Николай Рубцов Русский огонек Погружены в томительный мороз, Вокруг меня снега оцепенели! Оцепенели маленькие ели, И было небо тёмное, без звёзд. Какая глушь! Я был один живой Один живой в бескрайнем мёртвом поле! Вдруг тихий свет — пригрезившийся, что ли? Мелькнул в пустыне, как сторожевой… Я был совсем как снежный человек, Входя в избу, — последняя надежда! — И услыхал, отряхивая снег: — Вот печь для вас… И тёплая одежда… — Потом хозяйка слушала меня, Но в тусклом взгляде жизни было мало, И, неподвижно сидя у огня, Она совсем, казалось, задремала… Как много жёлтых снимков на Руси В такой простой и бережной оправе! И вдруг открылся мне и поразил Сиротский смысл семейных фотографий! Огнём, враждой земля полным-полна, И близких всех душа не позабудет… — Скажи, родимый, будет ли война? И я сказал: — Наверное, не будет. — Дай Бог, дай Бог… ведь всем не угодишь, А от раздора пользы не прибудет… — И вдруг опять: — Не будет, говоришь? — Нет, — говорю, — наверное, не будет! — Дай Бог, дай Бог… И долго на меня Она смотрела, как глухонемая, И, головы седой не поднимая, Опять сидела тихо у огня. Что снилось ей? Весь этот белый свет, Быть может, встал пред нею в то мгновенье? Но я глухим бренчанием монет Прервал её старинные виденья. — Господь с тобой! Мы денег не берём. — Что ж, — говорю, — желаю вам здоровья! За всё добро расплатимся добром, За всю любовь расплатимся любовью… Спасибо, скромный русский огонёк, За то, что ты в предчувствии тревожном Горишь для тех, кто в поле бездорожном От всех друзей отчаянно далёк, За то, что, с доброй верою дружа, Среди тревог великих и разбоя Горишь, горишь, как добрая душа, Горишь во мгле, и нет тебе покоя… 1964 (художник Станислав Малярчук) #НиколайРубцов #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Булат Окуджава Прощание с новогодней ёлкой ...................З.Крахмальниковой Синяя крона, малиновый ствол, звяканье шишек зеленых. Где-то по комнатам ветер прошел: там поздравляли влюбленных. Где-то он старые струны задел — тянется их перекличка... Вот и январь накатил-налетел, бешеный как электричка. Мы в пух и прах наряжали тебя, мы тебе верно служили. Громко в картонные трубы трубя, словно на подвиг спешили. Даже поверилось где-то на миг (знать, в простодушье сердечном): женщины той очарованный лик слит с твоим празднеством вечным. В миг расставания, в час платежа, в день увяданья недели чем это стала ты нехороша? Что они все, одурели?! И утонченные как соловьи, гордые, как гренадеры, что же надежные руки свои прячут твои кавалеры? Нет бы собраться им — время унять, нет бы им всем — расстараться... Но начинают колеса стучать: как тяжело расставаться! Но начинается вновь суета. Время по-своему судит. И в суете тебя сняли с креста, и воскресенья не будет. Ель моя, Ель — уходящий олень, зря ты, наверно, старалась: женщины той осторожная тень в хвое твоей затерялась! Ель моя, Ель, словно Спас-на-крови, твой силуэт отдаленный, будто бы след удивленной любви, вспыхнувшей, неутоленной. (художник Андрей Борисов) #БулатОкуджава #ПоЧИТАТЕЛИкниг

9 января 1890 года родился Карел Чапек, один из самых известных чешских писателей XX века, прозаик и драматург. Карел Чапек и его брат и соавтор Йозеф являются изобретателями слова «робот». Карел ввёл в действие пьесы «R.U.R.» человекоподобные механизмы и назвали их «лаборами», от латинского labor («работа»). Но это название не понравилось автору, и, посовещавшись с братом-художником, оформлявшим декорации спектакля, он решил назвать эти механизмы словацким словом, имеющим такое же значение (по-чешски «работа» - práce, а robota означает «каторга», «тяжёлая работа», «барщина»). Великий фантаст Айзек Азимов в одном из эссе 1979 года так отзывался о пьесе "Р.У.Р" и роботах: «По моему личному мнению, пьеса Чапека ужасна, но она бессмертна из-за одного только слова.» #КарелЧапек #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Карел Чапек С точки зрения кошки Вот – мой человек. Я его не боюсь. Он очень сильный, потому что очень много ест; он – Всеядный. Что ты жрешь? Дай мне! Он некрасив, потому что без шерсти. У него мало слюней, и ему приходится умываться водой. Мяучит он грубо и слишком много. Иногда со сна мурлычет. Открой мне дверь! Не понимаю, отчего он стал Хозяином: может, сожрал что-нибудь необыкновенное. Он содержит в чистоте мои комнаты. Он берет в лапку острый черный коготь и царапает им по белым листам. Ни во что больше играть он не умеет. Спит ночью, а не днем; в темноте ничего не видит; не знает никаких удовольствий: не жаждет крови, не мечтает об охоте и драке, не поет, разнежившись. Часто ночью, когда я слышу таинственные, волшебные голоса, когда вижу, как все оживает во тьме, он сидит за столом и, наклонив голову, царапает, царапает своим черным коготком по белым листам. Не воображай, будто я думаю о тебе; я только слушаю тихое шуршание твоего когтя. Иногда шуршание затихает: жалкий глупец не в силах придумать никакой другой игры, и мне становится жаль его, я – уж так и быть! – подойду к нему и тихонько мяукну в мучительно-сладкой истоме. Тут мой Человек поднимет меня и погрузит свое теплое лицо в мою шерсть. В такие минуты в нем на мгновение бывает заметен некоторый проблеск высшей жизни, и он, блаженно вздохнув, мурлычет что-то почти приятное. Но не воображай, будто я думаю о тебе. Ты меня согрел, и я пойду опять слушать голоса ночи. (художник Мария Павлова) #КарелЧапек #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Художник Дмитрий Лёвин❄Зимняя сказка #ДмитрийЛёвин #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Александр Пушкин Зимнее утро Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный — Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры Навстречу северной Авроры, Звездою севера явись! Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, На мутном небе мгла носилась; Луна, как бледное пятно, Сквозь тучи мрачные желтела, И ты печальная сидела — А нынче… погляди в окно: Под голубыми небесами Великолепными коврами, Блестя на солнце, снег лежит; Прозрачный лес один чернеет, И ель сквозь иней зеленеет, И речка подо льдом блестит. Вся комната янтарным блеском Озарена. Веселым треском Трещит затопленная печь. Приятно думать у лежанки. Но знаешь: не велеть ли в санки Кобылку бурую запречь? Скользя по утреннему снегу, Друг милый, предадимся бегу Нетерпеливого коня И навестим поля пустые, Леса, недавно столь густые, И берег, милый для меня. 1829 (художник Юрий Ярцев) #АлександрПушкин #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Николай Рубцов ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ В этой деревне огни не погашены. Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами нежно украшена Тихая зимняя ночь. Светятся тихие, светятся чудные, Слышится шум полыньи... Были пути мои трудные, трудные. Где ж вы, печали мои? Скромная девушка мне улыбается, Сам я улыбчив и рад! Трудное, трудное – все забывается, Светлые звезды горят! – Кто мне сказал, что во мгле заметеленной Глохнет покинутый луг? Кто мне сказал, что надежды потеряны? Кто это выдумал, друг? В этой деревне огни не погашены. Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами нежно украшена Тихая зимняя ночь... 1965 (художник Олег Пятин) #НиколайРубцов #зимняяпесня #ПоЧИТАТЕЛИкниг

5 января 1920 года родился Николай СЛАДКОВ, писатель, автор более 60 книг о природе. Николай Иванович Сладков родился в Москве, но вся его жизнь прошла в Ленинграде и в Царском Селе, славящемся великолепными парками. Здесь Николай открыл для себя прекрасную и неповторимую жизнь природы, которая и стала главной темой его творчества. Ещё будучи школьником, он стал вести дневник, куда записывал свои впечатления и наблюдения. Кроме того, начал заниматься в кружке юннатов при Ленинградском зоологическом институте. Здесь он познакомился с известным писателем-натуралистом Виталием Бианки, который называл этот кружок «Клубом колумбов». Летом ребята приезжали к Бианки в Новгородскую область изучать тайны леса и постигать природу. Книги Бианки оказали на Николая большое влияние, между ними завязалась переписка, и именно его Сладков считал своим учителем. Впоследствии Бианки стал настоящим другом Сладкова. Когда началась Великая Отечественная война, Николай добровольцем ушёл на фронт и стал военным топографом. По этой же специальности он работал и в мирное время. Первые рассказы были написаны им в 1952 году, а в 1953 году была напечатана первая книга Николая Сладкова — «Серебряный хвост». «В природе та же гармония, что и в музыке, выкинь ноту и мелодия нарушится...» Книги Николая Сладкова — рассказы и повести о природе — необычайно гармоничны, они очень полно и точно отражают тайны природы. Для того, чтобы оказаться в диком лесу, вовсе необязательно каждый раз брать билет на поезд и ехать в дальние края — можно просто протянуть руку к книжной полке и взять любимую книгу Николая Сладкова, уютно устроиться в любимом уголке и перенестись в прекрасный мир природы... В лесу вы сможете увидеть много всего интересного. Узнаете, например, как медведи по весне просыпаются оттого, что подтаявший снег им «штаны намочил». А вот испытание для вашего вкуса: как вы думаете, что вкуснее — ивовые почки или березовые? Вы узнаете, что существуют птицы, которые летят на зиму не в теплые края, а наоборот — прилетают к нам, в наши леса. Вместе с Виталием Бианки, своим другом и единомышленником, Николай Сладков много лет готовил радиопередачи «Вести из леса» и отвечал на многочисленные письма своих слушателей. Всего за свою насыщенную приключениями жизнь Николай Иванович написал более 60 книг. В числе самых известных можно назвать такие издания, как «Краешком глаза», «За пером синей птицы», «Осиновый невидимка», «Подводная газета», «Земля над облаками», «Свист диких крыльев» и многие другие прекрасные книги... За книгу «Подводная газета» Николай Иванович был удостоен Государственной премии имени Н. К. Крупской. #НиколайСладков #ПоЧИТАТЕЛИкниг

...Есть лесная примета: как Медведь перевернется на другой бок — так солнце повернет на лето... Николай СЛАДКОВ КАК МЕДВЕДЯ ПЕРЕВОРАЧИВАЛИ Натерпелись птицы и звери от зимы лиха. Что ни день — метель, что ни ночь — мороз. Зиме конца-краю не видно. Разоспался Медведь в берлоге. Забыл, наверное, что пора ему на другой бок перевернуться. Есть лесная примета: как Медведь перевернется на другой бок — так солнце повернет на лето. Лопнуло у птиц и зверей терпение. Пошли Медведя будить: — Эй, Медведь, пора! Зима всем надоела! По солнышку мы соскучились. Переворачивайся, переворачивайся, пролежни уж небось? Медведь в ответ ни гугу: не шелохнется, не ворохнется. Знай посапывает. — Эх, долбануть бы его в затылок! — воскликнул Дятел. — Небось бы сразу зашевелился! — Не-ет,— промычал Лось, — с ним надо почтительно, уважительно. Ау, Михайло Потапыч! Услышь ты нас, слезно просим и умоляем — перевернись ты, хоть не спеша, на другой бок! Жизнь не мила. Стоим мы, лоси, в осиннике, что коровы в стойле, — шагу в сторону не шагнуть. Снегу-то в лесу по уши! Беда, коли волки нас пронюхают. Медведь ухом пошевелил, ворчит сквозь зубы: — А мне какое до вас, лосей, дело! Мне снег глубокий только на пользу: и тепло, и спится спокойно. Тут Белая Куропатка запричитала: — А не стыдно. Медведь? Все ягоды, все кустики с почками снег закрыл — что нам клевать прикажешь? Ну что тебе стоит на другой бок перевернуться, зиму поторопить? Хоп — и готово! А Медведь свое: — Даже смешно! Зима вам надоела, а я с боку на бок переворачивайся! Ну какое мне дело до почек и ягод? У меня под шкурой сала запас. Белка терпела-терпела — не вытерпела: — Ах ты, тюфяк мохнатый, перевернуться ему, видишь ли, лень! А ты вот попрыгал бы по веткам мороженым, лапы до крови ободрал бы, как я!.. Переворачивайся, лежебока, до трех считаю: раз, два, три! — Четыре, пять, шесть! — насмехается Медведь. — Вот напугала! А ну — кыш отседова! Спать мешаете. Поджали звери хвосты, повесили птицы носы — начали расходиться. А тут из снега Мышка вдруг высунулась, да как запищит: — Такие большие, а испугались? Да разве с ним, куцехвостым, так разговаривать надо? Ни по-хорошему, ни по-плохому он не понимает. С ним по-нашенски надобно, по-мышиному. Вы меня попросите — я его мигом переверну! — Ты, Медведя?! — ахнули звери. — Одной левой лапкой! — похваляется Мышь. Юркнула Мышь в берлогу — давай Медведя щекотать. Бегает по нему, коготками царапает, зубками прикусывает. Задергался Медведь, завизжал поросенком, ногами задрыгал. — Ой, не могу! — завывает. — Ой, перевернусь, только не щекочи! 0-хо-хо-хо! А-ха-ха-ха! А пар из берлоги — как дым из трубы. Мышка высунулась и пищит: — Перевернулся как миленький! Давно бы мне сказали. Ну а как перевернулся Медведь на другой бок — так сразу солнце повернуло на лето. Что ни день — солнце выше, что ни день — весна ближе. Что ни день — светлей, веселей в лесу! (художник Анна Силивончик) #НиколайСладков #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Антон Чехов Ночь на кладбище (Святочный рассказ) — Расскажите, Иван Иваныч, что-нибудь страшное! Иван Иваныч покрутил ус, кашлянул, причмокнул губами и, придвинувшись к барышням, начал: — Рассказ мой начинается, как начинаются вообще все лучшие русские сказания: был я, признаться, выпивши… Встречал я Новый год у одного своего старинного приятеля и нализался, как сорок тысяч братьев.(1) В своё оправдание должен я сказать, что напился я вовсе не с радости. Радоваться такой чепухе, как новый год, по моему мнению, нелепо и недостойно человеческого разума. Новый год такая же дрянь, как и старый, с тою только разницею, что старый год был плох, а новый всегда бывает хуже… По-моему, при встрече нового года нужно не радоваться, а страдать, плакать, покушаться на самоубийство. Не надо забывать, что чем новее год, тем ближе к смерти, тем обширнее плешь, извилистее морщины, старее жена, больше ребят, меньше денег… Итак, напился я с горя… Когда я вышел от приятеля, то соборные часы пробили ровно два. Погода на улице стояла подлейшая… Сам чёрт не разберёт, была то зима или осень. Темнота кругом такая, что хоть глаза выколи: глядишь-глядишь и ничего не видишь, словно тебя в жестянку с ваксой посадили. Порол дождь… Холодный и резкий ветер выводил ужасные нотки; он выл, плакал, стонал, визжал, точно в оркестре природы дирижировала сама ведьма. Под ногами жалобно всхлипывала слякоть; фонари глядели тускло, как заплаканные вдовы… Бедная природа переживала фридрих-гераус… Короче, была погода, которой порадовался бы тать и разбойник, но не я, смиренный и пьяненький обыватель. Меня повергла она в грустное настроение… «Жизнь — канитель…— философствовал я, шлёпая по грязи и пошатываясь.— Пустое, бесцветное прозябание… мираж… Дни идут за днями, годы за годами, а ты всё такая же скотина, как и был… Пройдут ещё годы, и ты останешься всё тем же Иваном Ивановичем, выпивающим, закусывающим, спящим… В конце концов закопают тебя, болвана, в могилу, поедят на твой счёт поминальных блинов и скажут: хороший был человек, но жалко, подлец, мало денег оставил!..» Шёл я с Мещанской на Пресню — дистанция для выпившего почтенная… Пробираясь по тёмным и узким переулкам, я не встретил ни одной живой души, не услышал ни одного живого звука. Боясь набрать в калоши, я сначала шёл по тротуару, потом же, когда, несмотря на предосторожности, мои калоши начали жалобно всхлипывать, я свернул на дорогу: тут меньше шансов наткнуться на тумбу или свалиться в канаву… Мой путь был окутан холодной, непроницаемой тьмой; сначала я встречал по дороге тускло горящие фонари, потом же, когда я прошёл два-три переулка, исчезло и это удобство. Приходилось пробираться ощупью… Вглядываясь в потёмки и слыша над собой жалобный вой ветра, я торопился… Душу мою постепенно наполнял неизъяснимый страх… Этот страх обратился в ужас, когда я стал замечать, что я заблудился, сбился с пути. «Извозчик!» — закричал я. Ответа не последовало… Тогда я порешил идти прямо, куда глаза глядят, зря, в надежде, что рано или поздно я выйду на большую улицу, где есть фонари и извозчики. Не оглядываясь, боясь взглянуть в сторону, я побежал… Навстречу мне дул резкий, холодный ветер, в глаза хлестал крупный дождь… То я бежал по тротуарам, то по дороге… Как уцелел мой лоб после частых прикосновений к тумбам и фонарным столбам, мне решительно непонятно. Иван Иваныч выпил рюмку водки, покрутил другой ус и продолжал: — Не помню, как долго я бежал… Помню только, что в конце концов я споткнулся и больно ударился о какой-то странный предмет… Видеть его я не мог, а осязавши, я получил впечатление чего-то холодного, мокрого, гладко ошлифованного… Я сел на него, чтобы отдохнуть… Не стану злоупотреблять вашим терпением, а скажу только, что, когда, немного спустя, я зажёг спичку, чтобы закурить папиросу, я увидел, что я сижу на могильной плите… Я, не видевший тогда вокруг себя ничего, кроме тьмы, и не слышавший ни одного человеческого звука, увидев могильную плиту, в ужасе закрыл глаза и вскочил… Сделав шаг от плиты, я наткнулся на другой предмет… И представьте мой ужас! Это был деревянный крест… «Боже мой, я попал на кладбище! — подумал я, закрывая руками лицо и опускаясь на плиту.— Вместо того, чтобы идти в Пресню, я побрёл в Ваганьково!» Не боюсь я ни кладбищ, ни мертвецов… Свободен я от предрассудков и давно уже отделался от нянюшкиных сказок, но, очутившись среди безмолвных могил тёмною ночью, когда стонал ветер и в голове бродили мысли одна мрачнее другой, я почувствовал, как волосы мои стали дыбом и по спине разлился внутренний холод… «Не может быть! — утешал я себя.— Это оптический обман, галлюцинация… Всё это кажется мне оттого, что в моей голове сидят Депре, Бауэр и Арабажи…(2) Трус!» И в то время, когда я бодрил себя таким образом, я услышал тихие шаги… Кто-то медленно шёл, но… то были не человеческие шаги… для человека они были слишком тихи и мелки… «Мертвец»,— подумал я. Наконец этот таинственный «кто-то» подошёл ко мне, коснулся моего колена и вздохнул… Засим я услышал вой… Вой был ужасный, могильный, тянущий за душу… Если вам страшно слушать нянек, рассказывающих про воющих мертвецов, то каково же слышать самый вой! Я отупел и окаменел от ужаса… Депре, Бауэр и Арабажи выскочили из головы, и от пьяного состояния не осталось и следа… Мне казалось, что если я открою глаза и рискну взглянуть на тьму, то увижу бледно-жёлтое, костлявое лицо, полусгнивший саван… «Боже, хоть бы скорее утро»,— молился я. Но, пока наступило утро, мне пришлось пережить один невыразимый и не поддающийся описанию ужас. Сидя на плите и слушая вой обитателя могилы, я вдруг услышал новые шаги… Кто-то, тяжело и мерно ступая, шёл прямо на меня… Поравнявшись со мной, новый выходец из могилы вздохнул, и минуту спустя холодная, костлявая рука тяжело опустилась на моё плечо… Я потерял сознание. Иван Иваныч выпил рюмку водки и крякнул. — Ну? — спросили его барышни. — Очнулся я в маленькой квадратной комнате… В единственное решётчатое окошечко слабо пробивался рассвет… «Ну,— подумал я,— это, значит, меня мертвецы к себе в склеп затащили»… Но какова была моя радость, когда я услышал за стеной человеческие голоса: «Где ты его взял?» — допрашивал чей-то бас. «Около монументной лавки Белобрысова, ваше благородие,— отвечал другой бас,— где памятники и кресты выставлены. Гляжу, а он сидит и обнимает памятник, а около него чей-то пёс воет… Должно, выпивши…» Утром, когда я проснулся, меня выпустили… 1886 1. …как сорок тысяч братьев… — юмористическая перефразировка слов Гамлета: «Я любил Офелию, как сорок тысяч братьев любить не могут», часто встречающаяся в рассказах молодого Чехова. 2. Депре, Бауэр, Арабажи — марки вин. #АнтонЧехов #ПоЧИТАТЕЛИкниг