Саша Черный На петербургской даче Промокло небо и земля, Душа и тело отсырели. С утра до вечера скуля, Циничный ветер лезет в щели. Дрожу, как мокрая овца… И нет конца, и нет конца! Не ем прекрасных огурцов, С тоской смотрю на землянику: Вдруг отойти в страну отцов В холерных корчах — слишком дико… Сам Мережковский учит нас, Что смерть страшна, как папуас. В объятьях шерстяных носков Смотрю, как дождь плюет на стекла. Ах, жив бездарнейший Гучков, Но нет великого Патрокла! И в довершение беды Гучков не пьет сырой воды. Ручьи сбегают со стволов. Городовой надел накидку. Гурьба учащихся ослов Бежит за горничною Лидкой. Собачья свадьба… Чахлый гром. И два спасенья: бром и ром. На потолке в сырой тени Уснули мухи. Сатанею… Какой восторг в такие дни Узнать, что шаху дали в шею! И только к вечеру поймешь, Что твой восторг — святая ложь… Горит свеча. Для счета дней Срываю листик календарный — Строфа из Бальмонта. Под ней: «Борщок, шнель-клопс и мусс янтарный». Дрожу, как мокрая овца… И нет конца, и нет конца! (художник Юрий Поздняков) #СашаЧерный #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Другие записи сообщества
16 октября 1854 года родился выдающийся английский писатель, поэт и драматург Оскар УАЙЛЬД Произведения Оскара Уайльда — «Портрет Дориана Грея» «Как важно быть серьезным», «Идеальный муж», «Женщина, не стоящая внимания», «Веер леди Уиндермир» и другие — во всем мире разобрали на цитаты. Остроумный красавец с длинными волосами Оскар Уайльд и при жизни был любимцем общества. Современники писателя утверждали, что в его присутствии вообще ни на кого больше не обращали внимание. Великолепный собеседник, искусный оратор, остроумный, с идеальной дикцией, он очаровывал слушателей своими лекциями и рассказами. Многие из них так и остались ненаписанными: Уайльд не имел привычки записывать все, что приходило ему на ум. Еще до того, как заявить о себе в литературе, Оскар Уайльд совершил революцию в моде. Он появлялся в обществе в самолично придуманных умопомрачительных нарядах. Сегодня это были короткие штаны-кюлоты и шелковые чулки, завтра — расшитый цветами жилет, послезавтра — лимонные перчатки в сочетании с пышным кружевным жабо. Непременным аксессуаром была гвоздика в петлице, выкрашенная в зеленый цвет. Отбросив все религиозно-моральные предрассудки, Оскар Уайльд воспевал культ красоты. В викторианской Англии 19 века — это было непростительно эпатажно. В начале 1882 года Уайльд поехал покорять Америку. Он сошел с парохода в порту Нью-Йорка и по-уайльдовски бросил налетевшим на него репортерам: «Господа, океан меня разочаровал, он совсем не такой величественный, как я думал». Проходя таможенные процедуры на вопрос о том, есть ли у него что-либо, подлежащее декларированию, он ответил: «Мне нечего декларировать, кроме моей гениальности». Он был уверен в своей неотразимости и в своем таланте. Эпатажному и самовлюбленному Оскару Уальду часто приходилось слышать в свой адрес резкую критику, насмешки и обвинения в безнравственности. Он либо игнорировал обидчиков, уходя в творчество, либо с блеском и уайльдовским остроумием выходил из ситуации. Однако ум и ораторские способности не спасли писателя на судьбоносном процессе, где его осудили за гомосексуальные связи и сослали на каторжные работы. Тюрьма сломила Оскара Уайльда морально и физически. Но не смогла убить в нем эстета до мозга костей. В изгнании, под чужой фамилией умирая в захудалой гостинице в нищете, безвестности и одиночестве он произнес: «Или я, или эти мерзкие обои в цветочек». #ОскарУайльд #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Незабываемые фразы из записных книжек Ильи Ильфа Всю свою жизнь Илья Ильф вел записные книжки, которые его коллега Евгений Петров называл «писательской кухней». Многие фразы, вложенные в уста сына турецкоподданного Остапа Бендера, были взяты из этих записных книжек Ильфа. После смерти писателя осталось 37 заполненных книжек. Самые яркие афоризмы живут до сих пор: ?Я родился между молотом и наковальней ?Над городом послышался скрип колеса фортуны. ?Всеми фибрами своего чемодана он стремился за границу. ?Все талантливые люди пишут разно, все бездарные люди пишут одинаково и даже одним почерком. ?Лицо, не истощенное умственными упражнениями. ?Всегда есть такой человек, который изо всех сил хочет высказаться последним. ?По линии наименьшего сопротивления всё обстоит благополучно. ?В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет. ?Край непуганых идиотов. Самое время пугнуть. ?Открылся новый магазин. Колбаса для малокровных, паштеты для неврастеников. Психопаты, покупайте продукты питания только здесь! ?Решено было не допустить ни одной ошибки. Держали двадцать корректур, и всё равно на титульном листе было напечатано: «Британская энциклопудия». ?Толстые большие мухи гудели возле уборной так, как будто давали концерт на виолончелях. ?Ассоциация парикмахеров «Синяя борода». ?Давайте ходить по газонам, подвергаясь штрафу. ?Мне не нужна вечная игла для примуса. Я не собираюсь жить вечно. ?Что вы испытываете, ковыряя в носу? Наслаждение или тоску? ?Говорил «слушаю» в телефон, всегда не своим голосом. Боялся. ?Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу тебе, у кого ты украл эту книгу. ?Он не знал нюансов языка и говорил сразу: «О, я хотел бы видеть вас голой». ?Он обязательно хотел иметь костюм с двумя парами брюк. Портной не мог этого понять. «Зачем вам две пары брюк? Разве у вас четыре ноги?» ?Соседом моим был молодой, полный сил идиот. (художник Давид Бурлюк, «Илья Ильф» 1936) #ИльяИльф #записныекнижки #ПоЧИТАТЕЛИкниг ?
Юнна Мориц Три звезды Опустели дачи. Отсырели спички. На зрачок лиловый ходят электрички. Холодеет небо, углубились дали. Жарю ломти хлеба, грею цинандали. Надеваю свитер, потому что ветер. Кто-то вереск ночью инеем отметил, Этим и ответил на мои вопросы — Будут ли морозы просветлять откосы Млечным снегопадом, веяньем оттуда, Где ничто так рядом, как намек на чудо. А покуда — прелесть сырости осенней. Что за птицы спелись в золоте растений, В охре и кармине на каштане конском! Чуден блеск в камине, в подлинном, в эстонском, Праздник обогрева — в карей корке древа, Сохнет обувь справа, плащ распластан слева. Деревом и глиной этот быт старинный Дух ошеломляет в спальне и гостиной. В чистоте кристальной, в нищете холстинной Обладали тайной жизни длинной-длинной. Думаю об этом вдалеке от дома, Но не предавая ни аэродрома, Ни строфы, ни строчки на скамье вокзала. Я своей тетрадке только что сказала: Сквозняки все чаще, проливни все больше, Дыня стала слаще, а рябина горше. От чего отвыкла, из чего возникла — Это дуновенье будущего цикла, Может, я ни слова не скажу к заглавью, А над первой строчкой три звезды поставлю. 1969 (художник Дмитрий Ленков) #ЮннаМориц #осень #ПоЧИТАТЕЛИкниг
16 октября 1866 года состоялась первая встреча писателя Фёдора Достоевского со своей будущей второй женой Анной Сниткиной. Достоевский был в крупных долгах перед кредиторами. Пытаясь выправить ситуацию, он заключил кабальный договор с издателем Фёдором Стелловским. Он должен был сдать новый роман через 26 дней, иначе права на все его сочинения (уже написанные и будущие) переходили к издателю. Условия были особенно жесткими, а сроки — минимальными. Поэтому Достоевский по совету друзей обратился к помощи стенографистки. Анне на тот момент было 20 лет, а Достоевскому — 45. Ей он показался старым, неказистым, непривлекательным. Писатель был рассеянным, вечно всё забывал, не отличался хорошими манерами и, казалось, не особенно уважал женщин. Но когда он начинал диктовать свой роман, то менялся на глазах. Перед юной стенографисткой представал проницательный мужчина, точно подмечающий и запоминающий черты характера малознакомых ему людей. Он на ходу исправлял неудачные моменты в тексте, а его энергия казалась неистощимой. За 25 дней роман «Игрок» был написан и вовремя сдан. Достоевский попросил продолжить работу с ним над романом «Преступление и наказание», а через 10 дней сделал Анне предложение. В феврале следующего года они обвенчались. Анна стала прекрасной женой для Достоевского. Она помогала ему переписывать романы, взяла на себя заботу об их издании. Благодаря тому, что она умело вела дела мужа, удалось выплатить все его долги. Фёдор Михайлович не мог нарадоваться на жену – она ему всё прощала, старалась не спорить, всегда следовала за ним, куда бы он ни шёл. В жизни Достоевского мало-помалу наступили перемены к лучшему. Под влиянием жены он перестал играть на деньги, его здоровье начало поправляться, приступы болезни почти не случались. Она могла тысячу раз сломаться и бросить его – особенно когда он проиграл в рулетку все её вещи, даже платья. Тихая, верная Аня выдержала эти испытания, потому что знала: всё можно исправить, если человек действительно тебя любит. Её жертвы не остались напрасными. Она была награждена крепкой любовью, которой Фёдор Михайлович раньше не испытывал. В последние минуты жизни Достоевский держал её за руку и шептал: «Помни, Аня, я тебя всегда горячо любил и не изменял тебе никогда, даже мысленно!». #ФёдорДостоевский #АннаСниткина #этоинтересно #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Саша Черный Есть горячее солнце, наивные дети, Драгоценная радость мелодий и книг. Если нет — то ведь были, ведь были на свете И Бетховен, и Пушкин, и Гейне, и Григ... Есть незримое творчество в каждом мгновеньи — В умном слове, в улыбке, в сиянии глаз. Будь творцом! Созидай золотые мгновенья — В каждом дне есть раздумье и пряный экстаз... Бесконечно позорно в припадке печали Добровольно исчезнуть, как тень на стекле. Разве Новые Встречи уже отсияли? Разве только собаки живут на земле? Если сам я угрюм, как голландская сажа (Улыбнись, улыбнись на сравненье моё!), Этот черный румянец — налет от дренажа, Это Муза меня подняла на копьё. Подожди! Я сживусь со своим новосельем — Как весенний скворец запою на копьё! Оглушу твои уши цыганским весельем! Дай лишь срок разобраться в проклятом тряпьё. Оставайся! Так мало здесь чутких и честных... Оставайся! Лишь в них оправданье земли. Адресов я не знаю — ищи неизвестных, Как и ты неподвижно лежащих в пыли. Если лучшие будут бросаться в пролеты, Скиснет мир от бескрылых гиен и тупиц! Полюби безотчетную радость полета... Разверни свою душу до полных границ. Будь женой или мужем, сестрой или братом, Акушеркой, художником, нянькой, врачом, Отдавай — и, дрожа, не тянись за возвратом: Все сердца открываются этим ключом. Есть еще острова одиночества мысли — Будь умен и не бойся на них отдыхать. Там обрывы над темной водою нависли — Можешь думать... и камешки в воду бросать... А вопросы... Вопросы не знают ответа — Налетят, разожгут и умчатся, как корь. Соломон нам оставил два мудрых совета: Убегай от тоски и с глупцами не спорь. (художник Дмитрий Анненков) #СашаЧерный #ПоЧИТАТЕЛИкниг
13 октября 1829 года родился Петр Иванович БАРТЕНЕВ – историк, археограф, издатель, библиограф. Он стал одним из основателей отечественного пушкиноведения, подготовил и издал «Собрание писем царя Алексея Михайловича», передал Герцену для издания за границей копию «Записок» Екатерины II. Главным делом его жизни стала подготовка и издание в Москве журнала «Русский архив». С января 1863 года по 1912 год П.И. Бартенев являлся бессменным издателем знаменитого историко-литературного журнала «Русский архив», в котором публиковались уникальные архивные материалы по истории России и отечественной словесности. В своём журнале Бартенев впервые обнародовал массу архивных документов XVII–XIX столетий, благодаря чему журнал этот до сих пор остаётся необходимым пособием для исследователей отечественной истории. За более чем пятьдесят лет существования журнала вышло 598 его томов. Издатель «Русского архива» П. И. Бартенев был и автором, и составителем, и редактором, и корректором, и плановиком, и бухгалтером и директором, и комментатором этого уникального издания. Пётр Бартенев успевал делать в одиночку то, что теперь выполняют многолюдные институты и редакции! Валерий Брюсов дал следующую меткую характеристику издателю знаменитого исторического журнала: «Эйфелева башня «Русского архива» воздвигнута одним человеком». Журнал Бартенева называли «живой картиной былого». Сам он любил повторять: «Если хочешь знать историю, всегда лучше обращаться к первоисточнику». Пётр Бартенев поражал современников глубочайшей эрудицией и феноменальной памятью. Его сведения отличались точностью, глубиной мысли, а ко всем этим достоинствам прибавлялась живость изложения, образность, любовь к родному слову и русской литературе. Кроме публикаций документов и источников, историк и археограф Пётр Бартенев уделял большое внимание устным рассказам, воспоминаниям современников и участников исторических событий XIX века. Не жалея времени, он общался с «интересными» людьми, сам записывал воспоминания, превращал их в письменные источники и публиковал на страницах журналов. П. И. Бартенев ни разу не видел Александра Сергеевича Пушкина. Он впервые услышал о великом национальном Поэте в возрасте восьми лет и пережил при этом глубокое потрясение. Зимой 1837 года до Бартеневых дошла скорбная весть о гибели Пушкина на дуэли. В семье наступил траур. Мать плакала, как плачут по самым родным и близким людям. В 1850 году Бартенев попал в дом Нащокина, где получил доступ к письмам поэта. Интересный факт: в доме Нащокина в эти письма были завёрнуты …свечи! С публикации использовавшихся не по назначению писем и началась неутомимая деятельность Бартенева-пушкиниста. Его по праву считают основателем отечественного пушкиноведения. Бартенев первым среди современников стал записывать воспоминания очевидцев о горячо любимом им поэте. В 1864 году состоялось знакомство П. И. Бартенева с Л. Н. Толстым, которому Пётр Иванович подбирал исторический материал для романа «Война и мир». То ли Бартенев не был большим знатоком военной истории, то ли Лев Толстой не слишком прислушивался к его советам. Как известно, в романе допущена масса исторических ошибок, разоблачённых впоследствии военными историками и современниками Толстого. Сам Толстой отчасти признавал, что без исторических консультаций П. И. Бартенева ошибок в его романе было бы ещё больше. Петр Иванович Бартенев умер 22 октября 1912 года. Последнее желание историка состояло в том, чтобы со смертного одра его перенесли поближе к столу. Там лежали рукописи, подготовленные к выпуску юбилейного (600-го по счёту) номера журнала «Русский архив». #ПетрБартенев #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Наверное, отчуждение родины всегда начинается с холодного очага. Я помню, как судьба вынудила мою мать уехать из деревни в город и как сразу страшен, тягостен стал для меня образ навсегда остывшей родимой печи. Тиль Уленшпигель на всю Фландрию вопил о пепле Клааса. И гёзы собирались на этот призыв со всей Фландрии. Мне же вопить не позволяет совесть, хотя и в мое сердце стучит пепел: на наших глазах, быстро, один за другим потухают очаги нашей деревенской родины – истоки всего. И хотя мы покидаем родные места, все-таки мы снова и снова возвращаемся к ним, как бы ни грешили знакомством с другими краями. Потому что жить без этой малой родины невозможно. Ведь человек счастлив, пока у него есть родина… Что ж, покамест у нас есть Бобришный, есть родина. Нам нечего стыдиться писать это слово с маленькой буквы: ведь здесь, на Бобришном, и начинается для нас большая родина. Да, человек счастлив, пока у него есть Родина. Как бы ни сурова, ни неласкова была она со своим сыном, нам никогда от нее не отречься. Василий Белов, «Бобришный угор» ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ «Бобришный угор» — один из прекрасных рассказов Василия Белова, посвящённых другу, земляку, известному поэту Александру Яшину. В последние годы жизни Александр Яшин построил для себя домик для отдыха и работы в Вологодской области, далеко от «цивилизации», в лесу. Но бывать здесь пришлось недолго, потому что Яшин вскоре скончался от тяжёлой болезни. Василий Белов описывает посещение этого места уже после смерти друга. (художник Ярослав Зяблов) #ВасилийБелов #БобришныйУгор #родина #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Тэффи Счастливая [А. А. Ц.] Да, один раз я была счастлива. Я давно определила, что такое счастье, очень давно — в шесть лет. А когда оно пришло ко мне, я его не сразу узнала. Но вспомнила, какое оно должно быть, и тогда поняла, что я счастлива. * * * Я помню: мне шесть лет, моей сестре — четыре. Мы долго бегали после обеда вдоль длинного зала, догоняли друг друга, визжали и падали. Теперь мы устали и притихли. Стоим рядом, смотрим в окно на мутно-весеннюю сумеречную улицу. Сумерки весенние всегда тревожны и всегда печальны. И мы молчим. Слушаем, как дрожат хрусталики канделябров от проезжающих по улице телег. Если бы мы были большие, мы бы думали о людской злобе, об обидах, о нашей любви, которую оскорбили, и о той любви, которую мы оскорбили сами, и о счастье, которого нет. Но мы — дети, и мы ничего не знаем. Мы только молчим. Нам жутко обернуться. Нам кажется, что зал уже совсем потемнел и потемнел весь этот большой, гулкий дом, в котором мы живем. Отчего он такой тихий сейчас? Может быть, все ушли из него и забыли нас, маленьких девочек, прижавшихся к окну в темной огромной комнате? Около своего плеча вижу испуганный, круглый глаз сестры. Она смотрит на меня — заплакать ей или нет? И тут я вспоминаю мое сегодняшнее дневное впечатление, такое яркое, такое красивое, что забываю сразу и темный дом, и тускло-тоскливую улицу. — Лена! — говорю я громко и весело.- Лена! Я сегодня видела конку! Я не могу рассказать ей все о том безмерно радостном впечатлении, какое произвела на меня конка. Лошади были белые и бежали скоро-скоро; сам вагон был красный или желтый, красивый, народа в нем сидело много, все чужие, так что могли друг с другом познакомиться и даже поиграть в какую-нибудь тихую игру. А сзади на подножке стоял кондуктор, весь в золоте, — а может быть, и не весь, а только немножко, на пуговицах, — и трубил в золотую трубу: — Ррам-рра-ра! Само солнце звенело в этой трубе и вылетало из нее златозвонкими брызгами. Как расскажешь это все! Можно сказать только: — Лена! Я видела конку! Да и не надо ничего больше. По моему голосу, по моему лицу она поняла всю беспредельную красоту этого видения. И неужели каждый может вскочить в эту колесницу радости и понестись под звоны солнечной трубы? — Ррам-рра-ра! Нет, не всякий. Фрейлейн говорит, что нужно за это платить. Оттого нас там и не возят. Нас запирают в скучную, затхлую карету с дребезжащим окном, пахнущую сафьяном и пачулями, и не позволяют даже прижимать нос к стеклу. Но когда мы будем большими и богатыми, мы будем ездить только на конке. Мы будем, будем, будем счастливыми! * * * Я зашла далеко, на окраину города. И дело, по которому я пришла, не выгорело, и жара истомила меня. Кругом глухо, ни одного извозчика. Но вот, дребезжа всем своим существом, подкатила одноклячная конка. Лошадь, белая, тощая, гремела костями и щелкала болтающимися постромками о свою сухую кожу. Зловеще моталась длинная белая морда. «Измывайтесь, измывайтесь, а вот как сдохну на повороте — все равно вылезете на улицу». Безнадежно унылый кондуктор подождал, пока я влезу, и безнадежно протрубил в медный рожок. — Ррам-рра-ра! И больно было в голове от этого резкого медного крика и от палящего солнца, ударявшего злым лучом по завитку трубы. Внутри вагона было душно, пахло раскаленным утюгом. Какая-то темная личность в фуражке с кокардой долго смотрела на меня мутными глазами и вдруг, словно поняла что то, осклабилась, подсела и сказала, дыша мне в лицо соленым огурцом: — Разрешите мне вам сопутствовать. Я встала и вышла на площадку. Конка остановилась, подождала встречного вагона и снова задребезжала. А на тротуаре стояла маленькая девочка и смотрела нам вслед круглыми голубыми глазами удивленно и восторженно. И вдруг я вспомнила. «Мы будем ездить на конке. Мы будем, будем, будем счастливыми!» Ведь я, значит, счастливая! Я еду на конке и могу познакомиться со всеми пассажирами, и кондуктор трубит, и горит солнце на его рожке. Я счастлива! Я счастлива! Но где она, та маленькая девочка в большом темном зале, придумавшая для меня это счастье? Если бы я могла найти её и рассказать ей, она бы обрадовалась. Как страшно, что никогда не найду её, что нет её больше и никогда не будет её, самой мне родной и близкой, — меня самой. А я живу... (художник Алексей Шалаев) #Тэффи #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Константин Бальмонт Осенняя радость Радость может ждать на каждом повороте. Не грусти. Не надо. Посмотри в окно. Осень, в жёлтых листьях, в нежной позолоте, Медленно колдует. Что нам суждено? Разве мы узнаем? Разве разгадаем? Будем ждать, что чары улыбнутся нам. Пляска мёртвых листьев завершится маем. Лютики засветят снова по лугам. Даже и сегодня… Ум предав заботе, Шёл я, хмурый, скучный, по лесной глуши, Вдруг, на самой тропке, да, на повороте, Красный цвет мелькнул мне в ласковой тиши. Спелая рябина прямо предо мною, Алая калина тут же рядом с ней. Мы нарвём ветвей их на зиму с тобою, Пред окном повесим комнатки твоей. Прилетит снегирь, смешной и неуклюжий, Раза два чирикнет, клюнет, да и прочь. И метель завоет, всё затянет стужей, Но зимой, пред лампой, так уютна ночь. И пока на всполье будут свиты вьюги, Сон тебя овеет грёзой голубой. «Милый, что я вижу! Лютики на луге! Хороводы травок! Ах, и я с тобой!» 1905 (художник Андрей Захаров) #КонстантинБальмонт #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Анна Ахматова Шелестит о прошлом старый дуб. Лунный луч лениво протянулся. Я твоих благословенных губ Никогда мечтою не коснулся. Бледный лоб чадрой лиловой сжат, Ты со мною. Тихая, больная, Пальцы холодеют и дрожат Тонкость рук твоих припоминая. Я молчал так много тяжких лет. Пытка встреч ещё неотвратима. Как давно я знаю твой ответ : Я люблю и не была любима. Февраль 1911 (фото: Анна Ахматова на «гумилевской» скамье возле того дуба. Царское Село. 1926 год) #АннаАхматова #ПоЧИТАТЕЛИкниг