...Второй раз Оля проснулась от звуков фортепьяно. В квартире кто-то играл, и играл прекрасно. Кто же? Вроде бы ей говорили, что ее хозяйка одинока, семьи у нее нет. Может быть, еще один жилец? Да, наверное... Сначала Оля немного обиделась, что за дискриминация такая, почему из двух жильцов-музыкантов одному позволяют играть, а другому – нет? Но потом в голову пришла мысль, что, быть может, второго жильца тоже держат в черном теле, потому он и играет в отсутствие хозяйки?
Оля улыбнулась и прислушалась к доносящимся через стену звукам фортепиано, пытаясь понять, что же это играют, чью музыку, какого композитора? Нет, незнакомое. Это что-то новое, но потрясающе красивое. И к тому же такое чувство, что мелодию, похоже, сочиняют по ходу исполнения. Именно сочиняют, а не разучивают – музыкант такие вещи ни за что не спутает. Невидимый композитор проигрывал один и тот же отрывок, потом останавливался и начинал заново, потом снова останавливался, меняя что-то в конце фразы. И вот, да, вот сейчас получилось! И он возвращается и играет весь кусок целиком. Здорово! Чудесная мелодия, она бы и сама с удовольствием ее сыграла...
Это была удивительная музыка – музыка, льющаяся из души, открытой потоку жизни. Оля, как ни старалась, не могла войти в такое состояние... Как назвать-то его? Может, синтезом свободы и опыта?
Детское бескрайнее и безграничное творчество, облагороженное мастерством взрослого. Только окончив консерваторию, Оля поняла, что овладение мастерством имеет и свои отрицательные стороны: чем лучше оттачивается техника, тем меньше творчества остается в игре. Как будто вместо того, чтобы создавать мастеров, высшее учебное заведение штампует ремесленников. Но – Оля понимала и это – вина лежала не на системе образования и не на преподавателях. Студенты тоже были в этом виноваты. Обучаясь, они теряли что-то важное, теряли легкость и непосредственность – и ничего не делали для того, чтобы этого избежать. А в музыке, которая сейчас звучала за стеной, мастерство и естественность находились в полной гармонии... Эх, где бы ей, Оле, взять такую внутреннюю свободу, чтобы ни техника, ни воспитание не убивали тонкий росток творчества, импровизации?
Сколько раз она чувствовала на себе, как мешает техника Творчеству... Пока Оля не думала о том, как она играет, то игралось легко. Скрипка вторила шуму ветра за окном и каплям, падающим с веток деревьев после дождя. Скрипка была в резонансе с весенними птицами и весенним солнцем, выпустившем свору своих детей – солнечных зайцев – играть в догонялки, сверкая в лужах на асфальте, отражаясь от оконных стекол, слепя глаза. Скрипка была в резонансе с городом, его шумом, его надеждами, его отчаяньем. В какие-то минуты ее скрипка звучала так, как сама жизнь.
А потом в дело вмешалась техника, напомнила о постановке рук, правильном дыхании, непослушных от холода пальцах. И волшебство сминалось, скукоживалось, смущалось, как шаловливые дети, затихшие под грозным взглядом классной дамы, профессиональной старой девы, возле которой цветы вяли даже в горшках...
Обо всем этом думала Оля, слушая звучащую за стеной музыку. Было такое чувство, что кто-то прочел ее мысли, выразил их в мелодии и, может быть, даже сможет подсказать ответы на все вопросы, которые так мучают ее...
Оля взяла листок нотной бумаги и записала ноты повторяющихся музыкальных фраз. Затем надела брючки и майку, в которых привыкла ходить дома, быстро причесалась, вышла на кухню, затем в холл и поняла, что музыка звучит из гостиной. Остановилась, послушала, покачала головой от восхищения. Да, это явно играет мастер, профессионал высокого класса, возможно, знаменитость...
Пока Оля умывалась и чистила зубы, фортепиано еще звучало, но когда она покинула ванную, в квартире уже стало тихо. Интересно, выйдет ли маэстро из своей комнаты? Ей очень хотелось его увидеть. Она почему-то была уверена, что это мужчина. И, скорее всего, пожилой. И дома он наверняка ходит в длинном бархатном халате, бордовом или темно-синем, с кистями на поясе и со стегаными шелковыми отворотами. Да, наверняка он уже в годах, но такой красивый, импозантный, седовласый... Чем-то похожий на ее отца, дирижера симфонического оркестра, или знаменитого скрипача, в которого Оля была... Ну, не то чтобы влюблена, а скорее преклонялась перед ним...
© Олег Рой "Человек за шкафом" (отрывок из романа)