Константин Паустовский ...Писателю, когда он работает, нужны спокойствие и по возможности отсутствие забот. Если впереди ждет какая-нибудь, даже отдаленная неприятность, то лучше не браться за рукопись. Перо будет валиться из рук или из-под него поползут вымученные пустые слова. Я несколько раз в своей жизни работал с легким сердцем, сосредоточенно и неторопливо. Однажды я плыл зимой на совершенно пустом теплоходе из Батума в Одессу. Море было серое, холодное, тихое. Берега тонули в пепельной мгле. Тяжелые тучи, будто в летаргическом сне, лежали на хребтах отдаленных гор. Я писал в каюте, иногда вставал, подходил к иллюминатору, смотрел на берега. Тихо пели в железной утробе теплохода могучие машины. Пищали чайки. Писать было легко. Никто не мог оторвать меня от любимых мыслей. Ни о чем, совершенно ни о чем не надо было думать, кроме как о рассказе, который я писал. Я ощущал это как величайшее счастье. Открытое море защищало меня от всяких помех. И еще очень помогало работать сознание движения в пространстве, смутное ожидание портовых городов, куда мы должны были заходить, может быть, каких-то неутомительных и коротких встреч. Теплоход резал стальным форштевнем бледную зимнюю воду, и мне казалось, что он несет меня к неизбежному счастью. Так мне казалось, очевидно, потому, что удавался рассказ. И еще я помню, как легко было работать в мезонине деревенского дома, осенью, в одиночестве, под потрескиванье свечи. Темная и безветренная сентябрьская ночь окружала меня и так же, как море, защищала от всяких помех. Трудно сказать, почему, но очень помогало писать сознание, что за стеной всю ночь напролет облетает старый деревенский сад. Я думал о нем, как о живом существе. Он был молчалив и терпеливо ждал того времени, когда я пойду поздним вечером к колодцу за водой для чайника. Может быть, ему было легче переносить эту бесконечную ночь, когда он слышал бренчанье ведра и шаги человека. Но во всяком случае ощущение одинокого сада и холодных лесов, тянущихся за околицей на десятки километров, лесных озер, где в такую ночь, конечно, не может быть и нет ни единой человеческой души, а только звезды отражаются в воде, как отражались сто и тысячу лет назад, – это ощущение помогало мне. Пожалуй, я могу сказать, что в эти осенние вечера я был действительно счастлив. Хорошо писать, когда впереди тебя ждет что-нибудь интересное, радостное, любимое, даже такой пустяк, как рыбная ловля под черными ивами на отдаленной старице реки. Из рассказа «Как будто пустяки» 1955 (художник Андрей Захаров) #КонстантинПаустовский #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Николай Рубцов СЕНТЯБРЬ Слава тебе, поднебесный Радостный краткий покой! Солнечный блеск твой чудесный С нашей играет рекой, С рощей играет багряной, С россыпью ягод в сенях, Словно бы праздник нагрянул На златогривых конях! Радуюсь громкому лаю, Листьям, корове, грачу, И ничего не желаю, И ничего не хочу! И никому не известно То, что, с зимой говоря, В бездне таится небесной Ветер и грусть октября... 1970 (художник Петр Коростелёв, «Поэт Н.Рубцов») #НиколайРубцов #сентябрь #ПоЧИТАТЕЛИкниг

СВЕТЛОЕ СЛОВО ДОБРОГО ЧЕЛОВЕКА Из дневниковых записей Бориса Шергина 11 сентября 1943 года. Пятница Вчера со вставания глянул в окно: о! солнышко! Как солнцем озарённая, стоит купа дерев, что напротив. Ан, нет: пасмурен день. Это золото осени так наряжает листву. 15 сентября. Вторник Осень серая. Туск на травах, серебряная долина. Чёрная, молчащая река. Трожественно, как в храме, когда совершается таинство и молчит всякая плоть человека. Тишина, подобная неизъяснимой музыке. День, и дивно это безлюдие и безмолвие. <…> Бреду с мешками, груз гнетёт долу, тронь, – я так и клюкну. Загорбок и шею свело, как понурая свинья ковыляю. Пот бежит по загривку… не опоздать бы на поезд. Скрипит нога, скрипит липовая. Очки лезут с носа. <…> Но что мне глаза, что мне ноги. Торжественно стало и преславно вокруг меня. <…> Уж ничто мне не мешает, – ни поезда, ни люди. <…> Всё стало настоящее. Уж не дольнее, топтаное, будничное, а преображённое, истинное всё вкруг меня. 13 октября Мне солнечная погода даром. Пасмурно я люблю, не знаешь – день ли, вечер ли… Всё такое особенное делается без теней. В этом есть “волшебность”, неведомое нам нечто есть во всём. Идёшь по улице – дома, люди, всё такое обыкновенное, но всё это сопровождает нечто незнаемое нами. У всего, что мы видим хоть бы на улице, есть два лица. <…> Это странное и сладкое состояние близости открытия какой-то тайны существования существ и вещей (и вещей!!!). <…> Надо идти где-то, и вдруг тихо плева с мысли снимется, и то, на что просто так смотрел, видишь не “просто таким”, а… пребывающим ещё и иначе. 19 октября На 17 октября выпал первый снег… Неужели это на сей земле было и во мне было это ликованье о первом снеге… Конечно, давно было, в детстве. Но как памятны человеку впечатления детства! …Но и сейчас по дорогам смесили ногами, а по заборам, крышам сутки лежали снежки белые, лопушистые. 19 ноября. Четверг <…> Мне бы не ледышкой в грязной, холодной, мутной проруби дневных злоб болтаться хотелось, а в живой воде мира Божьего … растаять хотелось… Недугует тело, немотствует и душа, как безмолвник стоишь, ни в тих, ни в сих. Шататься по лакейским мира сего гнушаюсь, водворитися в возлюбленных селениях мира Божьего, – одежды не имам. 10 сентября 1945 года. Воскресение <…> В какую яму невылазную, в какое болото повергает людей несытая, мёртвая хватка, личное преизлишнее обогащение, … когда все завидуют сильному, рвачу, стараются от него не отстать, давят друг друга… Человек века сего, удачливый, неудачливый ли, спокою не ищет. Ежели он много нахватал, дак знает, что и зависти самой лютой в окружающих породил, и все окружающие в ложке воды его такого ловкого утопить рады. И с опаской, с опаской он хватает. Ему и ночь не спится. Посмотри-ка на счастливчика сего света, как у него – чуть что – глазки-то забегают опасливо. Во время чумы-то пировать, ох, многодельно и заботливо!.. 19 сентября. Вторник Липы мои, что через дорогу, за оконцем, поредели; ветер гонит жёлтый лист. Точно и не было густолиственной купы. Неба стало много видать, чему я рад. Вчера к сумеркам брёл Ивановским, Подкопаевским переулочками. Подойду да постою. Гляжу, не нагляжусь: старая стена уступами вниз, одинокий купол и высоко, высоко в тихом небе реденькие облачка. Тихость коснётся души и ума. И так властна эта тихость неба. 20 сентября. Среда Говорят, война кончилась… Нет, мир сей, век сей, житуха наша – война нескончаема. <…> схватились в своей “борьбе за жизнь”, и разве мёртвые отвалятся один от другого. Каждому надо урвать своё. Одни бьются и колотятся для того, чтоб ухватить корку хлеба для ребёнка. <…> Чтоб ухватить ломоть да снести его в тюрьму, больницу к сыну, мужу, отцу… а эти вот сражаются остервенело, чтоб удесятерить запасы вин, хрусталя, пополнить коллекции всяких редкостей и драгоценностей. <…> Надо за дурной сон вменить себе всё, что в мире сём видишь, надо заставить себя проснуться, очнуться… 14 октября. Суббота Четырнадцати годов живал я в Неноксе (старинное поморское поселение на берегу Белого моря. – Д.Ш.). Посад отгорожен от моря дюнами. <…> Шум и как бы некий свист моря слышен в домах днём и ночью, при ветре и без ветра. <…> Сколько звёзд на небе, столько в архангельском краю озёр. И речки наши серебряные текут меж озёр и через озёра. И с этих озёр, куда бы ты ни зашёл с ранней весны до поздней осени, крики птицы водяной слышатся днём и ночью. Слаще мне скрипки и свирели эти ночные крики птиц, музыка родины милой… Лебеди, когда летят, трубят, как в серебряные трубы. А гагары плачут: куа-уа! куа-уа! куа-уа! Далеко от посада не уходил, всё в глазах держал высокие шатры древних ненокских церквей. Иногда в тишине белой ночи поплывут звуки заунывного колокола: кто-нибудь в лесах, во мхах заблудился из ягодников. На колокол выйдет. <…> Удивительное, странное и сладостное состояние овладевало мною иногда, среди этой природы, в этой несказанной тишине. И любил я ходить один, а не с ребятами-сверстниками. <…> Я ни зверя, ни птицу не стрелял, я смала в белые ночи рыбку любил сидеть удить. Ладно, ежели на уху свежей достану, а я за этим не гонился. Озеро или Лая-река в ночь как зеркало. Всплески рыб, крики птиц, тихое сияние неба, сияние вод… Сидишь на плотике и боишься комара сгонить, чтоб не упустить какой ноты чудной симфонии северной ночи… 9 ноября. Четверг Дни короткие, по-нашему, по-северному, зима уж… Снег нападает да стает. Вчера лужи, сегодня выморозило сухо без снегу. Туск небесный быстро смеркнется, а всё, где увижу меж домы деревья, особливо старые, ветвистые, – не могу досыта наглядеться, усладиться рисунком сучьев и ветвей, так чудно вырисованных на туске небесном. Кабы мне прежние глаза, только бы я и рисовал… 1 сентября 1946 года. Суббота Как же оно пресветло, как же оно радостно, осеннее “серенькое” русское небо! Вот у кого был бы дом или палата, крытая перламутровым куполом. И светлая радужность этой кровли всё бы время менялась. Уж как бы любовался хозяин, купно и все приходящие, таковым чудом! 5 сентября. Среда Заунывная равнина. Ухабистые глиняные дороги. Изрытые и брошенные поля. Молчаливо, согняся под мешком картофеля, опираясь на лопату, пробредёт человек – и нет никого. Над молчащею равниной низко склонилось облачное небо. Быстро опускается вечер. <…> Я увидел, узнал, нашёл себя бесконечно своим этой заунывной осенней заре, бесприютности этих вечерних полей и дорог. Душа находила своё, она летала, как птица. <…> Давно не слышал я столь родимого голоса и зова, каким позвал меня этот осенний пустынный вечер. 28 сентября. Пятница …Не могу забыть: вчера, на ветру, в сумерки, на людном перекрёстке стоит плохо одетый, нестарый человек и продаёт букет – пучок опавших листьев, каких много под ногами… видно, нечего больше продавать. Но никто не глядит на эти “цветы”. Может, он и не ел сегодня, этот человек. 16 ноября. Родину бы хотелось повидать, там бы уж недолгие мои годы дожить… <…> Я мальчиком бывал в гостях на Глиннике. Из какого оконца не взглянешь, всегда точно крылья развернутся за плечами, будто сам ты летишь над седыми волнами, вместе с морскими птицами вон к тем дальним, еле видным островам. Помню осенний вечер на Глиннике. Бесконечные ряды черно-свинцовых валов с гребнями, пламенеющими в последних лучах заката. Грозным, немигающим оком глядит из-под сизых туч последняя заря. Красота грозная и плачевная и восторгом охватывающая душу. Сентябрь 1948 года У нас на родине уже и август месяц в осень кладут. По здешним местам август – ещё лето. Ино теперь и по-вашему, и по-нашему осень пошла… <…> И вот ещё мысль мелькнула: а для чего, на какой предмет, для кого пишешь. <…> Не знаю, для кого. <…> Но я всё-таки пишу и люблю сквозь все гнетущие заботы это веселье в себе. Потому что единственно стоющим (сам-то ничего не стою) считаю это на земле, единственный смысл жизни в этом вижу. Единственную правду… 1 сентября 1949 года. Деревня под Хотьково Тихий, ненастливый день. С рассвета дождило, в полдня показывалось солнце. И опять затянуло. Лёгкий ветерок. Тихо. В низине Пажи крячет утка. Решили ехать в город. Грустно мне, но лирика тихого ненастья нерентабельна. Может, дело какое навернётся в городе. <…> Вишь, сегодня день тих и тепел, то я и зажалел уезжать. Человек, “рождённый для вдохновенья и звуков сладких”, есть сущее горе для его близких. Век свой я просидел у окошечка, созерцая облака, возложив на братишку всякое житейское попечение… 30 ноября. Среда Кабы не озябные ветры, погода бы ничего. Братишку в поле просвистало. <…> И я со вчерашнего дня приуныл: обнадёженный “дамой-патронессой” два месяца сидел над сценической вещицей. Вчера торжественно понёс в контору, указанную дамой, уверен был в гонораре. А там пожали только плечами. Такой товар не надобен. Из дневников неустановленных лет Лежащий в печали человек всегда хочет встать да развеселиться. И чтобы сердце твоё развеселилось, совсем не надобно, чтоб вдруг изменились житейские обстоятельства. Развеселить может светлое слово доброго человека. #БорисШергин #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Мне много лет, и я думаю, конечно, о том, что скоро придется уйти. Мы приходим из тайны и возвращаемся в тайну. Страшно ли мне? Не знаю. Нет, я не боюсь, но печалюсь очень и тоскую, и думаю, все ли так я сделал? Всегда ли смог поступить по совести? Не часто ли обижал людей? Успевал ли вовремя извиниться? Мне хочется напомнить мысль, быть может, банальную, но для меня очень серьезную: небольшой шаг для человека — большой шаг для человечества. Исправить человечество нельзя — можно исправить только самого себя. Накормить ребенка, не сказать грубого слова, перевести через дорогу старика, утешить плачущего, не ответить на зло, дорожить своим призванием, суметь смотреть в глаза другому человеку. Все это гораздо проще для одного человека, но для всех сразу очень трудно. Вот почему всегда нужно начинать спрашивать с себя. Это ведь тоже признак культуры — жить, не слишком многое себе прощая. Мое любимое изречение — обязательно посади дерево — даже если завтра конец света. Дмитрий Сергеевич Лихачёв Из последнего интервью. «Культура» 9 сентября 1999 года. (художник А. И. Васильев, Портрет академика Д.С. Лихачёва) #ДмитрийЛихачёв #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Вероника Тушнова В лесу Осенний пожар полыхает в лесу, плывут паутин волоконца, тяжелые капли дрожат на весу, и в каждой по целому солнцу. Какой нерушимый сегодня покой, как тихо планируют листья... Хочу вороха их потрогать рукой, как шкурку потрогала б лисью. Как много их — рыжих, лиловых почти, коричневых и золотистых. Слетают на плечи, лежат на пути, трепещут на кронах сквозистых. Торжественной бронзой покрыты дубы, горят фонари-мухоморы... Я нынче с рассвета пошла по грибы, бродить по глухим косогорам. Брожу — и нет-нет да присяду на ствол, к осенней прислушаюсь речи. Почудилось — кто-то по лесу прошел. Не ты ли прошел недалече? Брожу — и нет-нет да тебя позову, молчанье лесное развею. Мне эхо ответит, лукавя: ау... А я вот возьму и поверю! (художник Ольга Тикунова) #ВероникаТушнова #ПоЧИТАТЕЛИкниг

«Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой. – Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея. – Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе и занося руку, чтоб обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил ей тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой. «Давно я ждала тебя», – как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка своей просиявшей из‑за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцевала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы в сравнении с плечами Элен. Ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо. Князь Андрей любил танцевать и, желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцевать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижный, трепещущий стан и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко от него, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.» Лев Николаевич Толстой. «Война и мир» ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ В 2014 году в день 233-летия Подольска на бульваре Льва Толстого была открыта скульптурная композиция-фонтан, посвященная героям романа «Война и мир». Во время открытия композиции под музыку из фильма было сброшено покрывало и пара Наташи и Андрея закружилась в вальсе...В любимых литературных героях легко узнать исполнителей главных ролей в киноэпопее Сергея Бондарчука — Людмилу Савельеву и Вячеслава Тихонова. Воплотили композицию в жизнь подольские мастера: известный скульптор Андрей Плиев, архитекторы Михаил Королев и Александр Грамматчиков. Для авторов было очень важным передать в легком вальсе пластику танцующей пары, движение складок на платье Наташи Ростовой, восхищенный взгляд Андрея Болконского. И это им удалось. #памятникилитературнымгероям #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Эльдар Рязанов Как тебе я, милый, рад, Мот, кутила, листопад, ты — транжира, расточитель, разбазарил, что имел. Мой мучитель и учитель, что ты держишь на уме? Разноцветные банкноты тихо по миру летят, а деревья, как банкроты, изумленные торчат. Жизнь — безжалостная штука, сложенная из утрат... Ты прощаешься без звука, друг мой, брат мой, листопад. Отдаешь родные листья,— ты — образчик бескорыстья. Успокой мою натуру, ибо нет пути назад... Разноцветные купюры под ногами шелестят... Осень любящий бездельник, я гуляю наугад, и в садах костры из денег в небо струйками дымят. Как тебе я, милый, рад, листопад мой, друг и брат. (художник Елена Бархаткова) #ЭльдарРязанов #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Мы часто повторяем, что о человеке судят по его делам, но забываем иногда, что слово тоже поступок. Речь человека – зеркало его самого. Всё фальшивое и лживое, пошлое и вульгарное, как бы мы ни пытались скрыть это от других, вся пустота, чёрствость или грубость прорываются в речи с такой же силой и очевидностью, с какой проявляются искренность и благородство, глубина и тонкость мыслей и чувств. Лев Николаевич Толстой (художник Леонид Пастернак) #ЛевТолстой #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Роберт Рождественский Тыловой госпиталь За окошком дышит холод. Ветер воет на луну… Помещенье нашей школы занял госпиталь в войну. Здесь легко обосновались предвоенные слова. И палаты назывались: Третья – «Б», Восьмая – «А». И хотя для неученых медицина — темный лес, в школе выяснялось четко, кто – «жилец», кто – «не жилец»… Многодетные гвардейцы — вечные ученики — здесь учились, будто в детстве, делать первые шаги. И метался по палате стон полуночный: «Сестра!..» И не только службы ради бодрствовали доктора с покрасневшими глазами… Здесь — безжалостен и строг — шел невиданный экзамен, нескончаемый урок, где на всех — одна задача: даже если тяжело, выжить — так или иначе. Выжить — Гитлеру назло!.. Шло учение рисково, но одно известно мне: кончившие эту школу больше знали о войне!.. К остановке шли трамвайной, уходили, излечась. Краше грамоты похвальной было направленье в часть. А еще — слова привета. И колеса — сердцу в такт… Знаю я, что школу эту покидали и не так. Инвалидная команда трубы медные брала. Долго, страшно и громадно эта музыка ползла. Ежедневная дорога будто — личная вина… …А война была далеко. Далеко́ была война. (художник Зинаида Кожевникова-Котова) #РобертРождественский #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Геннадий Шпаликов Меняют люди адреса, Переезжают, расстаются, Но лишь осенние леса На белом свете остаются. Останется не разговор И не обиды — по привычке, А поля сжатого простор, Дорога лесом к электричке. Меж дач пустых она вела,— Достатка, славы, привилегий, Телега нас обогнала, И ехал парень на телеге. Останется — наверняка — В тумане белая река, Туман ее обворожил, Костром на берегу украсил, На воду бакен положил — Движение обезопасил. (художник Азат Галимов) #ГеннадийШпаликов #ПоЧИТАТЕЛИкниг