Сегодня день памяти Владимира ВЫСОЦКОГО, его не стало 25 июля 1980 года 25 июля. 10.28. Агентство Франс Пресс из Москвы. «Советский актер и певец Владимир Высоцкий, муж французской актрисы Марины Влади, умер в пятницу от инфаркта. Владимир Высоцкий был знаменит в Советском Союзе как ролями на Таганке, московском авангардистском театре, так и своими песнями. Некоторые из них были очень критичными по отношению к режиму... Марина Влади должна прибыть сегодня в Москву. Похороны состоятся в будущий понедельник». А в СССР первое сообщение о смерти Владимира Высоцкого появилось в «Вечерней Москве». Второе — и последнее — в «Советской культуре»: все остальные средства массовой информации — газеты, радио и телевидение — хранили полное молчание. Но о смерти Высоцкого уже знала вся Москва, вскоре узнала и вся страна... Вечером заработали «вражеские радиоголоса». За «бугром» успели сделать целые передачи, посвященные памяти Высоцкого. «...В четыре часа утра двадцать пятого июля я просыпаюсь в поту, зажигаю свет, сажусь на кровати. На подушке — красный след, я раздавила огромного комара. Я не отрываясь смотрю на подушку — меня словно заколдовало это яркое пятно. Проходит довольно много времени, и, когда звонит телефон, я знаю, что услышу не твой голос. «Володя умер». Вот и все, два коротких слова, сказанных незнакомым голосом. Тебя придавил лёд, тебе не удалось разбить его. В комнате с закрытыми окнами лежит твоё тело. Ты одет в чёрный свитер и чёрные брюки. Волосы зачёсаны назад, лоб открыт, лицо застыло в напряжённом, почти сердитом выражении. Длинные белые руки вяло сложены на груди. Лишь в них видится покой. Из тебя выкачали кровь и вкололи в вены специальную жидкость, потому что в России с покойными долго прощаются, прежде чем хоронить. Я одна с тобой, я говорю с тобой, я прикасаюсь к твоему лицу, рукам, я долго плачу. «Больше никогда» — эти два слова душат меня. Гнев сжимает мне сердце. Как могли исчезнуть столько таланта, щедрости, силы? Почему это тело, такое послушное, отвечающее каждой мышцей на любое из твоих желаний, лежит неподвижно? Где этот голос, неистовство которого потрясало толпу? Как и ты, я не верю в жизнь на том свете...» Марина Влади, «Владимир или прерванный полет» #ВладимирВысоцкий #деньпамяти #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Стихотворение Олега Даля, посвящённое памяти Высоцкого Они годами не виделись; не работали вместе, за исключением одного раза. Кажется, у них не было точек соприкосновения. И, тем не менее, они были друзьями. Уже незадолго до конца его 39-летней жизни, на какой-то встрече со зрителями Далю пришла записка: «Олег Иванович, есть ли у Вас друзья? Кто они?» — «Друзей у меня нет, — ответил Даль. — То есть они у меня были — Влад Дворжецкий, Володя Высоцкий...» Потом помолчал, глядя по своей обычной мрачноватой манере последних лет внутрь себя, и добавил: «Я чувствую — они меня ждут». Их последняя встреча состоялась 1 мая 1980 года. Даль приехал к Высоцкому домой, и тот читал ему свои последние стихи. На похоронах Высоцкого Олег сказал: «А теперь моя очередь». По воспоминаниям многих людей, он часто повторял эту фразу. Это стихотворение Олег Даль написал в январе 1981 года. А 3 марта 1981 года не стало и его самого. В. Высоцкому, брату. Монино, январь 1981 Сейчас я вспоминаю... Мы прощались... Навсегда... Сейчас я понял... Понимаю... Разорванность следа... Начало мая... Спотыкаюсь... Слова, слова, слова. Сорока бьёт хвостом. Снег опадает, обнажая Нагую холодность ветвей. И вот последняя глава Пахнула розовым кустом, Тоску и лживость обещая, И умерла в груди моей. Покой-покой... И одиночество, и злоба. И плачу я во сне и просыпаюсь... Обида — серебристый месяц. Клеймённость — горя проба. И снова каюсь. Каюсь. Каюсь, Держа в руках разорванное сердце... #ВладимирВысоцкий #ОлегДаль #памятиВысоцкого #ПоЧИТАТЕЛИкниг

24 июля 1802 года родился Александр ДЮМА (отец), французский писатель и драматург Главным искусством эпохи был театр, и Дюма, как и полагалось молодому, пылкому, мечтающему о лучшем будущем человеку, все свободные вечера пропадал на галерке. Прославился Дюма рано. Первый большой успех ему принес Генрих III и его двор» (1829). Опыт драматурга повлиял и на его романы. Один из секретов их успеха в том, что они похожи на пьесу: в них нет длиннот, много действия и диалогов, главы короткие, словно акты. На гонорары от «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо» Дюма построил шикарную виллу, назвав ее «Замок Монте-Кристо». Строительство заняло 2 с половиной года и потребовало 500 тыс. франков. Трехэтажный замок был официально открыт 25 июля 1847 г., на открытие прибыло более 600 гостей. Но Дюма прожил в нем меньше года: 22 мая 1848 г. усадьба была описана за долги и продана за 31 тыс. франков. Замок побывал во многих руках, а в 1960-е гг на его месте хотели построить жилые дома. В 1969 г. образовалось Общество друзей Александра Дюма, через 3 года с его помощью замок выкупили и отреставрировали. В зените славы Дюма зарабатывал миллионы, а умер разоренным на руках у сына. Возле его постели на столике лежали два луидора — все, что осталось от его состояния. Однажды он взял их, долго разглядывал, а потом сказал сыну: — Все говорят, что я мот… Видишь, как все заблуждаются? Когда я впервые приехал в Париж, в кармане у меня было два луидора. Взгляни… Они все еще целы. Смерть его была легка, он отошел с улыбкой на устах. Он знал, что так и случится: «Смерть будет ко мне милостива: ведь я расскажу ей какую-нибудь историю». #АлександрДюма #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Николай Некрасов КРЕСТЬЯНСКИЕ ДЕТИ Опять я в деревне. Хожу на охоту, Пишу мои вирши — живется легко. Вчера, утомленный ходьбой по болоту, Забрел я в сарай и заснул глубоко. Проснулся: в широкие щели сарая Глядятся веселого солнца лучи. Воркует голубка; над крышей летая, Кричат молодые грачи; Летит и другая какая-то птица — По тени узнал я ворону как раз; Чу! шепот какой-то… а вот вереница Вдоль щели внимательных глаз! Всё серые, карие, синие глазки — Смешались, как в поле цветы. В них столько покоя, свободы и ласки, В них столько святой доброты! Я детского глаза люблю выраженье, Его я узнаю всегда. Я замер: коснулось души умиленье… Чу! шепот опять! П е р в ы й г о л о с Борода! В т о р о й А барин, сказали!.. Т р е т и й Потише вы, черти! В т о р о й У бар бороды не бывает — усы. П е р в ы й А ноги-то длинные, словно как жерди. Ч е т в е р т ы й А вона на шапке, гляди-тко, — часы! П я т ы й Ай, важная штука! Ш е с т о й И цепь золотая… С е д ь м о й Чай, дорого стоит? В о с ь м о й Как солнце горит! Д е в я т ы й А вона собака — большая, большая! Вода с языка-то бежит. П я т ы й Ружье! погляди-тко: стволина двойная, Замочки резные… Т р е т и й _(с испугом) Глядит! Ч е т в е р т ы й Молчи, ничего! постоим еще, Гриша! Т р е т и й Прибьет… Испугались шпионы мои И кинулись прочь: человека заслыша, Так стаей с мякины летят воробьи. Затих я, прищурился — снова явились, Глазенки мелькают в щели. Что было со мною — всему подивились И мой приговор изрекли: — Такому-то гусю уж что за охота! Лежал бы себе на печи! И видно не барин: как ехал с болота, Так рядом с Гаврилой…— «Услышит, молчи!» О милые плуты! Кто часто их видел, Тот, верю я, любит крестьянских детей; Но если бы даже ты их ненавидел, Читатель, как «низкого рода людей», — Я все-таки должен сознаться открыто, Что часто завидую им: В их жизни так много поэзии слито, Как дай Бог балованным деткам твоим. Счастливый народ! Ни науки, ни неги Не ведают в детстве они. Я делывал с ними грибные набеги: Раскапывал листья, обшаривал пни, Старался приметить грибное местечко, А утром не мог ни за что отыскать. «Взгляни-ка, Савося, какое колечко!» Мы оба нагнулись, да разом и хвать Змею! Я подпрыгнул: ужалила больно! Савося хохочет: «Попался спроста!» Зато мы потом их губили довольно И клали рядком на перилы моста. Должно быть, за подвиги славы мы ждали. У нас же дорога большая была: Рабочего звания люди сновали По ней без числа. Копатель канав вологжанин, Лудильщик, портной, шерстобит, А то в монастырь горожанин Под праздник молиться катит. Под наши густые старинные вязы На отдых тянуло усталых людей. Ребята обступят: начнутся рассказы Про Киев, про турку, про чудных зверей. Иной подгуляет, так только держися — Начнет с Волочка, до Казани дойдет" Чухну передразнит, мордву, черемиса, И сказкой потешит, и притчу ввернет: «Прощайте, ребята! Старайтесь найпаче На Господа Бога во всем потрафлять: У нас был Вавило, жил всех побогаче, Да вздумал однажды на Бога роптать, — С тех пор захудал, разорился Вавило, Нет меду со пчел, урожаю с земли, И только в одном ему счастие было, Что волосы из носу шибко росли…» Рабочий расставит, разложит снаряды — Рубанки, подпилки, долота, ножи: «Гляди, чертенята!» А дети и рады, Как пилишь, как лудишь — им все покажи. Прохожий заснет под свои прибаутки, Ребята за дело — пилить и строгать! Иступят пилу — не наточишь и в сутки! Сломают бурав — и с испугу бежать. Случалось, тут целые дни пролетали, — Что новый прохожий, то новый рассказ… Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали. Вот из лесу вышли — навстречу как раз Синеющей лентой, извилистой, длинной, Река луговая; спрыгнули гурьбой, И русых головок над речкой пустынной Что белых грибов на полянке лесной! Река огласилась и смехом и воем: Тут драка — не драка, игра — не игра… А солнце палит их полуденным зноем. — Домой, ребятишки! обедать пора.— Вернулись. У каждого полно лукошко, А сколько рассказов! Попался косой, Поймали ежа, заблудились немножко И видели волка… у, страшный какой! Ежу предлагают и мух, и козявок, Корней молочко ему отдал свое — Не пьет! отступились… Кто ловит пиявок На лаве, где матка колотит белье, Кто нянчит сестренку, двухлетнюю Глашку, Кто тащит на пожню ведерко кваску, А тот, подвязавши под горло рубашку, Таинственно что-то чертит по песку; Та в лужу забилась, а эта с обновой: Сплела себе славный венок, Всё беленький, желтенький, бледно-лиловый Да изредка красный цветок. Те спят на припеке, те пляшут вприсядку. Вот девочка ловит лукошком лошадку — Поймала, вскочила и едет на ней. И ей ли, под солнечным зноем рожденной И в фартуке с поля домой принесенной, Бояться смиренной лошадки своей?. Грибная пора отойти не успела, Гляди — уж чернехоньки губы у всех, Набили оскому: черница поспела! А там и малина, брусника, орех! Ребяческий крик, повторяемый эхом, С утра и до ночи гремит по лесам. Испугана пеньем, ауканьем, смехом, Взлетит ли тетеря, закокав птенцам, Зайчонок ли вскочит — содом, суматоха! Вот старый глухарь с облинялым крылом В кусту завозился… ну, бедному плохо! Живого в деревню тащат с торжеством… — Довольно, Ванюша! гулял ты немало, Пора за работу, родной! — Но даже и труд обернется сначала К Ванюше нарядной своей стороной: Он видит, как поле отец удобряет, Как в рыхлую землю бросает зерно, Как поле потом зеленеть начинает, Как колос растет, наливает зерно; Готовую жатву подрежут серпами, В снопы перевяжут, на ригу свезут, Просушат, колотят-колотят цепами, На мельнице смелют и хлеб испекут. Отведает свежего хлебца ребенок И в поле охотней бежит за отцом. Навьют ли сенца: «Полезай, постреленок!» Ванюша в деревню въезжает царем… Однако же зависть в дворянском дитяти Посеять нам было бы жаль. Итак, обернуть мы обязаны кстати Другой стороною медаль. Положим, крестьянский ребенок свободно Растет, не учась ничему, Но вырастет он, если Богу угодно, А сгибнуть ничто не мешает ему. Положим, он знает лесные дорожки, Гарцует верхом, не боится воды, Зато беспощадно едят его мошки, Зато ему рано знакомы труды… Однажды, в студеную зимнюю пору, Я из лесу вышел; был сильный мороз. Гляжу, поднимается медленно в гору Лошадка, везущая хворосту воз. И, шествуя важно, в спокойствии чинном, Лошадку ведет под уздцы мужичок В больших сапогах, в полушубке овчинном, В больших рукавицах… а сам с ноготок! — Здорово, парнище! — «Ступай себе мимо!» — Уж больно ты грозен, как я погляжу! Откуда дровишки? — «Из лесу, вестимо; Отец, слышишь, рубит, а я отвожу». (В лесу раздавался топор дровосека.) — А что, у отца-то большая семья? «Семья-то большая, да два человека Всего мужиков-то: отец мой да я…» — Так вон оно что! А как звать тебя? — «Власом». — А кой-тебе годик? — «Шестой миновал… Ну, мертвая!» — крикнул малюточка басом, Рванул под уздцы и быстрей зашагал. На эту картину так солнце светило, Ребенок был так уморительно мал, Как будто все это картонное было, Как будто бы в детский театр я попал! Но мальчик был мальчик живой, настоящий, И дровни, и хворост, и пегонький конь, И снег, до окошек деревни лежащий, И зимнего солнца холодный огонь — Все, все настоящее русское было, С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы, Что русской душе так мучительно мило, Что русские мысли вселяет в умы, Те честные мысли, которым нет воли, Которым нет смерти — дави не дави, В которых так много и злобы и боли, В которых так много любви! Играйте же, дети! Растите на воле! На то вам и красное детство дано, Чтоб вечно любить это скудное поле, Чтоб вечно вам милым казалось оно. Храните свое вековое наследство, Любите свой хлеб трудовой — И пусть обаянье поэзии детства Проводит вас в недра землицы родной!.. Теперь нам пора возвратиться к началу. Заметив, что стали ребята смелей, — «Эй, воры идут! — закричал я Фингалу: — Украдут, украдут! Ну, прячь поскорей!» Фингалушка скорчил серьезную мину, Под сено пожитки мои закопал, С особым стараньем припрятал дичину, У ног моих лег — и сердито рычал. Обширная область собачьей науки Ему в совершенстве знакома была; Он начал такие выкидывать штуки, Что публика с места сойти не могла. Дивятся, хохочут! Уж тут не до страха! Командуют сами! — «Фингалка, умри!» — Не засти, Сергей! Не толкайся, Кузяха, — «Смотри — умирает — смотри!» Я сам наслаждался, валяясь на сене, Их шумным весельем. Вдруг стало темно В сарае: так быстро темнеет на сцене, Когда разразиться грозе суждено. И точно: удар прогремел над сараем, В сарай полилась дождевая река, Актер залился оглушительным лаем, А зрители дали стречка! Широкая дверь отперлась, заскрипела, Ударилась в стену, опять заперлась. Я выглянул: темная туча висела Над нашим театром как раз. Под крупным дождем ребятишки бежали Босые к деревне своей… Мы с верным Фингалом грозу переждали И вышли искать дупелей. 1861 ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ К написанию этого стихотворения поэта подтолкнул случай. Это произведение биографично, в нём нет выдумки. Всё произошло летом 1861 года, когда Некрасов приехал в свою деревню Грешнево отдохнуть и походить на охоту. Охота была настоящей страстью Николая Алексеевича. Охотник с собакой долго бродил по болотам и уставший вышел, вероятнее всего, к дому Гаврилы Яковлевича Захарова, что стоял на Шоде. Некрасов сделал привал в сарае и заснул на сене. Там в сарае его и обнаружили любопытные крестьянские дети. Эта встреча навеяла на Николая Алексеевича воспоминания о собственном детстве. Ведь несмотря на своё дворянское происхождение, и запреты отца не водиться с деревенскими детьми, он был очень дружен с крестьянами. Ходил с ними в лес, купался в реке, участвовал в кулачных боях. Да и теперь выросший Некрасов был очень привязан к родной земле и её людям. В своих рассуждениях о судьбах простых людей, он часто думал о будущем и о детях, которым жить в этом будущем. После этой встречи с деревенскими сорванцами он вдохновился к написанию стихотворения, которое превратилось в целую поэму, назвав своё произведение просто — «Крестьянские дети». Работа над созданием стихотворения длилась всего два дня. После автор внёс только несколько небольших дополнений. #НиколайНекрасов #ПоЧИТАТЕЛИкниг

24 июля 1901 года из тюрьмы города Колумбус, штат Огайо, за хорошее поведение досрочно был выпущен Уильям Сидни ПОРТЕР, осужденный на 5 лет за растрату. За три года, проведенные в заключении, Портер сумел добиться литературной известности как мастер рассказа. Там же он взял себе псевдоним «О. Генри». Выходя из тюремных ворот он произнес фразу, которую цитируют уже больше столетия: «Тюрьмы могли бы оказать известную услугу обществу, если бы общество выбирало, кого туда сажать». В конце 1903 года О.Генри подписал контракт с нью-йоркской газетой «World» на еженедельную сдачу короткого воскресного рассказа — по 100 долларов за штуку. #ОГенри #этоинтересно #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Пётр Вяземский Ещё тройка Тройка мчится, тройка скачет, Вьется пыль из-под копыт, Колокольчик звонко плачет, И хохочет, и визжит. По дороге голосисто Раздается яркий звон, То вдали отбрякнет чисто То застонет глухо он. Словно леший ведьме вторит И аукается с ней, Иль русалка тараторит В роще звучных камышей. Русской степи, ночи тёмной Поэтическая весть! Много в ней и думы томной, И раздолья много есть. Прянул месяц из-за тучи, Обогнул свое кольцо И посыпал блеск зыбучий Прямо путнику в лицо. Кто сей путник? И отколе, И далёк ли путь ему? По неволи иль по воле Мчится он в ночную тьму? На веселье иль кручину, К ближним ли под кров родной Или в грустную чужбину Он спешит, голубчик мой? Сердце в нём ретиво рвется В путь обратный или вдаль? Встречи ль ждет он не дождется Иль покинутого жаль? Ждет ли перстень обручальный, Ждут ли путника пиры Или факел погребальный Над могилою сестры? Как узнать? Уж он далёко! Месяц в облако нырнул, И в пустой дали глубоко Колокольчик уж заснул. (художник Иван Владимиров) #ПётрВяземский #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Мечтой детства Бориса Пастернака было стать первоклассным музыкантом, как его мама, Розалия Пастернак. Он даже написал несколько произведений, главным из которых является соната. Но писатель был увлекающимся человеком, поэтому в юности быстро переключился с музыки на философию, а с философии на поэзию. Для того чтобы бросить занятия, он придумал для себя причину: «неабсолютный слух» (что было неправдой). #этоинтересно #БорисПастернак #соната #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Владимир Набоков На качелях В листву узорчатую зыбко плеснула тонкая доска, лазури брызнула улыбка, и заблистали небеса. И на мгновенье, над ветвями, я замер в пламени весны, держась простертыми руками за две звенящие струны. Но ослепительно метнулась ликующая синева, доска стремительно качнулась, и снизу хлынула листва. И лиловеющая зелень вновь заслонила небосвод, и очарованно-бесцелен дугообразный стал полет. Так реял я, то опускаясь, мелькая тенью по листам, то на мгновенье приближаясь к недостижимым облакам. 15 декабря 1918 (художник Сергей Демиденко) #ВладимирНабоков #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Воспоминания Александра Ивановича Куприна об Антоне Павловиче Чехове. Ялтинская дача Чехова стояла почти за городом, глубоко под белой и пыльной аутской дорогой. Не знаю, кто ее строил, но она была, пожалуй, самым оригинальным зданием в Ялте. Вся белая, чистая, легкая, красиво несимметричная, построенная вне какого-нибудь определенного архитектурного стиля, с вышкой в виде башни, с неожиданными выступами, со стеклянной верандой внизу и с открытой террасой вверху, с разбросанными то широкими, то узкими окнами, — она походила бы на здания в стиле moderne, если бы в ее плане не чувствовалась чья-то внимательная и оригинальная мысль, чей-то своеобразный вкус. Дача стояла в углу сада, окруженная цветником. К саду, со стороны, противоположной шоссе, примыкало, отделенное низкой стенкой, старое, заброшенное татарское кладбище, всегда зеленое, тихое и безлюдное, со скромными каменными плитами на могилах. Цветничок был маленький, далеко не пышный, а фруктовый сад еще очень молодой. Росли в нем груши и яблони-дички, абрикосы, персики, миндаль. В последние годы сад уже начал приносить кое-какие плоды, доставляя Антону Павловичу много забот и трогательного, какого-то детского удовольствия. Когда наступало время сбора миндальных орехов, то их снимали и в чеховском саду. Лежали они обыкновенно маленькой горкой в гостиной на подоконнике, и, кажется, ни у кого не хватало жестокости брать их, хотя их и предлагали. А.П. не любил и немного сердился, когда ему говорили, что его дача слишком мало защищена от пыли, летящей сверху, с аутского шоссе, и что сад плохо снабжен водою. Не любя вообще Крыма, а в особенности Ялты, он с особенной, ревнивой любовью относился к своему саду. Многие видели, как он иногда по утрам, сидя на корточках, заботливо обмазывал серой стволы роз или выдергивал сорные травы из клумб. А какое бывало торжество, когда среди летней засухи наконец шел дождь, наполнявший водою запасные глиняные цистерны! Но не чувство собственника сказывалось в этой хлопотливой любви, а другое, более мощное и мудрое сознание. Как часто говорил он, глядя на свой сад прищуренными глазами: — Послушайте, при мне здесь посажено каждое дерево, и, конечно, мне это дорого. Но и не это важно. Ведь здесь же до меня был пустырь и нелепые овраги, все в камнях и в чертополохе. А я вот пришел и сделал из этой дичи культурное, красивое место. Знаете ли? — прибавлял он вдруг с серьезным лицом, тоном глубокой веры. — Знаете ли, через триста — четыреста лет вся земля обратится в цветущий сад. И жизнь будет тогда необыкновенно легка и удобна... ...Рассказывая о чеховском саде, я позабыл упомянуть, что посредине его стояли качели и деревянная скамейка. И то, и другое осталось от «Дяди Вани», с которым Художественный театр приезжал в Ялту, приезжал, кажется, с исключительной целью показать больному тогда А.П-чу постановку его пьесы. Обоими предметами Чехов чрезвычайно дорожил и, показывая их, всегда с признательностью вспоминал о милом внимании к нему Художественного театра. Здесь у места также упомянуть, что эти прекрасные артисты своей исключительной деликатной чуткостью к чеховскому таланту и дружной преданностью ему самому много скрасили последние дни незабвенного художника. (художник Юрий Попков, «Сад Чехова») #АнтонЧехов #АлександрКуприн #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Собственноручное письмо Михаила Афанасьевича Булгакова, адресованное жене Любови Евгеньевне Белозерской. Дат. 22.VII.32. Письмо кота Дорогая мама, пишу тебе, как мы ходили к доктору Тоболкину. Нас обоих посадили в ту (…) корзинку, в которой дрова носят. Но у ворот Валентина Григорьевна (...) хирурга с критикой и нас упаковали. И контролер в трамвае нас не заметил. И мы все четверо и папа и Нюша приехали в переднюю. Громаднейших размеров пес разорвал в мелкие дребезги гражданина и его за это (пса) привели лечить, сказали все «он бешеный». А доктор Тоболкин посмотрел и сразу сказал: «он здоровый» и написал ему удостоверение «злая собака». Так что теперь, когда он разорвет кого-нибудь, тот не будет бояться. Папа оказался прав и теперь с нами осторожность и прописал сантонин доктор обоим и его нету. Вот пришлю рецепт - (...), может доктор у тебя выпишет и в деревенской аптеке, может, есть. Привези мама лекарство, а то Мука совсем стала худая, ее паразит съел. У нас благополучно. Папа пишет и, может быть, завтра в 11.45 поедет к Вам. а Нюша - ничего себе. Твой Утюн. P.S. Мне дали глупое название и лучше бы я был Велизарий. Папа говорит, что никоко (!) сантонина нет в деревне, но я прилагаю все таки. Муку-старуху жалко. У. (Мука - одна из кошек, жившая с Булгаковым и Белозерской и регулярно приносившая котят. Любовь Евгеньевна вспоминала: «У меня сохранилось много семейных записок, обращенных ко мне от имени котов». Судя по всему, письмо написано от имени одного из котят кошки Муки, которого наравне со всеми «посадили в корзинку» и понесли к доктору Тоболкину.) #МихаилБулгаков #письмокота #ПоЧИТАТЕЛИкниг