Бич Божий, как называли Аттилу средневековые писатели, оставил разрушительный след в истории Западной Европы вторжениями в 451 г в Галлию и в 452 в Северную Италию.
Христианская церковь на территории Римской империи в условиях значительного ослабления императорской власти приняла на себя руководящую роль в деле спасения населения (паствы) от гуннов.
В ходе гуннских набегов погибло много церковнослужителей, некоторые были канонизированы в лике мучеников.
Цитаты из исторических источников.
«Этот гибельный народ жесток, жаден, дик выше всякого описания и может назваться варваром между варварами» – так писал римскому императору Анфимию римский патриций, епископ Арвернский.
«Даже детские лица носят печать ужаса» – писал Аполлинарий о гуннах. «Круглая масса, оканчивающаяся углом, круглый безобразный плоский нарост между щек, два отверстия, вырытые во лбу, в которых вовсе не видно глаз – вот наружность гунна. Расплющенные ноздри происходят от поясов, которыми стягивают лицо новорожденного, дабы нос не препятствовал шлему сидеть крепче на голове».
Нотарий Иордан, автор написанного на латыни труда «О происхождении и деяниях гетов» (сокращенно – «Гетика»):
«Они имели опытность только в охоте и ни в чем больше: когда же разрослись в большой народ, то стали заниматься грабежом и беспокоить другие народы…
Лицо у гуннов было ужасающей черноты – конечно, от пыли и грязи. Оно походило, если так можно выразиться, на безобразный кусок мяса с двумя черными отверстиями вместо глаз. Злобный взгляд их показывает могущество души. Они свирепствуют даже над своими детьми, исцарапывая лицо их ножом, чтобы они прежде, чем коснуться груди, своей матери, испытали бы боль от ран… Они стареют, не имея бороды: лицо, изборожденное железом, лишается от рубцов украшения взрослых».
Военный историк Аммиан Марцеллин писал о гуннских племенах:
«Никто из них не пашет земли, потому что они постоянных жилищ не имеют, а живут как бродяги без всякого закона. Если вы спросите гунна, откуда он, где его родина – не получите ответа. Он не знает, где родился, где вырос. С ними нельзя заключать договоров, потому что они, подобно бессмысленным животным, не знают, что – правда, а что – неправда. Но они неудержимо и яростно стремятся достичь того, чего хотят, хотя часто переменяют свои желания…. Члены тела у них мускулистые и крепкие, шеи толстые, чудовищный и страшный вид, так что их можно принять за двуногих зверей или уподобить тем грубо отесанным наподобие человека чурбанам, какие ставятся на концах мостов. При столь диком безобразии в них человеческого образа они так закалены, что не нуждаются ни в огне, ни в приспособленной ко вкусу человека пище; они питаются кореньями диких трав и полусырым мясом всякого скота, которое они кладут на спины коней под свои бедра и дают ему немного попреть. Никогда они не укрываются в какие бы то ни было здания; но, напротив, избегают их, как гробниц, отрешенных от обычного обихода людей. У них нельзя встретить даже покрытого камышом шалаша. Они кочуют по горам и лесам, с колыбели приучаются переносить холод, голод и жажду И на чужбине входят они под кров только в случае крайней необходимости, так как не считают себя в безопасности под кровом… Нет у них различия между домашним платьем и выходной одеждой: но раз одетая на шею туника грязного цвета снимается и заменяется другой не раньше, чем она расползется в лохмотья от долговременного гниения. Голову покрывают они кривыми шапками, свои обросшие волосами ноги – козьими шкурами; обувь, которую они не выделывают ни на какой колодке, затрудняет их свободный шаг…Никто у них не пашет и никогда не коснулся сохи. Без определенного места жительства, без дома, без закона или устойчивого образа жизни кочуют они, словно вечные беглецы, с кибитками, в которых проводят жизнь; там жены ткут им их жалкие одежды, сближаются с мужьями, рожают, кормят детей до возмужалости. Никто у них не может ответить на вопрос, где он родился: зачат он в одном месте, рожден – далеко оттуда, вырос – еще дальше.Когда нет войны – они вероломны, легко поддаются всякому дуновению перепадающей новой надежды, во всем полагаются на дикую ярость. Подобно лишенным разума животным, они пребывают в совершенном неведении, что честно, что не честно, не надежные в слове и темные, не связаны уважением ни к какой религии или суеверию, пламенеют дикой страстью к золоту, до того изменчивы и скоры на гнев, что иной раз в тот же самый день отступаются от своих союзников без всякого подстрекательства и точно так же без чьего бы то ни было посредства опять мирятся».