Памяти Марины Цветаевой Хмуро тянется день непогожий. Безутешно струятся ручьи По крыльцу перед дверью прихожей И в открытые окна мои. За оградою вдоль по дороге Затопляет общественный сад. Развалившись, как звери в берлоге, Облака в беспорядке лежат. Мне в ненастьи мерещится книга О земле и ее красоте. Я рисую лесную шишигу Для тебя на заглавном листе. Ах, Марина, давно уже время, Да и труд не такой уж ахти, Твой заброшенный прах в реквиеме Из Елабуги перенести. Торжество твоего переноса Я задумывал в прошлом году На снегами пустынного плеса, Где зимуют баркасы во льду. *** Мне так же трудно до сих пор Вообразить тебя умершей, Как скопидомкой мильонершей Средь голодающих сестер. Что сделать мне тебе в угоду? Дай как-нибудь об этом весть. В молчаньи твоего ухода Упрек невысказанный есть. Всегда загадочны утраты. В бесплодных розысках в ответ Я мучаюсь без результата: У смерти очертаний нет. Тут все — полуслова и тени, Обмолвки и самообман, И только верой в воскресенье Какой-то указатель дан. Зима — как пышные поминки: Наружу выйти из жилья, Прибавить к сумеркам коринки, Облить вином — вот и кутья. Пред домом яблоня в сугробе. И город в снежной пелене — Твое огромное надгробье, Как целый год казалось мне. Лицом повернутая к Богу, Ты тянешься к нему с земли, Как в дни, когда тебе итога Еще на ней не подвели. Борис Пастернак 1943 г.

Нобелевскую премию по литературе — вопреки прогнозам — получила южнокорейская писательница Хан Ган. На русский язык переведены два ее романа — «Вегетарианка» и «Человеческие поступки», — оба они вдохновлены трагическими страницами истории Кореи. «Газета.Ru» рассказывает, как и о чем пишет лауреат «Нобелевки» 2024 года. В заявлении комитета отмечена ее «насыщенная поэтичная проза, которая смотрит в лицо исторической травме и обнажает хрупкость человеческой жизни». «У нее есть уникальная способность осознавать связи между телом и душой, живым и мертвым, а со своим поэтичным экспериментальным стилем она стала новатором в области современной прозы», — подчеркивается в релизе. Известие о вручении премии застало 53-летнюю Хан Ган врасплох. Как рассказал секретарь шведской академии Матс Мальм изданию The Guardian, он сообщил ей новость о вручении премии по телефону — и изрядно удивил автора своим звонком. «Мне выпала честь поговорить по телефону с Хан Ган. Кажется, у нее был обычный день — она только что закончила ужинать с сыном. Она не была готова к этому, но мы начали обсуждать подготовку к декабрю», — поделился секретарь академии. В конце года в Стокгольме пройдет торжественное вручение награды — в 2024-м Нобелевская премия по литературе составила 11 млн шведских крон (чуть более $1 млн). Хан Ган стала первым автором из Южной Кореи, получившим Нобелевскую премию по литературе, и 18-й женщиной, награжденной Академией.

Я родился в не очень-то дружной семье. Посредственно учился в школе. Был отчислен из университета. Служил три года в лагерной охране. Писал рассказы, которые не мог опубликовать. Был вынужден покинуть родину. В Америке я так и не стал богатым или преуспевающим человеком. Мои дети неохотно говорят по-русски. Я неохотно говорю по-английски. В моем родном Ленинграде построили дамбу. В моем любимом Таллине происходит непонятно что. Жизнь коротка. Человек одинок. Надеюсь, все это достаточно грустно, чтобы я мог продолжать заниматься литературой… Сергей Довлатов

Последнее время каждую ночь вижу вас во сне, милые мои. Сознание, что ничем не могу вам помочь, тяготит меня. Но душа моя всегда только с вами. Хочется думать, что пересмотр моего дела не затянется слишком долго. Но гадать трудно, будучи оторванным от жизни. Тысяча вопросов о вашей жизни теснятся в голове… <…> Обо мне думать особенно нечего — здоровье я пока сохранил — все остальное зависит не от нас с тобою. Николай Заболоцкий. Из письма жене от 13 августа 1939 года

«Одним из самых глубоких различий между русскими и американцами является отношение к своим правительствам. Русских учат, воспитывают и поощряют в том, чтобы они верили, что их правительство хорошее, что оно во всем безупречно, что их обязанность — помогать ему двигаться вперед и поддерживать во всех отношениях. В отличие от них американцы и британцы остро чувствуют, что любое правительство в какой-то мере опасно, что правительство должно играть в обществе как можно меньшую роль и что любое усиление власти правительства — плохо, что за существующим правительством надо постоянно следить, следить и критиковать, чтобы оно всегда было деятельным и решительным». «В России о будущем думают всегда. Об урожае будущего года, об удобствах, которые будут через десять лет, об одежде, которую очень скоро сошьют. Если какой-либо народ и может из надежды извлекать энергию, то это именно русский народ». «Мы обнаружили, что тысячи людей страдают острым московитисом — состоянием, при котором человек готов поверить в любой абсурд, отбросив очевидные факты. Со временем, конечно, мы убедились, что русские, в свою очередь, больны вашингтонитисом, аналогичным заболеванием. Мы обнаружили, что в то время, как мы изображаем русских с хвостами и рогами, русские точно так же изображают нас». «На улицах почти не слышно смеха, на улицах нет улыбок. Может, из-за того, что они много работают, что им далеко добираться до места работы. На улицах царит серьезность, может, так было и всегда, мы не знаем. <...> Джо сказал, что в других городах все по-другому, и мы сами увидели это, когда поехали по стране». «Если кто и может извлекать из надежды энергию, то это русский народ». Джон Стейнбек

Мужчина и женщина стали одинаковыми, вместо того, чтобы стать равными как противоположные полюса. Современное общество проповедует этот идеал равенства без индивидуальности, потому что нуждается в человеческих «атомах», неотличимых друг от друга, чтобы заставить их функционировать всех в совокупности как единый механизм, без сбоев и без трения; чтобы все подчинялись одним и тем же приказаниям, но при этом каждый был уверен, что руководствуется своими собственными желаниями. Как современное массовое производство требует стандартизации товаров, так и общественное развитие требует стандартизации человека, и эта унификация называется «равенством». «Искусство любить», Эрих Фромм

— Отдать тебе любовь? — Отдай! — Она в грязи… — Отдай в грязи!.. — Я погадать хочу… — Гадай. — Еще хочу спросить… — Спроси!.. — Допустим, постучусь… — Впущу! — Допустим, позову… — Пойду! — А если там беда? — В беду! — А если обману? — Прощу! — «Спой!»- прикажу тебе.. — Спою! — Запри для друга дверь… — Запру! — Скажу тебе: убей!.. — Убью! — Скажу тебе: умри!.. — Умру! — А если захлебнусь? — Спасу! — А если будет боль? — Стерплю! — А если вдруг — стена? — Снесу! — А если — узел? — Разрублю! — А если сто узлов? — И сто!.. — Любовь тебе отдать? — Любовь!.. — Не будет этого! — За что?! — За то, что не люблю рабов. Роберт Рождественский

Вы пишете, что писатели избранный народ божий. Не стану спорить. Щеглов называет меня Потемкиным в литературе, а потому не мне говорить о тернистом пути, разочарованиях и проч. Не знаю, страдал ли я когда-нибудь больше, чем страдают сапожники, математики, кондуктора; не знаю, кто вещает моими устами, бог или кто-нибудь другой похуже. Я позволю себе констатировать только одну, испытанную на себе маленькую неприятность, которая, вероятно, по опыту знакома и Вам. Дело вот в чем. Вы и я любим обыкновенных людей; нас же любят за то, что видят в нас необыкновенных. Меня, например, всюду приглашают в гости, везде кормят и поят, как генерала на свадьбе; сестра возмущается, что ее всюду приглашают за то, что она сестра писателя. Никто не хочет любить в нас обыкновенных людей. Отсюда следует, что если завтра мы в глазах добрых знакомых покажемся обыкновенными смертными, то нас перестанут любить, а будут только сожалеть. А это скверно. Скверно и то, что в нас любят такое, чего мы часто в себе сами не любим и не уважаем. Скверно, что я был прав, когда писал рассказ «Пассажир I класса», где у меня инженер и профессор рассуждают о славе. Чехов А. П. Письмо Суворину А. С., 24 или 25 ноября 1888 г. Москва

Сказка о кривом человечке Николай Заболоцкий На маленьком стуле сидит старичок, На нем деревянный надет колпачок. Сидит он, качаясь и ночью, и днем, И туфли трясутся на нем.Сидит он на стуле и машет рукой, Бежит к старичку человечек кривой. — Что с вами, мой милый? Откройте ваш глаз! Зачем он завязан у вас? Кривой человечек в ответ старичку: — Глазок мой закрылся, и больно зрачку. Я с черной грачихой подрался сейчас, Она меня клюнула в глаз.Тогда старичок призывает жука. — Слетай-ка, жучок, на большие луга. Поймай мне грачиху в пятнадцать минут — Над нею устроим мы суд.Не ветер бушует, не буря гудит, - Жучок над болотом к грачихе летит. — Извольте, грачиха, явиться на суд — Осталось двенадцать минут.Двенадцать минут пролетают, спеша, Влетает грачиха, крылами шурша, Грачиху сажают за письменный стол, И пишет жучок протокол.— Скажите, грачиха, фамилью свою. Давно ли живете вы в нашем краю? Зачем человечка вы клюнули в глаз? За это накажем мы вас.Сказала грачиха: — Но я не виновна, Сама я, грачиха, обижена кровно: Кривой человечек меня погубил, Гнездо он мое разорил.— Ах, так! - Рассердившись, вскричал старичок. — Ах, так! - Закачался на нем колпачок. — Ах, так! - Загремели железные туфли. — Ах, так! - Зашумели над туфлями букли.И пал на колени лгунишка негодный, И стукнулся лобиком об пол холодный, И долго он плакал, и долго молил, Пока его суд не простил.И вот человечек к грачихе идет, И жмет ее лапку, и слово дает, Что он никогда, никогда, никогда Не тронет чужого гнезда.И вот начинается музыка тут, Жуки в барабанчики палками бьют, А наш человечек, как будто испанец, Танцует с грачихою танец. __________И если случится, мой мальчик, тебе Увидеть грачиху в высоком гнезде, И если птенцы там сидят на краю, - Припомни ты сказку мою.Я сказочку эту не сам написал, Ее мне вот тот старичок рассказал — Вот тот старичок, что в часах под стеклом Качается ночью и днем.— Тик-так! - Говорит под стеклом старичок. -Тик-так! - Отвечает ему колпачок. — Тик-так! - Ударяют по камешку туфли. -Тик-так! - Повторяют за туфлями букли.Пусть маятник ходит, пусть стрелка кружит Смешной старичок из часов не сбежит. Но все же, мой мальчик, кто птицу обидит, Тот много несчастий увидит.Замрет наше поле, и сад обнажится, И тысяча гусениц там расплодится, И некому будет их бить и клевать И птенчикам в гнезда таскать.И если бы сказка вдруг стала не сказкой, Пришел бы к тебе человечек с повязкой, Взглянул бы на сад, покачал головой И заплакал бы вместе с тобой. 1933 г.

Умирал костер как человек… То упорно затихал, то, вдруг вздрагивал, вытягивая вверх кисти длинных и прозрачных рук. Вздрагивал, по струйке дыма лез, будто унести хотел с собой этот дивный неподвижный лес, от осин желтеющих рябой. …Птиц неразличимые слова. Дымного тумана длинный хвост и траву. И россыпь синих звезд, тучами прикрытую едва. Роберт Рождественский 1984 г.