15 сентября 1789 года родился Джеймс Фенимор Купер, американский писатель Джеймс Фенимор Купер оставил после себя обширное литературное наследие. Он написал 32 романа, а также несколько томов путевых заметок, публицистики, исторических изысканий и памфлетов. Купер сыграл огромную роль в развитии американского романа, придумав несколько его поджанров: утопический, сатирико-фантастический, социально-бытовой, морской, исторический. Писателем Купер стал, как гласит семейная легенда, совершенно случайно — неожиданно для домашних и для него самого. Дочь Купера Сьюзен вспоминала: «Мать моя была нездорова; она лежала на кушетке, а он читал ей вслух свежий английский роман. Видимо, вещь была никчемная, потому что после первых же глав он отшвырнул его и воскликнул: «Да я бы сам написал тебе книгу получше этой!» Мать рассмеялась — до того абсурдной показалась ей эта идея. Он, который терпеть не мог писать даже письма, вдруг засядет за книгу! Отец настаивал, что сможет, и правда, с ходу набросал первые страницы истории, у которой еще не было названия; действие, между прочим, происходило в Англии». Чтобы не показаться хвастуном, за несколько недель Джеймс написал первый роман под названием «Предосторожность». Имя автора скрывалось, потому что американская власть не отличалась лояльностью к английскому правительству. Но и критики Англии забраковали произведение, потому что события никак не соответствовали фактической истории страны. Вторым произведением Купера стал знаменитый «Шпион, или Повесть о нейтральной территории». Герой романа, участвуя в американской войне за независимость, выбирает сложнейший путь служения отчизне: становится разведчиком, выдавая себя за шпиона вражеской армии. Рискуя жизнью, патриот до конца выполняет долг, не думая о наградах и славе. Роман имел громадный успех: как в Америке, так и в Европе. Начало нового жанра в литературе США было положено. Окрылённый успехом, писатель решил из любителей перейти в категорию профессионалов. Джеймс продолжал писать, далее последовали тексты, где подробно и увлекательно описываются природа Америки и её история. Как писал Белинский, «Купера нельзя превзойти, когда он приобщает вас к красотам американской природы». Высшим достижением творчества Купера является пенталогия о Кожаном Чулке. В неё вошли пять романов: «Пионеры», «Прерия», «Последний из Могикан», «Зверобой» и «Следопыт». Все они объединены образом главного героя по имени Натаниэль Бампо. Он охотник, у которого много прозвищ: Длинный Карабин, Кожаный Чулок, Соколиный Глаз, Следопыт, Зверобой. Успех романов был потрясающим. Они рассказывали историю завоеваний и духовных потерь американского народа при освоении новых земель на Западе. Художественным открытием Купера стало изображение индейцев, несмотря на то, что некоторые предшественники уже затрагивали эту тему. Автор описал трагедию индейского народа: белые колонизаторы грабили, спаивали, развращали и истребляли их. Коренных жителей Америки преследовали с нечеловеческой жестокостью, им приписывали всевозможные пороки. Но Джеймс разрушил этот миф, показав, что индейцы часто превосходят белых в морально-нравственном плане. Фенимор Купер стал первым американским писателем, которого безоговорочно и широко признала культурная среда Старого Света, включая Россию. Бальзак, читая его романы, по собственному признанию, рычал от удовольствия. Теккерей ставил Купера выше Вальтера Скотта, повторив в этом случае отзывы Лермонтова и Белинского, который вообще уподоблял его Сервантесу и даже Гомеру. Пушкин отмечал богатое поэтическое воображение Купера. #ФениморКупер #ПоЧИТАТЕЛИкниг

16 сентября в итальянском городе Вероне отмечают праздник – День рождения Джульетты, знаменитой шекспировской героини. Две равно уважаемых семьи В Вероне, где встречают нас событья, Ведут междоусобные бои И не хотят унять кровопролитья. Друг друга любят дети главарей, Но им судьба подстраивает козни, И гибель их у гробовых дверей Кладет конец непримиримой розни... История любви Ромео и Джульетты, рассказанная Шекспиром уже много веков назад, не оставляет никого равнодушным. Внимательно читая трагедию, обращая внимание на мелочи и детали и сопоставляя факты, историки вычислили день рождения Джульетты. Главная героиня родилась 16 сентября 1284 года. (художник John Hayter, 1820-е годы) #Джульетта #Верона #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Марина Цветаева Ты, чьи сны ещё непробудны, Чьи движенья ещё тихи, В переулок сходи Трёхпрудный, Если любишь мои стихи. О, как солнечно и как звёздно Начат жизненный первый том, Умоляю — пока не поздно, Приходи посмотреть наш дом! Будет скоро тот мир погублен, Погляди на него тайком, Пока тополь ещё не срублен И не продан ещё наш дом. Этот тополь! Под ним ютятся Наши детские вечера. Этот тополь среди акаций Цвета пепла и серебра. Этот мир невозвратно-чудный Ты застанешь ещё, спеши! В переулок сходи Трёхпрудный, В эту душу моей души. 1913 Дом в Трехпрудном был олицетворением цветаевской Москвы: на такие домики, маленькие и беззащитные, надвигались новые доходные дома - «вас заменили уроды, грузные, в шесть этажей». А её родовое «гнездо» – небольшой деревянный дом в Трехпрудном переулке был снесен в революцию и бесследно исчез с лица земли. (художник Ян Антонышев) #МаринаЦветаева #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Винсент Ван Гог . «Ночная терраса кафе» Картина была написала в Арле в 1888 году, в период особой радостной одухотворенности Ван Гога. Он только приехал в этот город, арендовал себе прекрасный дом и старательно обставил его интерьер своими картинами. Дом в Арле был для него местом покоя и вдохновения, которое способствовало созданию великих творений. Душевная радость проявилась в его творчестве значительным использованием желтой краски. Вполне вероятно, сказались и климатические условия: этот город славится насыщенными солнечными лучами. На картине изображена терраса кафе на площади форум в Арле, которое и по сей день радует посетителей, но уже под новым названием «Кафе Ван Гога». Ван Гог писал своей сестре: «По-правде говоря, я отвлекся от всех остальных дел и теперь тружусь над новой картиной, изображающий внешнюю часть одного ночного кафе: крошечные фигуры выпивающих на террасе людей, огромный жёлтый фонарь освещает террасу, дом и тротуар, и даже придает некоторую яркость мостовой, которая окрашивается в розовато-фиолетовые тона. Треугольные фронтоны зданий на убегающей вдаль улице под синим небом, усыпанным звездами, кажутся тёмно-синими или фиолетовыми, и там ещё зелёное дерево.» Интересной особенностью является то, что при написании картины художник не использовал ни грамма чёрной краски, и тем не менее, ему удалось мастерски изобразить ночное небо и необыкновенное сияние звёзд. «Ночь гораздо живее и богаче красками, чем день» — говорил Ван Гог. «Ночная терраса кафе» — одна из трех картин Ван Гога, на которых изображено его любимое звездное небо. «Звездная ночь над Роной» и «Звездная ночь» завершают трилогию картин. #ВинсентВанГог #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Александр Кушнер Осень Деревья листву отряхают, И солнышко сходит на нет. Всю осень грустят и вздыхают Полонский, и Майков, и Фет. Всю осень, в какую беседку Ни сунься – мелькают впотьмах Их брюки в широкую клетку, Тяжелые трости в руках. А тут, что ни день, перемены: Слетает листок за листком. И снова они современны С безумным своим шепотком. Как штопор, вонзится листочек В прохладный и рыхлый песок — Как будто не вытянул летчик, Неправильно взял, на глазок. Охота к делам пропадает, И в воздухе пахнет зимой. «Мой сад с каждым днем увядает». И мой увядает! И мой! (художник Николай Гриценко) #АлександрКушнер #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Александр Кушнер Осень Деревья листву отряхают, И солнышко сходит на нет. Всю осень грустят и вздыхают Полонский, и Майков, и Фет. Всю осень, в какую беседку Ни сунься – мелькают впотьмах Их брюки в широкую клетку, Тяжелые трости в руках. А тут, что ни день, перемены: Слетает листок за листком. И снова они современны С безумным своим шепотком. Как штопор, вонзится листочек В прохладный и рыхлый песок — Как будто не вытянул летчик, Неправильно взял, на глазок. Охота к делам пропадает, И в воздухе пахнет зимой. «Мой сад с каждым днем увядает». И мой увядает! И мой! (художник Роман Биляев) #АлександрКушнер #ПоЧИТАТЕЛИкниг

11 сентября 1862 года родился известный американский писатель О.Генри. Его настоящее имя Уильям Сидни Портер. Подписываться псевдонимом писатель стал, когда сочинял рассказы отбывая срок в тюрьме – он работал в банке и его осудили за растрату. Какое-то время Портер скрывался от правосудия в Южной Америке, но по возвращении в США его посадили в тюрьму. За решеткой писатель провел три года. Именно в неволе появился псевдоним О.Генри (вопреки распространенному мнению, он пишется не по-ирландски – О’Генри, – а именно так). По одним данным, имя Генри взято из колонки светских новостей в газете, а инициал О. выбран как самая простая буква. Согласно другой версии, О. это сокращение от имени Olivier (несколько своих рассказов писатель подписал именем Olivier Henry). Однако, еще существует версия, что псевдоним – это всего лишь сокращение от название тюрьмы, в которой отбывал срок писатель. Первый свой рассказ под этим псевдонимом — «Рождественский подарок Дика-Свистуна» Портер написал в 1899 году. Произведение было опубликовано в «Журнале Мак Клюра». Всего О.Генри написано 273 рассказа. Критики сразу же окрестили его «мастером короткого рассказа» за тонкий юмор и неожиданные развязки его произведений. Сам же писатель мечтал написать большой серьезный роман. – Всё, что я писал до сих пор, это просто баловство, проба пера, по сравнению с тем, что я напишу через год, – говорил О.Генри. Однако, этого так и не случилось. #ОГенри #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Константин Паустовский ...Писателю, когда он работает, нужны спокойствие и по возможности отсутствие забот. Если впереди ждет какая-нибудь, даже отдаленная неприятность, то лучше не браться за рукопись. Перо будет валиться из рук или из-под него поползут вымученные пустые слова. Я несколько раз в своей жизни работал с легким сердцем, сосредоточенно и неторопливо. Однажды я плыл зимой на совершенно пустом теплоходе из Батума в Одессу. Море было серое, холодное, тихое. Берега тонули в пепельной мгле. Тяжелые тучи, будто в летаргическом сне, лежали на хребтах отдаленных гор. Я писал в каюте, иногда вставал, подходил к иллюминатору, смотрел на берега. Тихо пели в железной утробе теплохода могучие машины. Пищали чайки. Писать было легко. Никто не мог оторвать меня от любимых мыслей. Ни о чем, совершенно ни о чем не надо было думать, кроме как о рассказе, который я писал. Я ощущал это как величайшее счастье. Открытое море защищало меня от всяких помех. И еще очень помогало работать сознание движения в пространстве, смутное ожидание портовых городов, куда мы должны были заходить, может быть, каких-то неутомительных и коротких встреч. Теплоход резал стальным форштевнем бледную зимнюю воду, и мне казалось, что он несет меня к неизбежному счастью. Так мне казалось, очевидно, потому, что удавался рассказ. И еще я помню, как легко было работать в мезонине деревенского дома, осенью, в одиночестве, под потрескиванье свечи. Темная и безветренная сентябрьская ночь окружала меня и так же, как море, защищала от всяких помех. Трудно сказать, почему, но очень помогало писать сознание, что за стеной всю ночь напролет облетает старый деревенский сад. Я думал о нем, как о живом существе. Он был молчалив и терпеливо ждал того времени, когда я пойду поздним вечером к колодцу за водой для чайника. Может быть, ему было легче переносить эту бесконечную ночь, когда он слышал бренчанье ведра и шаги человека. Но во всяком случае ощущение одинокого сада и холодных лесов, тянущихся за околицей на десятки километров, лесных озер, где в такую ночь, конечно, не может быть и нет ни единой человеческой души, а только звезды отражаются в воде, как отражались сто и тысячу лет назад, – это ощущение помогало мне. Пожалуй, я могу сказать, что в эти осенние вечера я был действительно счастлив. Хорошо писать, когда впереди тебя ждет что-нибудь интересное, радостное, любимое, даже такой пустяк, как рыбная ловля под черными ивами на отдаленной старице реки. Из рассказа «Как будто пустяки» 1955 (художник Андрей Захаров) #КонстантинПаустовский #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Николай Рубцов СЕНТЯБРЬ Слава тебе, поднебесный Радостный краткий покой! Солнечный блеск твой чудесный С нашей играет рекой, С рощей играет багряной, С россыпью ягод в сенях, Словно бы праздник нагрянул На златогривых конях! Радуюсь громкому лаю, Листьям, корове, грачу, И ничего не желаю, И ничего не хочу! И никому не известно То, что, с зимой говоря, В бездне таится небесной Ветер и грусть октября... 1970 (художник Петр Коростелёв, «Поэт Н.Рубцов») #НиколайРубцов #сентябрь #ПоЧИТАТЕЛИкниг

СВЕТЛОЕ СЛОВО ДОБРОГО ЧЕЛОВЕКА Из дневниковых записей Бориса Шергина 11 сентября 1943 года. Пятница Вчера со вставания глянул в окно: о! солнышко! Как солнцем озарённая, стоит купа дерев, что напротив. Ан, нет: пасмурен день. Это золото осени так наряжает листву. 15 сентября. Вторник Осень серая. Туск на травах, серебряная долина. Чёрная, молчащая река. Трожественно, как в храме, когда совершается таинство и молчит всякая плоть человека. Тишина, подобная неизъяснимой музыке. День, и дивно это безлюдие и безмолвие. <…> Бреду с мешками, груз гнетёт долу, тронь, – я так и клюкну. Загорбок и шею свело, как понурая свинья ковыляю. Пот бежит по загривку… не опоздать бы на поезд. Скрипит нога, скрипит липовая. Очки лезут с носа. <…> Но что мне глаза, что мне ноги. Торжественно стало и преславно вокруг меня. <…> Уж ничто мне не мешает, – ни поезда, ни люди. <…> Всё стало настоящее. Уж не дольнее, топтаное, будничное, а преображённое, истинное всё вкруг меня. 13 октября Мне солнечная погода даром. Пасмурно я люблю, не знаешь – день ли, вечер ли… Всё такое особенное делается без теней. В этом есть “волшебность”, неведомое нам нечто есть во всём. Идёшь по улице – дома, люди, всё такое обыкновенное, но всё это сопровождает нечто незнаемое нами. У всего, что мы видим хоть бы на улице, есть два лица. <…> Это странное и сладкое состояние близости открытия какой-то тайны существования существ и вещей (и вещей!!!). <…> Надо идти где-то, и вдруг тихо плева с мысли снимется, и то, на что просто так смотрел, видишь не “просто таким”, а… пребывающим ещё и иначе. 19 октября На 17 октября выпал первый снег… Неужели это на сей земле было и во мне было это ликованье о первом снеге… Конечно, давно было, в детстве. Но как памятны человеку впечатления детства! …Но и сейчас по дорогам смесили ногами, а по заборам, крышам сутки лежали снежки белые, лопушистые. 19 ноября. Четверг <…> Мне бы не ледышкой в грязной, холодной, мутной проруби дневных злоб болтаться хотелось, а в живой воде мира Божьего … растаять хотелось… Недугует тело, немотствует и душа, как безмолвник стоишь, ни в тих, ни в сих. Шататься по лакейским мира сего гнушаюсь, водворитися в возлюбленных селениях мира Божьего, – одежды не имам. 10 сентября 1945 года. Воскресение <…> В какую яму невылазную, в какое болото повергает людей несытая, мёртвая хватка, личное преизлишнее обогащение, … когда все завидуют сильному, рвачу, стараются от него не отстать, давят друг друга… Человек века сего, удачливый, неудачливый ли, спокою не ищет. Ежели он много нахватал, дак знает, что и зависти самой лютой в окружающих породил, и все окружающие в ложке воды его такого ловкого утопить рады. И с опаской, с опаской он хватает. Ему и ночь не спится. Посмотри-ка на счастливчика сего света, как у него – чуть что – глазки-то забегают опасливо. Во время чумы-то пировать, ох, многодельно и заботливо!.. 19 сентября. Вторник Липы мои, что через дорогу, за оконцем, поредели; ветер гонит жёлтый лист. Точно и не было густолиственной купы. Неба стало много видать, чему я рад. Вчера к сумеркам брёл Ивановским, Подкопаевским переулочками. Подойду да постою. Гляжу, не нагляжусь: старая стена уступами вниз, одинокий купол и высоко, высоко в тихом небе реденькие облачка. Тихость коснётся души и ума. И так властна эта тихость неба. 20 сентября. Среда Говорят, война кончилась… Нет, мир сей, век сей, житуха наша – война нескончаема. <…> схватились в своей “борьбе за жизнь”, и разве мёртвые отвалятся один от другого. Каждому надо урвать своё. Одни бьются и колотятся для того, чтоб ухватить корку хлеба для ребёнка. <…> Чтоб ухватить ломоть да снести его в тюрьму, больницу к сыну, мужу, отцу… а эти вот сражаются остервенело, чтоб удесятерить запасы вин, хрусталя, пополнить коллекции всяких редкостей и драгоценностей. <…> Надо за дурной сон вменить себе всё, что в мире сём видишь, надо заставить себя проснуться, очнуться… 14 октября. Суббота Четырнадцати годов живал я в Неноксе (старинное поморское поселение на берегу Белого моря. – Д.Ш.). Посад отгорожен от моря дюнами. <…> Шум и как бы некий свист моря слышен в домах днём и ночью, при ветре и без ветра. <…> Сколько звёзд на небе, столько в архангельском краю озёр. И речки наши серебряные текут меж озёр и через озёра. И с этих озёр, куда бы ты ни зашёл с ранней весны до поздней осени, крики птицы водяной слышатся днём и ночью. Слаще мне скрипки и свирели эти ночные крики птиц, музыка родины милой… Лебеди, когда летят, трубят, как в серебряные трубы. А гагары плачут: куа-уа! куа-уа! куа-уа! Далеко от посада не уходил, всё в глазах держал высокие шатры древних ненокских церквей. Иногда в тишине белой ночи поплывут звуки заунывного колокола: кто-нибудь в лесах, во мхах заблудился из ягодников. На колокол выйдет. <…> Удивительное, странное и сладостное состояние овладевало мною иногда, среди этой природы, в этой несказанной тишине. И любил я ходить один, а не с ребятами-сверстниками. <…> Я ни зверя, ни птицу не стрелял, я смала в белые ночи рыбку любил сидеть удить. Ладно, ежели на уху свежей достану, а я за этим не гонился. Озеро или Лая-река в ночь как зеркало. Всплески рыб, крики птиц, тихое сияние неба, сияние вод… Сидишь на плотике и боишься комара сгонить, чтоб не упустить какой ноты чудной симфонии северной ночи… 9 ноября. Четверг Дни короткие, по-нашему, по-северному, зима уж… Снег нападает да стает. Вчера лужи, сегодня выморозило сухо без снегу. Туск небесный быстро смеркнется, а всё, где увижу меж домы деревья, особливо старые, ветвистые, – не могу досыта наглядеться, усладиться рисунком сучьев и ветвей, так чудно вырисованных на туске небесном. Кабы мне прежние глаза, только бы я и рисовал… 1 сентября 1946 года. Суббота Как же оно пресветло, как же оно радостно, осеннее “серенькое” русское небо! Вот у кого был бы дом или палата, крытая перламутровым куполом. И светлая радужность этой кровли всё бы время менялась. Уж как бы любовался хозяин, купно и все приходящие, таковым чудом! 5 сентября. Среда Заунывная равнина. Ухабистые глиняные дороги. Изрытые и брошенные поля. Молчаливо, согняся под мешком картофеля, опираясь на лопату, пробредёт человек – и нет никого. Над молчащею равниной низко склонилось облачное небо. Быстро опускается вечер. <…> Я увидел, узнал, нашёл себя бесконечно своим этой заунывной осенней заре, бесприютности этих вечерних полей и дорог. Душа находила своё, она летала, как птица. <…> Давно не слышал я столь родимого голоса и зова, каким позвал меня этот осенний пустынный вечер. 28 сентября. Пятница …Не могу забыть: вчера, на ветру, в сумерки, на людном перекрёстке стоит плохо одетый, нестарый человек и продаёт букет – пучок опавших листьев, каких много под ногами… видно, нечего больше продавать. Но никто не глядит на эти “цветы”. Может, он и не ел сегодня, этот человек. 16 ноября. Родину бы хотелось повидать, там бы уж недолгие мои годы дожить… <…> Я мальчиком бывал в гостях на Глиннике. Из какого оконца не взглянешь, всегда точно крылья развернутся за плечами, будто сам ты летишь над седыми волнами, вместе с морскими птицами вон к тем дальним, еле видным островам. Помню осенний вечер на Глиннике. Бесконечные ряды черно-свинцовых валов с гребнями, пламенеющими в последних лучах заката. Грозным, немигающим оком глядит из-под сизых туч последняя заря. Красота грозная и плачевная и восторгом охватывающая душу. Сентябрь 1948 года У нас на родине уже и август месяц в осень кладут. По здешним местам август – ещё лето. Ино теперь и по-вашему, и по-нашему осень пошла… <…> И вот ещё мысль мелькнула: а для чего, на какой предмет, для кого пишешь. <…> Не знаю, для кого. <…> Но я всё-таки пишу и люблю сквозь все гнетущие заботы это веселье в себе. Потому что единственно стоющим (сам-то ничего не стою) считаю это на земле, единственный смысл жизни в этом вижу. Единственную правду… 1 сентября 1949 года. Деревня под Хотьково Тихий, ненастливый день. С рассвета дождило, в полдня показывалось солнце. И опять затянуло. Лёгкий ветерок. Тихо. В низине Пажи крячет утка. Решили ехать в город. Грустно мне, но лирика тихого ненастья нерентабельна. Может, дело какое навернётся в городе. <…> Вишь, сегодня день тих и тепел, то я и зажалел уезжать. Человек, “рождённый для вдохновенья и звуков сладких”, есть сущее горе для его близких. Век свой я просидел у окошечка, созерцая облака, возложив на братишку всякое житейское попечение… 30 ноября. Среда Кабы не озябные ветры, погода бы ничего. Братишку в поле просвистало. <…> И я со вчерашнего дня приуныл: обнадёженный “дамой-патронессой” два месяца сидел над сценической вещицей. Вчера торжественно понёс в контору, указанную дамой, уверен был в гонораре. А там пожали только плечами. Такой товар не надобен. Из дневников неустановленных лет Лежащий в печали человек всегда хочет встать да развеселиться. И чтобы сердце твоё развеселилось, совсем не надобно, чтоб вдруг изменились житейские обстоятельства. Развеселить может светлое слово доброго человека. #БорисШергин #ПоЧИТАТЕЛИкниг