Правильная интонация для чтения стихов. Тренируемся, всем удачи!

У француза, сидящего на фото в центре, достаточно любопытная биография. За хулиганство его отчисляли из нескольких школ. Часть своего детства он провел в приемной семье. Он успел поработать мясником. Параллельно увлекся велогонками и боксом. В 17 лет он пытался попасть в летное училище, но опоздал на набор. Соврав про свой возраст, паренек отправился во флот. Год спустя новоиспеченного морского пехотинца отправили в дисциплинарную роту в Сайгон, но даже там своенравность давала о себе знать — значительную часть службы он провел на гауптвахте, в том числе за контрабанду оружия. 4 года спустя, уволившись из армии, он начал мотаться по стране, подрабатывая где придется. Сложно сказать, как бы сложилась судьба парня, если бы в Каннах на него не обратил внимание американский продюсер Гарри Уилсон. Потом были съемки в десятках голливудских и французских фильмов, всемирная любовь и признание. И это Алэн Делон!

Это наше детство, послевоенное... мы играли в Мальчиша-Кибальчиша и никто не желал играть роль фашиста.

Вера Глаголева и Виктор Проскурин в фильме "Выйти замуж за капитана". 1985 год.

Замечательная работа художника. Рисунок на камнях.

Витю Сухорукова я знаю очень давно. С давних-предавних ленинградских времён - вечно молодой, вечно пьяный. Неудачливый. Полный энтузиазма. Полный идей и жажды работы. Чудесный участник всех капустников. Потом "случились" главные роли - в фильмах "Комедия строгого режима" и "Бакенбарды". Казалось бы - вот оно, начало карьеры. И тишина. И опять - ни денег, ни работы. Потом режиссер-дебютант Алексей Балабанов снимает его в своих фильмах "Счастливые дни" и "Замок", - и снова тишина. Вроде бы, все уже понимают, что талант у него огромный, но вот как-то оно всё не складывается... Семен Аранович предлагает роль в фильме "Agnus Dei". Роль мощнейшую. Практически - судьбоносную. Председателя колхоза Чалого Сухоруков играет на разрыв аорты. Съемочная группа буквально в онемении от его работы. Но удача вновь отворачивается: фильм не закончен, Аранович умер. Я, если честно, вообще не понимаю: это как надо верить в себя, чтобы не спиться, не разбазарить талант, чтобы не махнуть на себя и свою карьеру рукой. Ну, снимают помаленьку - и ладно. И нечего рыпаться. Без куска хлеба не сидишь - и то хорошо. Но тут один за другим "выстреливают" балабановские "Брат" и "Брат-2". И продажный ментяра Виктор Багров (погоняло "Татарин") вдруг в мгновение ока делает Сухорукова знаменитым. Не просто знаменитым - любимцем богов, публики, режиссеров... И вот уж у него фильмография - на зависть. И список спектаклей - на загляденье. И он уже давно не Витя, а Виктор Иванович. Как тут крышей-то не поехать, как бронзой-то не залиться с головы до ног? Ан и нет. И не залился. И от работы сохранил всё ту же - буквально щенячью - радость и удовольствие, как и в былые "недокормленные" времена. Ему сегодня 70 плюсом, и у него всё - зашибись, с ним работают лучшие режиссеры страны. И пусть так будет у него и дальше. Он заслужил. Выстрадал. Дождался. @ Ирина Павлова

Если бы оно могло говорить! Сколько интересного могло бы поведать!

Осенний Плёс. Ивановская область. Аня Юхова. Очень пронзительная фотография. Почти, как картина.

- В молодости я был бабником, но ни одна женщина не хотела идти за меня замуж, потому что мне не хватало времени для семейной жизни, - рассказывал Гойко Митич, когда приезжал на съемки боевика Андрея Волгина "Балканский рубеж". Он согласился на роль Горана Милича в этом фильме, потому что впервые за шестьдесят лет работы в кино ему предложили сыграть серба. Во-вторых, артист хотел выразить своё отношение к войне в Югославии: он никогда не забудет события 90-х, ведь его родной город Лесковац находится совсем рядом с Косово. Там до сих пор живёт его брат и там умерла его мама - сердце не выдержало напряжения военных испытаний. На похороны матери Гойко Митич прорваться через закрытую границу не сумел. Цветы на могилу он принес спустя год. И в-третьих, ему очень хотелось поработать со знаменитыми земляками - Эмиром Кустурицей и Милошем Биковичем. Интервью "постсоветским" журналистам Гойко Митич давал на русском, изредка прибегая к помощи переводчиков - когда слова трудно подбирались. Говорит, что учил язык в школе. Русский преподавал отставной белогвардейский офицер, оказавшийся после революции в Югославии. Окончив школу, Гойко Митич поступил в Академию физкультуры в Белграде. Готовил себя к тренерской работе. Но тут в их вуз пожаловали представители киностудии. Искали крепких, спортивных парней для совместных с ФРГ фильмов. В начале 60-х появились первые вестерны, поставленные по приключенческим романам Карла Фридриха Мая про Виннету. Главного героя в них играл французский актер Пьер Брис, а Гойко Митичу на первых порах поручались более скромные герои. Но всё- таки герои: все сложные трюки артист выполнял сам: скакал верхом, бегал, прыгал, плавал. И в третьей картине -;"Среди коршунов" - он уже сыграл вождя племени по имени Вокаде. Вскоре индейские вестерны начали снимать и на студии DEFA. Гойко Митич переехал в ГДР и до 80-х годов "специализировался" на этой тематике, став "кумиром миллионов". Все фильмы шли в советском прокате, каждый из них в нашей стране посмотрело от 30 до 40 миллионов зрителей. Мальчишки играли в "индейцев", поклонницы признавались артисту в любви, а один мальчик даже написал, что мечтает во взрослой жизни работать Гойко Митичем. Наиболее успешные из них: "Чингачгук Большой Змей" (по роману Фенимора Купера), "Сыновья Большой Медведицы", "След Сокола", "Оцеола". Всего Митич сыграл не меньше двадцати индейских персонажей. Он и сейчас не расстался ними. Митич с удовольствием участвует в ежегодном фестивале в честь Карла Фридриха Мая. Он проходит на самой большой открытой площадке Европы, неподалёку от Кёльна. Там устанавливаются грандиозные декорации: форт, палатки, хижины, салун. На место свозятся бочки с пивом, оркестр исполняет музыку в стиле кантри. И тут появляется он, Гойко Митич - верхом на коне, в образе Виннету. Но актер пробовал себя и в других жанрах. В театре Шверина он сыграл индейца в пьесе "Пролетая над гнездом кукушки", был занят в мюзиклах и снимался в сериалах. В детективе "Архив смерти", рассказывающем о последних месяцах Второй мировой войны, актер исполнил роль советского разведчика Бориса. Сегодня актер ведёт размеренный и здоровый образ жизни. Он живёт в Берлине, приняв в начале нового века гражданство ФРГ. Дом Гойко Митич построил на берегу реки. По утрам обязательно делает зарядку, по делам на близкие расстояния ездит на велосипеде, а летом, если появляется свободное время - уезжает на Адриатику, чтобы заняться дайвингом. Он так и не научился курить, а из напитков иногда позволяет себе лишь бокал доброго красного сухого вина. В 52 года актер стал отцом. В дочери Наташе души не чает, она и есть его семья. Сегодня исполнилось 83 года немецкому и сербскому актеру Гойко Митичу.

Когда речь заходит о блокадном Ленинграде, очень много рассказывается о «Дороге жизни», но почти никогда не упоминается роль буеристов. А ведь именно они первыми привезли продовольствие в осажденный город. Буер - это кабина или платформа, установленная на коньках и передвигающаяся по льду с помощью паруса. В Петербург подобную конструкцию привез еще Петр Великий, а в первой половине XX века буерный спорт пользовался популярностью у моряков Балтфлота. В начале зимы 1941 года было сформировано два буерных отряда по 100 человек в каждом. Эти ребята выполняли функцию разведки, патрулирования и транспортную. На решетчатой платформе можно было разместить до 600 кг муки. При хорошем ветре один буерист успевал сделать за день от четырех до шести рейсов, то есть привести примерно три с половиной тонны муки, а это семь тысяч буханок хлеба и двадцать восемь тысяч накормленных по блокадным нормам людей. Кроме того буеристы вывозили из блокадного Ленинграда истощенных женщин и детей. 35 км по дороге жизни преодолевались всего за 20 минут, когда люди оказывались на другом берегу, они не верили что все позади, они думали, что их хотят бросить посреди озера. Но их вели в дом, где было тепло и ждал хлеб. Выкрашенные в белый цвет и с белым парусом буера обеспечивали неплохую маскировку, а высокая скорость не позволяла открыть сколько-нибудь прицельный огонь. В таких эвакуационных рейсах за всю войну не был подбит ни один буер. Такая вот маленькая победа на отдельно взятом участке фронта. « Честь имею» Очень хорошо и подробно подвиг буеристов описан в книге Н. Черкашина "Одиссея мичмана Д". СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ. Этот снимок сделан за год-два до гибели Людевига. Немолодой, тертый жизнью человек в черном пальто. Подзапущенная борода. На голове форменный картуз с «крабом» морского яхт-клуба. Под навесом широкого кожаного козырька поблескивают металлические - грибоедовские - очечки. Глаза сквозь стекла смотрят чуть грустно, прямо и строго. Старый яхтенный капитан, «яхтенный адмирал», как зовут его в шутку друзья, мастер спорта, конструктор деревянного судостроения, Дон-Кихот-ветроход… «Вам мало было самим заниматься парусным спортом. Вы готовы были приобщить к нему весь мир», - писали друзья в почетном адресе по случаю 25-летия спортивной деятельности Людевига. Во время Кронштадтского мятежа Людевиг гонял по льду Финского залива на буерах - ледовых яхтах, поддерживая связь красноармейских частей с Петроградом. После гражданской войны он целиком отдался любимому делу: организовывал речной яхт-клуб, учил осоавиахимовцев, писал популярные брошюры, конструировал, строил… Он увлекся буерами, «чертогонами», как их в шутку называли в народе. Его не очень-то понимали: уж очень диковинный спорт - мчаться по льду под парусами. Находились и такие, которые заявляли: буер - отрыжка буржуазного спорта, пустая забава аристократов. А этот неистовый чудак со всклоченной бородкой уверял всех, что буер надо взять на вооружение Рабоче-Крестьянского Красного Флота. Никто тогда ни сном ни духом не ведал, что первый мешок муки в умирающий от голода Ленинград будет доставлен по льду Ладоги именно на буере. Буеристы первыми - еще по тонкому льду - произвели разведку будущей Дороги жизни. Обратно из Кобон в Осиновец они возвращались отнюдь не налегке - на платформы «чертогонов» были уложены мешки с драгоценной мукой. И позже, когда на лед, еще недоступный автомашинам, вышли санные обозы, ледовые яхты, обгоняя выбивающихся из сил коней, летели по глади замерзшего озера, перевозя в осажденный город тонны и тонны ржаной, пшеничной муки. Скольким женщинам, детям-дистрофикам, раненым бойцам спас жизнь тот самый первый хлеб! Лишь конструктора Людевига не успели спасти его ветролеты. Он умер от голода в жестокую зиму сорок второго. Его ученик, известный ленинградский яхтсмен Никита Евдокимович Астратов, сообщил мне в письме некоторые подробности: «Быть может, он бы и пережил ту страшную зиму, но его обворовали. Из подвальчика на его огороде кто-то выгреб весь картофель… Боже, какой был человек! Умный, добрый, радушный, глубоко интеллигентный. При нем не ругался даже наш шкипер, бывший боцман с «Громобоя». Николай Юльевич был гонщик от бога. Для нас он был больше чем тренер. Учитель! И когда в отряд буеристов пришла его открытка с едва нацарапанным словом «Помогите», мы тут же собрали пакет с продовольствием. Саша Кукин встал на лыжи и двинулся в Новую Деревню. Увы, Людевига уже два месяца как не было в живых…» А «чертогоны» старого романтика продолжали служить городу на Неве. И как служить! Сбылось предсказание Людевига: Военно-Морской Флот взял буера на вооружение. По приказанию командира Ленинградской военно-морской базы контр-адмирала Ю. Пантелеева в самом начале первой военной зимы были сформированы два буерных отряда. Оснастили их тяжелыми буерами «русского типа», построенными по чертежам Людевига. Каждая из 19 ледовых яхт несла паруса площадью до шестидесяти квадратных метров. На решетчатой платформе размещались шесть - десять автоматчиков. Вместо десанта можно было брать пять-шесть мешков муки (400-600 кг). При хорошем ветре буер успевал за день сделать от четырех до шести рейсов (3500 кг муки - семь тысяч буханок хлеба - двадцать восемь тысяч накормленных по блокадным нормам людей). Ходили буера и ночью, доставляя в город не только муку, но и медикаменты, патроны и даже бензин. Участник тех героических рейсов ленинградский яхтсмен Николай Астратов вспоминал на страницах журнала «Катера и яхты». РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: «Приходилось перевозить и обессиленных голодом ленинградцев, часть - с детьми. С большим недоверием садились пассажиры на невиданный транспорт. И радостно благодарили, очутившись через какие-нибудь 20-30 минут на Большой земле». Конструкторские разработки Людевига обеспечили Дорогу жизни самым быстрым транспортом: буера при попутном ветре развивали скорость до 80 километров в час. Их так и называли - ветролеты. Буеристы отряда зимней обороны ходили и в разведку, и в дозоры, доставляли боевые донесения… Вступали в рисковую игру с немецкими батареями и даже самолетами - выручали скорость, маневренность, сноровка шкотовых и рулевых… «В блокадные зимы буера хорошо послужили флоту. Может, стоит отыскать или воссоздать буер тех лет? - вопрошает бывший начальник отряда зимней обороны В. Чудов. - Может, стоит установить его на пьедестал, скажем, в Центральном яхт-клубе города? Ведь это еще одна страница военной истории Ленинграда, и страница славная!» Конечно, стоит… Только не забыть бы при этом назвать и имя конструктора - Николая Юльевича Людевига, матроса-охотника с «Пересвета».