13 декабря 1903 года – 120 лет назад – в Одессе родился Евгений ПЕТРОВ, советский писатель. Правда, настоящее его имя звучит по-другому – Евгений Петрович Катаев. Да и писателем он стал далеко не сразу, первое время он был более известен как публицист. Петров мог похвастаться поистине богатым жизненным опытом: поработав в телеграфном агентстве корреспондентом, он вскоре стал инспектором уголовного розыска. После этого переехал в Москву и устроился в журнал «Красный перец», из которого позже ушел в журнал «Чудак». Там он и познакомился со своим будущим соавтором Ильей Ильфом. Вместе они написали такие популярные книги, как «Двенадцать стульев», «Золотой теленок», «Одноэтажная Америка» и другие. После смерти Ильфа Петров создал несколько киносценариев и ненадолго вернулся к деятельности журналиста. 2 июля 1942 года, возвращаясь на самолете из осажденного Севастополя в Москву, Евгений Петров погиб. В его полевой сумке уцелел черновик статьи о погибающем в те дни Севастополе: «Держаться становится все труднее. Возможно, что город все-таки удержится. Я уже привык верить в чудеса». #ЕвгенийПетров #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Валерий Брюсов СНЕЖНАЯ РОССИЯ За полем снежным — поле снежное, Безмерно-белые луга; Везде — молчанье неизбежное, Снега, снега, снега, снега! Деревни кое-где расставлены, Как пятна в безднах белизны: Дома сугробами задавлены, Плетни под снегом не видны. Леса вдали чернеют, голые, — Ветвей запутанная сеть. Лишь ветер песни невесёлые В них, иней вея, смеет петь. Змеится путь, в снегах затерянный: По белизне — две борозды… Лошадка, рысью неуверенной, Новит чуть зримые следы. Но скрылись санки — словно, белая, Их поглотила пустота; И вновь равнина опустелая Нема, беззвучна и чиста. И лишь вороны, стаей бдительной, Порой над пустотой кружат, Да вечером, в тиши томительной, Горит оранжевый закат. Огни лимонно-апельсинные На небе бледно-голубом Дрожат… Но быстро тени длинные Закутывают все кругом. 1917 (художник Владимир Литвинов) #ВалерийБрюсов #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Валентин Гафт Бабочка Через муки, риск, усилья Пробивался к свету кокон, Чтобы шелковые крылья Изумляли наше око. Замерев в нектарной смеси, Как циркачка на канате, Сохраняют равновесье Крылья бархатного платья. Жизнь длиною в одни сутки Несравнима с нашим веком, Посидеть на незабудке Невозможно человеку. Так, порхая в одиночку, Лепестки цветов целуя, Она каждому цветочку Передаст пыльцу живую. Когда гусеница в кокон Превратится не спеша, Из-под нитяных волокон Вырвется ее душа. Жизнь былую озирая, Улетит под небосвод. Люди, мы не умираем, В каждом бабочка живет. #ВалентинГафт #ПоЧИТАТЕЛИкниг

12 декабря 1928 года родился писатель Чингиз АЙТМАТОВ Народный писатель Киргизии, советский писатель, лауреат множества государственных премий, Герой социалистического труда, посол СССР в Люксембурге и Кыргызстана в странах Бенилюкса, один из наиболее часто переводимых за рубежом писателей как советского, так и постсоветского пространства, человек посмертно давший имя международной премии, вручаемой в Лондоне, – Чингиз Торекулович Айтматов может считаться образцом удавшейся и весьма успешной литературной судьбы. Чингиз Айтматов родился 12 декабря 1928 года в селе Шекер Таласской области Киргизии. Его отец Торекул Айтматов был советским и партийным работником, видным государственным деятелем Киргизской ССР, но в 1937 году был арестован и в 1938 году расстрелян. Мать, Нагима Хамзиевна Абдувалиева, татарка по национальности, была общественным деятелем. Чингиз, его братья и сёстры выросли в Шекере, родном селе отца. ... Однажды молодой киргизский зоотехник, безумно любящий лошадей и птиц, взял в руки перо, чтобы рассказать людям о волнующих его чувствах и мыслях, о красоте мира, о своих земляках – простых крестьянах из горного селения Шекер на берегу быстротечной речки Куркуреу. Очень скоро писательское творчество стало не только способом жизни, но и смыслом существования Чингиза Айтматова. Повесть «Джамиля», принесшая известность Айтматову, потрясла Луи Арагона, который прочел ее по-русски и сразу же, в 1957 году, перевел на французский язык. Судьба Джамили, рассказанная Айтматовым, покорила и немцев, переиздававших эту повесть 38 раз! Книги Айтматова, как прекрасная стихия, шли по континентам, были переведены на 150 языков мира и выходили в свет огромными тиражами. Он писал о честных и чистых людях, открытых всему хорошему в мире, в деле безотказных, в стремлениях возвышенных, во взаимоотношениях с людьми прямых и откровенных. Когда он чувствовал угрозу человечеству, то призывал его опомниться, как в романе «Плаха». Чингиза Айтматова называли «эпически мыслящим литератором»... По произведениям Чингиза Айтматова сняты фильмы, поставлены спектакли. Среди самых знаменитых – фильм «Первый учитель» Андрея Кончаловского. Весной 2008 года Турция начала процесс выдвижения писателя на Нобелевскую премию, но не успела – писатель умер. #ЧингизАйтматов #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Памятник Чингизу Айтматову в Бишкеке. Скульптор Сооронбай Бейшенбаев. #памятникиписателям #ЧингизАйтматов #ПоЧИТАТЕЛИкниг

В 1911 году к 100-летию написания Карамзиным «Записок о древней и новой России» в усадьбе Остафьево графом Сергеем Дмитриевичем Шереметевым был открыт памятник историку и писателю Николаю Михайловичу Карамзину. На пьедестале — отлитая в бронзе композиция из семи томов «Истории государства Российского», написанных Карамзиным в Остафьеве, свитка, символизирующего начатый здесь восьмой том, и чернильницы с пером. #НиколайКарамзин #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Илья Репин. «Портрет писательницы Т.Л.Щепкиной-Куперник». 1914 г. Татьяна Львовна Щепкина-Куперник (1874—1952) — русская и советская писательница, драматург, поэтесса и переводчица. Писать начала в детстве — уже в 12 лет сочинила стихи в честь своего прадеда М.С. Щепкина. Её перевод «Ромео и Джульетты» считается самым близким к тексту Шекспира. Из воспоминаний Щепкиной-Куперник: «Репин и раньше говорил мне, что хочет писать мой портрет. Я не очень торопилась с этим: мои портреты вообще редко выходили удачно, а репинскую манеру писать женщин я не любила. Но тут пришлось, конечно, с благодарностью согласиться. Только «два часа» растянулись на несколько месяцев. Я стала ездить к нему. Хорошо помню эти, особенно зимние, поездки. После шумного, почти всегда пасмурного и задымленного зимнего Петербурга, вдруг белый снег, чистота воздуха прямо опьяняющая, — когда снег пахнет то цветами, то арбузами... На незапачканном фабричным дымом небе яркое зимнее солнце, красное и золотое. Маленькая, идеально чистая станция. Полное отсутствие «дачников» — это слово с легкой руки Горького стало синонимом пошлости. Летом они действительно опошляли эту задумчивую молчаливую природу, наполняя ее шумом и суетой. Но зимой все тонуло в снегу. Кусты и пни в лесу притворялись белыми медвежатами или сгорбленными старушонками в белых кацавейках. Синички тинькали, как стеклянные колокольчики. Быстрая маленькая лошаденка подвозила к домику, стоявшему в лесу: Пенаты. Название не русское, не подходившее ни к домику, ни к такому русскому художнику, каким был Репин, но это был вкус Н. Б. Нордман. Репин в назначенный час уже выходил мне навстречу, в рабочей блузе, и вел к себе в мастерскую наверх. Мастерская была невелика по сравнению с его мастерской в Академии художеств. Из одного окна наверху была видна узенькая полоска моря, долго не замерзавшего. Туда Репин водил и показывал, говоря, что у него «дом с видом на море». Писал он с увлечением, как будто совсем не уставая. Пока писал, больше молчал и заставлял меня говорить, характерным движением поворачивая голову, поглядывал на меня пристально и опять принимался писать. Отпускал только тогда, когда я уже не могла больше сидеть. Смущало меня то, что он требовал, чтобы я все время улыбалась. — Я, главным образом, хочу написать не вас, а вашу улыбку! — говорил он. Улыбаться подряд часа два, — да когда еще не смешно, — трудно. Улыбка превращалась в страдальческую гримасу. Я, смеясь, говорила ему: — Хорошо было Моне Лизе улыбаться, когда Леонардо развлекал ее жонглерами и шутами! — Подождите — я вам сегодня покажу шутов! — шутливо обещал он однажды. Это было в одну из сред, когда к нему съезжались всевозможные посетители. Бывали у него и артисты, и журналисты, и толстовцы, и дамы — множество народу. В этот день к нему приехали «футуристы» — Каменский, Бурлюк, еще кто-то. Это были представители совершенно неприемлемого для него направления. Надо было видеть, как в Репине боролись два чувства: радушие хозяина, и, как он потом признавался мне, «желание отделать этих шутов как следует, чтобы до новых веников не забыли!». Даже этот комплимент не примирил Репина с футуристами. Он ежился и корчился, как Мефистофель от креста, и вообще был весь колючий. Он быстро увел меня после обеда в мастерскую и пока писал, потребовал от меня, как часто это делал, чтобы я прочла ему какие-нибудь свои стихи. Я прочла ему что-то немудреное, описание природы, он одобрительно качал головой и окал: — О, о, о! Вот это-то и надо: просто, просто... Как сама природа — проста. Портрет мой вышел неудачным. Я очень мала, мой муж шутил, говоря: «Я на тебе женился, выбирая наименьшее из всех зол!» Репин изобразил очень грузную, крупную особу — и на портрете я не столько улыбаюсь, сколько самодовольно ухмыляюсь. Теперь можно сознаться в некотором кокетстве: мне неприятно было, что те, кто меня не знал, будут меня считать именно такой... На московской выставке 1915 года в пользу раненных художников кто-то купил мой портрет, как мне сказали, чтобы увезти в свой дом за границей, и я была очень рада этому. Но увы, на юбилейной выставке Репина, десять лет тому назад, я увидала свой портрет, очевидно, оставшийся в России. Многие не узнавали меня в нем. И после окончания портрета я еще ездила к Репину и любила это. Любила получать и его записочки с приглашениями.» #ИльяРепин #портретЩепкинойКуперник #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Белла Ахмадулина Какое блаженство, что блещут снега, что холод окреп, а с утра моросило, что дико и нежно сверкает фольга на каждом углу и в окне магазина. Пока серпантин, мишура, канитель восходят над скукою прочих имуществ, томительность предновогодних недель терпеть и сносить - что за дивная участь! Какая удача, что тени легли вкруг елок и елей, цветущих повсюду, и вечнозеленая новость любви душе внушена и прибавлена к чуду. Откуда нагрянули нежность и ель, где прежде таились и как сговорились! Как дети, что ждут у заветных дверей, я ждать позабыла, а двери открылись. Какое блаженство, что надо решать, где краше затеплится шарик стеклянный, и только любить, только ель наряжать и созерцать этот мир несказанный... Декабрь 1974 (художник Игорь Разживин) #БеллаАхмадулина #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Осип Мандельштам Если утро зимнее темно, То холодное твоё окно Выглядит, как старое панно: Зеленеет плющ перед окном; И стоят, под ледяным стеклом, Тихие деревья под чехлом — Ото всех ветров защищены, Ото всяких бед ограждены И ветвями переплетены. Полусвет становится лучист. Перед самой рамой — шелковист Содрогается последний лист. 1909 (художник Николай Андреев) #ОсипМандельштам #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Шаляпин тогда только что перешел в Москву из петербургского Мариинского театра, где дирекция «проглядела» его. Оттуда его уговорил уйти в Частную московскую оперу известный Савва Мамонтов, человек, на таланты чуткий необычайно (он сам про себя говорил, что его главный талант — находить таланты). Мамонтов — крупный делец, строивший Ярославскую дорогу, — был характерной московской фигурой. Он держал оперу, а в его именье Абрамцево был настоящий приют для молодых художников: он открыл Врубеля, у него пошел в ход Коровин и многие другие. Шаляпин во многом обязан ему своим быстрым успехом. Он выделил молодого певца, ставил для него все, что тот хотел, окружил его художниками, нянчился с ним, как с любимым детищем. Молодой, какой-то стихийный талант Шаляпина сразу покорил Москву, и только о нем и говорили. Его игра в опере, где до тех пор царила полная искусственность позы и фразы, пение «в рампу» и не отрывающиеся от дирижера взгляды, поражала с непривычки. Он тогда еще не облекся в величие славы — был молод, непосредствен и искренен, как большое, иногда нелепое дитя… Вне сцены он казался неуклюжим: длинный, очень белокурый, с круглым русским лицом — такой простой паренек с Волги, так бы и надеть ему, казалось, синюю пестрядинную рубаху да лапотки… Когда его в первый раз привели к М. Н. Ермоловой, очень заинтересовавшейся молодым артистом после того, как видела его в Мефистофеле, и он вошел к ней, застенчивый, не зная куда девать длинные руки, она даже воскликнула: — Как… это Шаляпин? — так непохож был вошедший на сатанинский образ Мефистофеля, яркий и до жути проникнутый гётевской иронией, — Шаляпин давал Мефистофеля не Гуно, а Гёте. Шаляпин сконфузился и пробормотал: — Да уж извините… какой есть… В молодой компании он не стеснялся. Когда разойдется, то необыкновенно талантливо рассказывал анекдоты… Запомнился горбуновский рассказ, который он передавал неподражаемо, как пьяненький описывает свое впечатление от посещения попа: как у него все хорошо, попадья такая вальяжная, поп сидит, чай пьет, канарейка, птица Божия, заливается-поет, а самовар стоит, и кран у него расписной… Потом рассказ его все спутывается и спутывается и кончается тем, что уж «попадья птица-божия заливается-поет, а поп стоит, и кран у него расписной…» Пел он какую-то песенку про «лапотки лыковые», и тут казалось, что сидишь летним вечером на сене и слушаешь деревенского певца… А иногда читал свои сильные, хоть не отделанные стихи «Ночь на Волге». В нем всегда чувствовалась какая-то безудержность. Если угощаться пельменями, так поставить целое ведро… Выпить все, что на столе стоит, независимо от того, что это такое: квас, молоко или вино. «Коль ругнуть, так сгоряча, коль рубнуть, так уж с плеча!» Его горячность часто устрашала окружающих, особенно, когда он нервничал в театре. Тут уж не попадайся ему под сердитую руку: не посмотрит кто — портной или директор театра, разгромит… Помню — он уже был в Большом театре — рассердил его чем-то управляющий конторой фон Бооль. Шаляпин требовал его к себе и восклицал: — Подайте-ка его сюда… Я его так отделаю… Фон-то из него выбью — одна боль останется… Я всегда побаивалась встреч с ним на улице. Он поступал со мной просто: брал под локти и ставил на какое-нибудь возвышение, вроде выступа крыльца, уверяя, что иначе не может со мной разговаривать. Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, «Дни моей жизни и другие воспоминания» (художник Борис Кустодиев, «Портрет Федора Шаляпина») #ТатьянаЩепкинаКуперник #ФёдорШаляпин #ПоЧИТАТЕЛИкниг