мог потерять И вот между нами батрак катит тележки фруктов Я вижу твою макушку, кудрявую прядь волос Я так катался по миру и что-то искал как будто И вот на каком-то рынке неожиданно все срослось! Я, как сумасшедший спринтер, бегу по твоим следам На запах твоей сигареты, за прядью твоих кудрей Я будто для этого дня топтался по всем городам И будто для этой минуты я был до сих пор ничей Я думал, что встречу в Лувре или каком карнавале Под звездами Аризоны, на берегу Афин И вот я бегу по рынку, давлю на инжир ногами И точно уже уверен, что не уйду один Теряю тебя глазами, кручу головой, как белка Бегу, как умалишенный, врезаюсь и бью хрусталь И вот подо мной хрустит уже не одна тарелка «Надеюсь, это на счастье, иначе весь мир — февраль» Стою, подпирая стенку, одышка от непривычки Хлопаю по карманам: выронил или украли И слышу, как где-то рядом кто-то чиркает спичкой «Извините, не ваш бумажник? Вы, кажется, потеряли...» Привет, я видел весь мир, практически двести стран Где только ни летал, куда только я ни шел И да, это мой бумажник, но я ничего не терял Зайдя через мир на рынок, я, кажется, все нашел (с) Яна Мкр

вот ты говоришь: когда тебе худо, я ни разу не приходил, не срывался к тебе, от водки дикий, не стопил в ночи водил, не напел тебе колыбельных про счастье и про кольцо только бессмысленные увечья, и раны блестят мясцом страшный, сжимающий стены вечер, заплаканное лицо не носил тебе апельсины, пока тебя мучил жар, не писал, когда уходил, что мне будет жутко жаль, и звонил другим, и хотел других, особо не хоронясь, отчего-то всегда выпадал мне козырь, и карты всё шли мне в масть не считал твои письма, не открывал их, читал их наискосок, знал, что мне до тебя так близко, спринт или марш-бросок, а вот ты до меня идёшь по пустыне, ползёшь, иссыхая в прах, но ничем это позже не выдашь, скажешь: «летела на всех парах» знала бы ты, какая пытка — весь этот балаган видела бы, как лютый скептик молится всем богам просит скрутить его в жгутик, выжать и просушить пусть оно уже как угодно будет, лишь бы вот так не жить лишь бы забыть, как вставляет крепко то, как глядишь, скуля то, как с восторгом детским, снова начнёшь с нуля, то, как стрелять в тебя — кайф без сносок господова мишень то, как иметь тебя — лучший способ дать пировать душе вот ты говоришь, что я просто монстр, калигула, пиночет, а потом, от счастья мурча тихонько, спишь на моём плече даже не зная, что мне иначе тоже не суждено уметь так надзиратель, свободный, вроде, всё же живёт в тюрьме. (с) ананасова

пройдёт декабрь – и будет новый год. залез на подоконник рыжий кот, лениво наблюдает за синицей. и верится практически всерьёз, что в сумерках по небу дед мороз летит в своей волшебной колеснице, горстями вниз кидает чудеса и, может быть, не понимает сам, как это нужно среди тьмы декабрьской… а я рисую смайлик на стекле, и кажется, что мне двенадцать лет, и я в гостях у новогодней сказки. но мне – немного больше. куча дел, и на работе вечный беспредел, и раздражает ерунда любая, и по заказу близится дедлайн… а в телефоне это «как дела?» - и я сижу и просто улыбаюсь. потом пишу какие-то слова, и кажется: билет до волшебства уже отправлен новогодней почтой… клубком свернувшись, рядом дремлет кот. пройдёт декабрь – и будет новый год. он будет самым новым. это точно. (с) Любовь Виолентова

а время и впрямь, моя девочка, быстротечно, зачем всю эту память тащить с собой? тот, кто сказал, что время лечит, тот ничего не знал про боль. достань лучшее платье и не грусти напрасно, живи для себя, ведь это предельно просто. ты так талантливо делаешь вид, что счастлива, девочка, где твой Оскар? ведь надолго тебя не хватит, если жить обо всём скорбя, ложиться к утру и вечно любить не тех. почему когда он отверг тебя, ты оттолкнула всех? усвой урок, что люди приходят не на совсем, в целом ты молодец, садись, получила пять. больше не открывай свою душу тем, кто не способен её понять. только ты одна знаешь, как будет правильно. разгреби бардак в голове и квартире, доделай свои дела. если никто тебя не останавливает, значит определено не зря ушла. хватит нервов, писем, бессонниц, тоски и дрожи. не топи свои чувства в дыме и алкоголе. если он без тебя может, значит ты без него — тем более. (с) Фатальность| Аня Захарова

теперь, когда я стала взрослой, мои надежды на будущее были просты: я хотела жить одна и быть окружённой цветами. (с) Ванесса Диффенбах

есть вещи, о которых очень трудно говорить и писать. они лежат где-то на границе сознания, в той области, где живет поэзия и где рождаются чудеса (хотя в них принято не верить). одна из этих вещей – чувство родственности у людей, совершенно не знающих друг друга. (с) К.Г. Паустовский

«завтра будет ужасно холодно. ты оденешься потеплей?»- с сигаретой в зубах ментоловой греешь руки у батарей. кофе варится. тело ленится. улыбаешься словно бог. я - херовая собеседница, не слагается диалог. солнце прячется в брюхе облака. «завтра холодно, не забудь» - добавляешь: «пока. до скорого». мысли-месиво, но не суть. понимаешь, мне не до этого. сердце бесится, шов саднит - просто знай, что как раз поэтому я боюсь тебя отпустить. (с) shamanesswitch | шаманкаведьма

ненавидь её запах солнечно-абрикосовый, ненавидь её тон глубокий, слегка насмешливый. она ставит в тупик загадочными вопросами, и ты думаешь: «да пошло оно прямо к лешему». ваши встречи всегда стихийные и случайные, приводящие в безнадёжное «никуда». ненавидь её роковое очарование и искусство в любой ситуации побеждать. и привычку всегда быть собранной, ловкой, бдительной, без малейшего колебания жечь мосты. ненавидь её глубочайшую рассудительность и беспечного детства призрачные черты. её образ не погибает в туманном мареве, не уходит в беспамятство в новом грядущем дне. ненавидь её, потому что так будет правильней, ненавидь её, потому что любить больней. ясным днём или ночью, хмурым дождливым вечером, воскрешай шорох платья, блеск и чертят в глазах. ненавидь её страсть к опасности, переменчивость и манеру срываться с места и исчезать. называй её femme fatale, злым холодным гением, обладателем неизменных моральных сил. только она скорее из книг Тургенева – осталась бы рядом, если бы попросил. ©наташа хедвиг

Полюбила своё тело не так давно. ?Свою кожу, на которую перестала накладывать 10 слоёв косметики. Прощайте, жалкие попытки нарисовать скулы, как у Малифесенты. Здравствуй, незамаскированная щекастость, из-за которой меня до сих пор спрашивают, в каком я классе. ?Свои глаза. Прощайте, чёрные тени на верхнем и нижнем веке. Прощайте, накладные ресницы. Здравствуйте, розовые и сиреневые акценты, превращающие меня в зефирку, пастилу или даже сахарную вату. ?Свой носик, который я так отчаянно скрабировала, что заработала купероз. Чтобы исправить то, что я сделалъ, мне пришлось вытерпеть электрокоагуляцию сосудов. Это когда тебя шарахают током, а ты испытываешь адские муки и затапливаешь кабинет хирурга слезами и соплями. А после пытаешься заесть пережитый шок в ближайшем Чайникоффе. Прощайте, скрабы и пилинги. Здравствуй, маслице виноградных косточек. ?Свою грудь первого размера. Прощай, неудобное бельё. Здравствуй, мягкий бюстгальтер без поролона. Здравствуй, отсутствие бюстгальтера. Мужских (да и женских) изучающих взглядов стало гораздо больше. Чувствую ли я себя неловко? Нет. ?Свой вес, который не всегда удерживается на отметке 46. Прощай, невкусная пресная гречка. Две недели наедине с тобой - это слишком. Здравствуйте, танцы в любое время дня и ночи, фитнес и бокс. Здравствуйте, рыбка, запечённая в сырной корочке и барбарисовый рахат-лукум. ?Свой немодельный рост. Прощайте, 12-сантиметровые каблуки. Здравствуй, возможность перепрыгивать через две, а то и три ступеньки. ?Свой цвет волос. Прощай, обесцвеченная солома, которой я гордилась недолго. Всего лишь каких-то три года. Здравствуй, темно-русое богатство. Спасибо тебе, мое прекрасное тело, храм моей души, за то, что ты ежедневно мне служишь: борешься с вирусами и бактериями, выводишь вредные вещества, подаешь тревожные сигналы боли, когда тебе нужна помощь. Спасибо за то, что ты можешь испытывать удовольствие, смеяться, плакать, двигаться быстро и легко. Я обещаю тщательно заботиться о тебе и любить каждую твою клеточку. трижды золотце. Ксения Феникс