Константин Бальмонт Первозимье Свертелся заяц в поле чистом, Беляк, на белом белый жгут. Мигает хвостиком пушистым, Сигает там, мелькает тут. Он сказку заячью следами На первом снеге начертил — И шорк обмёрзлыми кустами, И прыг в свой терем что есть сил. Кричали гуси на деревне: «Окован пруд. Не плавать нам». И крякал селезень напевней: «Тепло в закуте. Там, там, там». Свой голос не сгустив до лая, Дворняжка тявкает на снег. В нём зыбко лапы окуная, Игривый зачинает бег. На ёлке галка скоком шалым Стряхнула с ветки бахрому И глазом сине-полинялым Глядит, что у людей в дому. Горят все печи и печурки, До неба всходит белый дым. И бегом вещей сивки-бурки Несусь я к далям голубым. Тоски и мысли сверглась ноша, Душа открыта и чиста. Безгрешна первая пороша, Как подвенечная фата. (художник Валерий Сыров) #КонстантинБальмонт #ПоЧИТАТЕЛИкниг

5 декабря 1820 года родился Афанасий ФЕТ, русский поэт. Однажды Фета спросили, как он понимает свое место в русской литературе. Он ответил: «Плечо с плечом с Тютчевым». Слова Фета оказались пророческими. Обычно, когда говорят о русской поэзии, то вслед за именем Фета непременно упомянут и Федора Тютчева, и наоборот. Поэтому неудивительно, что они родились в один день с разницей всего на 17 лет. Выдающийся русский поэт Афанасий Афанасьевич Фет родился 5 декабря 1820 года в селе Новоселки Мценского уезда Орловской губернии. Происхождение его остается по-прежнему не очень понятным. До 14 лет он считал своим родным отцом Афанасия Неофитовича Шеншина, богатого и просвещенного помещика Орловской губернии. Матерью Афанасия была Елизавета Петровна Шеншина, до брака с отцом Афанасия она была женой мелкого немецкого чиновника Иоганна Фёта и носила имя Шарлотта. Познакомившись с Афанасием Шеншиным, когда тот был на лечении в Дармштадте, она бросила семью и убежала с русским помещиком в Россию. Уже, будучи беременной, она обвенчалась по православному обряду с Шеншиным, и стала Елизаветой Петровной. Родившегося вскоре мальчика записали как сына дворянина Шеншина. Но в 1834 году по чьему-то доносу стали наводиться справки о браке Шеншиных и рождении мальчика. Испугавшись, что Афанасий может попасть в незаконнорожденные, Шеншин – отец увез сына в Лифляндию и добился от немецких родственников умершего к тому времени Иоганна Фёта, согласия признать Афанасия его сыном. Избежав участи незаконнорожденного, будущий поэт потерял статус русского столбового дворянина, превратился в иностранца Фёта и утратил право на наследование родового имения Шеншиных. Окончив Московский университет, он решил изменить свою судьбу и поступил на военную службу в провинциальный полк, расквартированный на Украине. Перед ним была цель - вернуть утраченное положение с помощью военной карьеры. Вскоре он смог вернуть себе русское гражданство, и в 1853 году переводится в гвардейский полк под Петербургом. Но цели своей так и не смог добиться из-за указов императора, постоянно поднимающего планку для получения дворянского звания. В 1858 году Фет уходит в отставку, дослужив до звания майора. К этому времени он выпустил уже несколько сборников стихов. Первое стихотворение Фета было напечатано в 1842 году в «Отечественных записках» и при напечатании фамилии букву «ё» заменили на «е». Эту неожиданную ошибку автор принял как псевдоним и русская литература обогатилась прекрасной лирикой поэта Афанасия Фета. 21 ноября 1892 года Афанасия Фета не стало. Посмертная слава пришла к нему благодаря поэтам «серебряного века» – Блоку, Бальмонту и другим. #АфанасийФет #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Афанасий Фет Снег да снежные узоры, В поле вьюга, разговоры, В пять часов уж тьма. День — коньки, снежки, салазки, Вечер — бабушкины сказки, — Вот она — зима!.. (художник Валентин Сидоров, «Бабушкины сказки») #АфанасийФет #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Александр Кушнер В декабре я приехал проведать дачу. Никого. Тишина. Потоптался в доме. Наши тени застал я с тоской в придачу На диване, в какой-то глухой истоме. Я сейчас заплачу. Словно вечность в нездешнем нашел альбоме. Эти двое избегли сентябрьской склоки И октябрьской обиды, ноябрьской драмы: Отменяются подлости и наскоки, Господа веселеют, добреют дамы, И дождя потоки Не с таким озлоблением лижут рамы. Дверь тихонько прикрыл, а входную запер И спустился во двор, пламеневший ало: Это зимний закат в дождевом накрапе Обреченно стоял во дворе, устало. Сел за столик дощатый в суконной шляпе, Шляпу снял — и ворона меня узнала. (художник Валерий Копняк) #АлександрКушнер #ПоЧИТАТЕЛИкниг

У настоящих поэтов есть только год рождения. Года смерти у настоящих поэтов нет. Роберт Рождественский На фото: Булат Окуджава, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко. Переделкино, 1987 год #ретрофото #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Антон Павлович Чехов СИРЕНА После одного из заседаний N-ского мирового съезда судьи собрались в совещательной комнате, чтобы снять свои мундиры, минутку отдохнуть и ехать домой обедать. Председатель съезда, очень видный мужчина с пушистыми бакенами, оставшийся по одному из только что разобранных дел «при особом мнении», сидел за столом и спешил записать свое мнение. Участковый мировой судья Милкин, молодой человек с томным, меланхолическим лицом, слывущий за философа, недовольного средой и ищущего цели жизни, стоял у окна и печально глядел во двор. Другой участковый и один из почетных уже ушли. Оставшийся почетный, обрюзглый, тяжело дышащий толстяк, и товарищ прокурора, молодой немец с катаральным лицом, сидели на диванчике и ждали, когда кончит писать председатель, чтобы ехать вместе обедать. Перед ними стоял секретарь съезда Жилин, маленький человечек с бачками около ушей и с выражением сладости на лице. Медово улыбаясь и глядя на толстяка, он говорил вполголоса: — Все мы сейчас желаем кушать, потому что утомились и уже четвертый час, но это, душа моя Григорий Саввич, не настоящий аппетит. Настоящий, волчий аппетит, когда, кажется, отца родного съел бы, бывает только после физических движений, например, после охоты с гончими, или когда отмахаешь на обывательских верст сто без передышки. Тоже много значит и воображение-с. Ежели, положим, вы едете с охоты домой и желаете с аппетитом пообедать, то никогда не нужно думать об умном; умное да ученое всегда аппетит отшибает. Сами изволите знать, философы и ученые насчет еды самые последние люди и хуже их, извините, не едят даже свиньи. Едучи домой, надо стараться, чтобы голова думала только о графинчике да закусочке. Я раз дорогою закрыл глаза и вообразил себе поросеночка с хреном, так со мной от аппетита истерика сделалась. Ну-с, а когда вы въезжаете к себе во двор, то нужно, чтобы в это время из кухни пахло чем-нибудь этаким, знаете ли... — Жареные гуси мастера пахнуть, — сказал почетный мировой, тяжело дыша. — Не говорите, душа моя Григорий Саввич, утка или бекас могут гусю десять очков вперед дать. В гусином букете нет нежности и деликатности. Забористее всего пахнет молодой лук, когда, знаете ли, начинает поджариваться и, понимаете ли, шипит, подлец, на весь дом. Ну-с, когда вы входите в дом, то стол уже должен быть накрыт, а когда сядете, сейчас салфетку за галстук и не спеша тянетесь к графинчику с водочкой. Да ее, мамочку, наливаете не в рюмку, а в какой-нибудь допотопный дедовский стаканчик из серебра или в этакий пузатенький с надписью «его же и монаси приемлют»[ 1 ], и выпиваете не сразу, а сначала вздохнете, руки потрете, равнодушно на потолок поглядите, потом, этак не спеша, поднесете ее, водочку-то, к губам и — тотчас же у вас из желудка по всему телу искры... Секретарь изобразил на своем сладком лице блаженство. — Искры... — повторил он, жмурясь. — Как только выпили, сейчас же закусить нужно. — Послушайте, — сказал председатель, поднимая глаза на секретаря, — говорите потише! Я из-за вас уже второй лист порчу. — Ах, виноват-с, Петр Николаич! Я буду тихо, — сказал секретарь и продолжал полушёпотом: — Ну-с, а закусить, душа моя Григорий Саввич, тоже нужно умеючи. Надо знать, чем закусывать. Самая лучшая закуска, ежели желаете знать, селедка. Съели вы ее кусочек с лучком и с горчичным соусом, сейчас же, благодетель мой, пока еще чувствуете в животе искры, кушайте икру саму по себе или, ежели желаете, с лимончиком, потом простой редьки с солью, потом опять селедки, но всего лучше, благодетель, рыжики соленые, ежели их изрезать мелко, как икру, и, понимаете ли, с луком, с прованским маслом... объедение! Но налимья печенка — это трагедия! — М-да... — согласился почетный мировой, жмуря глаза. — Для закуски хороши также, того... душоные белые грибы... — Да, да, да... с луком, знаете ли, с лавровым листом и всякими специями. Откроешь кастрюлю, а из нее пар, грибной дух... даже слеза прошибает иной раз! Ну-с, как только из кухни приволокли кулебяку, сейчас же, немедля, нужно вторую выпить. — Иван Гурьич! — сказал плачущим голосом председатель. — Из-за вас я третий лист испортил! — Чёрт его знает, только об еде и думает! — проворчал философ Милкин, делая презрительную гримасу. — Неужели, кроме грибов да кулебяки, нет других интересов в жизни? — Ну-с, перед кулебякой выпить, — продолжал секретарь вполголоса; он уже так увлекся, что, как поющий соловей, не слышал ничего, кроме собственного голоса. — Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыдная, во всей своей наготе, чтоб соблазн был. Подмигнешь на нее глазом, отрежешь этакий кусище и пальцами над ней пошевелишь вот этак, от избытка чувств. Станешь ее есть, а с нее масло, как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком... Секретарь подкатил глаза и перекосил рот до самого уха. Почетный мировой крякнул и, вероятно, воображая себе кулебяку, пошевелил пальцами. — Это чёрт знает что... — проворчал участковый, отходя к другому окну. — Два куска съел, а третий к щам приберег, — продолжал секретарь вдохновенно. — Как только кончили с кулебякой, так сейчас же, чтоб аппетита не перебить, велите щи подавать... Щи должны быть горячие, огневые. Но лучше всего, благодетель мой, борщок из свеклы на хохлацкий манер, с ветчинкой и с сосисками. К нему подаются сметана и свежая петрушечка с укропцем. Великолепно также рассольник из потрохов и молоденьких почек, а ежели любите суп, то из супов наилучший, который засыпается кореньями и зеленями: морковкой, спаржей, цветной капустой и всякой тому подобной юриспруденцией. — Да, великолепная вещь... — вздохнул председатель, отрывая глаза от бумаги, но тотчас же спохватился и простонал: — Побойтесь вы бога! Этак я до вечера не напишу особого мнения! Четвертый лист порчу! — Не буду, не буду! Виноват-с! — извинился секретарь и продолжал шёпотом:— Как только скушали борщок или суп, сейчас же велите подавать рыбное, благодетель. Из рыб безгласных самая лучшая — его жареный карась в сметане; только, чтобы он не пах тиной и имел тонкость, нужно продержать его живого в молоке целые сутки. — Хорошо также стерлядку кольчиком, — сказал почетный мировой, закрывая глаза, во тотчас же, неожиданно для всех, он рванулся с места, сделал зверское лицо и заревел в сторону председателя: — Петр Николаич, скоро ли вы? Не могу я больше ждать! Не могу! — Дайте мне кончить! — Ну, так я сам поеду! Чёрт с вами! Толстяк махнул рукой, схватил шляпу и, не простившись, выбежал из комнаты. Секретарь вздохнул и, нагнувшись к уху товарища прокурора, продолжал вполголоса: — Хорош также судак или карпий с подливкой из помидоров и грибков. Но рыбой ненасытишься, Степан Францыч; это еда несущественная, главное в обеде не рыба, не соусы, а жаркое. Вы какую птицу больше обожаете? Товарищ прокурора сделал кислое лицо и сказал со вздохом: — К несчастью, я не могу вам сочувствовать: у меня катар желудка. — Полноте, сударь! Катар желудка доктора выдумали! Больше от вольнодумства да от гордости бывает эта болезнь. Вы не обращайте внимания. Положим, вам кушать не хочется или тошно, а вы не обращайте внимания и кушайте себе. Ежели, положим, подадут к жаркому парочку дупелей, да ежели прибавить к этому куропаточку или парочку перепелочек жирненьких, то тут про всякий катар забудете, честное благородное слово. А жареная индейка? Белая, жирная, сочная этакая, знаете ли, вроде нимфы... — Да, вероятно, это вкусно, — сказал прокурор, грустно улыбаясь. — Индейку, пожалуй, я ел бы. — Господи, а утка? Если взять молодую утку, которая только что в первые морозы ледку хватила, да изжарить ее на противне вместе с картошкой, да чтоб картошка была мелко нарезана, да подрумянилась бы, да чтоб утиным жиром пропиталась, да чтоб... Философ Милкин сделал зверское лицо и, по-видимому, хотел что-то сказать, но вдруг причмокнул губами, вероятно, вообразив жареную утку, и, не сказав ни слова, влекомый неведомою силой, схватил шляпу и выбежал вон. — Да, пожалуй, я поел бы и утки... — вздохнул товарищ прокурора. Председатель встал, прошелся и опять сел. — После жаркого человек становится сыт и впадает в сладостное затмение, — продолжал секретарь. — В это время и телу хорошо и на душе умилительно. Для услаждения можете выкушать рюмочки три запеканочки. Председатель крякнул и перечеркнул лист. — Я шестой лист порчу, — сказал он сердито. — Это бессовестно! — Пишите, пишите, благодетель! — зашептал секретарь. — Я не буду! Я потихоньку. Я вам по совести, Степан Францыч, — продолжал он едва слышным шёпотом, — домашняя самоделковая запеканочка лучше всякого шампанского. После первой же рюмки всю вашу душу охватывает обоняние, этакий мираж, и кажется вам, что вы не в кресле у себя дома, а где-нибудь в Австралии, на каком-нибудь мягчайшем страусе... — Ах, да поедемте, Петр Николаич! — сказал прокурор, нетерпеливо дрыгнув ногой. — Да-с, — продолжал секретарь. — Во время запеканки хорошо сигарку выкурить и кольца пускать, и в это время в голову приходят такие мечтательные мысли, будто вы генералиссимус или женаты на первейшей красавице в мире, и будто эта красавица плавает целый день перед вашими окнами в этаком бассейне с золотыми рыбками. Она плавает, а вы ей: «Душенька, иди поцелуй меня!» — Петр Николаич! — простонал товарищ прокурора. — Да-с, — продолжал секретарь. — Покуривши, подбирайте полы халата и айда к постельке! Этак ложитесь на спинку, животиком вверх, и берите газетку в руки. Когда глаза слипаются и во всем теле дремота стоит, приятно читать про политику: там, глядишь, Австрия сплоховала, там Франция кому-нибудь не потрафила, там папа римский наперекор пошел — читаешь, оно и приятно. Председатель вскочил, швырнул в сторону перо и обеими руками ухватился за шляпу. Товарищ прокурора, забывший о своем катаре и млевший от нетерпения, тоже вскочил. — Едемте! — крикнул он. — Петр Николаич, а как же особое мнение? — испугался секретарь. — Когда же вы его, благодетель, напишете? Ведь вам в шесть часов в город ехать! Председатель махнул рукой и бросился к двери. Товарищ прокурора тоже махнул рукой и, подхватив свой портфель, исчез вместе с председателем. Секретарь вздохнул, укоризненно поглядел им вслед и стал убирать бумаги. #АнтонЧехов #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Юрий Левитанский Пока я спал, за окнами мело. И вот пейзаж зимы. Белым-бело. Белы кусты, дорога и забор. И белый бор торжествен, как собор. И Жучка у колодца вся бела, хоть накануне белой не была. Но вдруг над белым-белым — голубой. И это отдаленное пространство прозрачно, как намек на постоянство и на уменье быть самим собой. А к ночи все становится синей: и бор, и пар, летящий из сеней, и след саней, и Жучка — и за ней я тоже замечаю эту склонность. А небо стало пепельно-стальным, с пейзажем не сливаясь остальным. И это — как намек на убежденность, что гнаться, мол, за модой ни к чему. (художник Ольга Калашникова) #ЮрийЛевитанский #зима #ПоЧИТАТЕЛИкниг

«Гулливер в стране лилипутов», г. Орша, Белоруссия #памятникилитературнымгероям #Гулливер #ПоЧИТАТЕЛИкниг

30 ноября 1835 года родился Марк ТВЕН, американский писатель, журналист. В последний день ноября 1835 года в маленьком городке Флорида, штат Миссури, в семье адвоката Джона Клеменса родился четвертый ребенок – сын, которого назвали Сэмюэл Ленгхорн. Писатель по имени Марк Твен «родится» 28 лет спустя – впервые этим именем была подписана заметка 2 февраля 1863 года. О своем годе рождения Твен в 1909 году говорил: «Я пришел с кометой Галлея в 1835 году (эта комета, видимая невооруженным глазом, появляется на небе раз в 75 или 76 лет). В следующем году она вернется, и я намерен уйти с нею». Так и получилось. Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс объяснял происхождение своего псевдонима Марк Твен из термина речной навигации. В юности будущий писатель работал на пароходе на реке Миссисипи. Безопасная глубина для прохождения судна равнялась двум морским саженям (3,7 метра), и эта цифра после измерения лотом обычно выкрикивалась как «by the mark twain». В 1865 году к Твену пришёл первый литературный успех, его юмористический рассказ «Знаменитая скачущая лягушка из Калавераса» был перепечатан по всей стране и назван «лучшим произведением юмористической литературы, созданным в Америке к этому моменту». В 1876 году Марк Твен выпускает роман, который сразу же позволяет включить его имя в список крупнейших американских писателей, «Приключения Тома Сойера». Писатель не скрывал автобиографические корни этого произведения. Эта мудрая, остроумная и философская книга до сих пор является настольной не только у всех девчонок и мальчишек, но и очень многих взрослых людей. Через четыре года он выпускает второй роман «Принц и нищий», который тоже имеет большой успех. Но, пожалуй, произведением, которое просто перевернуло американскую литературу и очень точно определило политические взгляды писателя, стал роман «Приключения Гекльберри Финна», увидевший свет в 1884 году. В 1886 году он выпускает гротескный роман «Янки при дворе короля Артура», который, также, содержит массу нападок на американское общество. Собственно говоря, это – последнее значительное произведение писателя. Последние годы Марка Твена были омрачены смертью самых близких ему людей: в 1904 году уходит из жизни жена и верный друг Оливия, а в 1909-м внезапно умирает вторая дочь — Джин. Через несколько месяцев, 21 апреля 1910 года, вслед за ней ушел и Марк Твен. Как-то он написал: «Я приближаюсь к порогу старости; в 1977 году мне стукнет сто сорок два». И почти угадал свой литературный возраст, поскольку до начала 1960-х годов продолжали выходить его неопубликованные при жизни произведения: повесть «Таинственный незнакомец» (1916), памфлеты «Соединенные Линчующие Штаты» и «Военная молитва» (1923), «Записные книжки» (1935) и др. Среди последних публикаций в 1962 году появилась его богоборческая сатира «Письма с Земли». Так что знаменитая фраза Марка Твена «Слухи о моей смерти сильно преувеличены» оказалась пророческой. #МаркТвен #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Осип Мандельштам ЛЕНИНГРАД Я вернулся в мой город, знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез. Ты вернулся сюда, так глотай же скорей Рыбий жир ленинградских речных фонарей, Узнавай же скорее декабрьский денек, Где к зловещему дегтю подмешан желток. Петербург! я еще не хочу умирать! У тебя телефонов моих номера. Петербург! У меня еще есть адреса, По которым найду мертвецов голоса. Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок, И всю ночь напролет жду гостей дорогих, Шевеля кандалами цепочек дверных. Декабрь 1930 (художник Владимир Колбасов) #ОсипМандельштам #ПоЧИТАТЕЛИкниг