Художник Виктор Васнецов, «Сивка-бурка» Гениальный живописец Виктор Михайлович Васнецов был страстным поклонником русского народного творчества и постоянно использовал фольклорные мотивы для своих полотен. Его кисти принадлежит множество картин, служащих великолепными иллюстрациями для русских сказок. Одна из них – «Сивка-бурка». Основная мысль сказки, послужившей основой для написания этой картины, часто повторяется в русском фольклоре – герой достигает успеха, не прикладывая для этого особых усилий, пользуясь помощью волшебных сил. В «Сивке-бурке» желания младшего сына, Иванушки-дурачка, исполняет пойманный им чудо-конь, который вытаптывал отцовские посевы пшеницы. На картине изображен момент сказки, когда Иванушка-дурачок, превратившийся с помощью волшебного коня в прекрасного добра молодца, исполняя волю царя, пообещавшего отдать дочь в жены тому, кто поцелует её, с третьей попытки допрыгивает на Сивке-бурке до окна высокого терема, в котором сидит царевна. Далеко внизу осталась ликующая толпа, прекрасный белый конь вознёс молодца на недосягаемую высоту и будто застыл в полёте. Это впечатление подчеркнуто разлетающимися полами кафтана и развевающейся гривой коня. Всё внимание зрителя сосредоточено только на центральных персонажах. Общий настрой картины яркий и радостный: промытое синее небо с нарядными белыми облаками, богатая одежда героев, красавец-конь с длинной гривой, - всё это создаёт ощущение весёлого праздника. Палитра картины состоит из чистых цветов – красного, синего, белого, по манере исполнения она напоминает незамысловатые лубочные картинки, изображение нарочито плоское, только тень на стене терема придаёт некоторый объем. Картина прекрасна в своей простоте и непритязательности, она сама как сказка, добрая и поучительная. #художникииллюстраторы #ВикторВаснецов #Сивкабурка #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Арсений Тарковский Я учился траве, раскрывая тетрадь, И трава начинала, как флейта, звучать. Я ловил соответствие звука и цвета, И когда запевала свой гимн стрекоза, Меж зеленых ладов проходя, как комета, Я-то знал, что любая росинка — слеза. Знал, что в каждой фасетке огромного ока, В каждой радуге яркострекочущих крыл Обитает горящее слово пророка, И Адамову тайну я чудом открыл. Я любил свой мучительный труд, эту кладку Слов, скрепленных их собственным светом, загадку Смутных чувств и простую разгадку ума, В слове п р а в д а мне виделась правда сама, Был язык мой правдив, как спектральный анализ, А слова у меня под ногами валялись. И еще я скажу: собеседник мой прав, В четверть шума я слышал, в полсвета я видел, Но зато не унизив ни близких, ни трав, Равнодушием отчей земли не обидел, И пока на земле я работал, приняв Дар студеной воды и пахучего хлеба, Надо мною стояло бездонное небо, Звезды падали мне на рукав. (художник Наталья Григорьева) #АрсенийТарковский #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Александр Блок Анне Ахматовой «Красота страшна» — Вам скажут, — Вы накинете лениво Шаль испанскую на плечи, Красный розан — в волосах. «Красота проста» — Вам скажут, — Пёстрой шалью неумело Вы укроете ребенка, Красный розан — на полу. Но, рассеянно внимая Всем словам, кругом звучащим, Вы задумаетесь грустно И твердите про себя: «Не страшна и не проста я; Я не так страшна, чтоб просто Убивать, не так проста я, Чтоб не знать, как жизнь страшна». 16 декабря 1913 ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Анна Ахматова утверждала, что Блок эту шаль выдумал, он тогда очень увлекался испанскими мотивами — отсюда и испанская шаль. В воспоминаниях Одоевцевой упоминается, что шаль у Ахматовой все же была, ее купил Николай Гумилев в кустарном магазине, уже после стихов Блока. Шаль по воспоминаниям Одоевцевой была расписана розами. Фарфоровая статуэтка работы сестер Данько. Эта скульптура была выполнена в 1924 году на Государственном фарфоровом заводе (ныне ЛФЗ) — Ахматова стоит, укутанная в шаль, у ног ее — красный розан. #АлександрБлок #АннаАхматова #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Наум Коржавин «Песня, которой тысяча лет...» .......«Эта старинная песня, ........Которая вечно нова.» .............Г. Гейне Старинная песня. Ей тысяча лет: Он любит ее, А она его – нет. Столетья сменяются, Вьюги метут, Различными думами Люди живут. Но так же упрямо Во все времена Его почему-то Не любит она. А он – и страдает, И очень влюблен... Но только, позвольте, Да кто ж это – он? Кто? – Может быть, рыцарь, А может, поэт, Но факт, что она – Его счастье и свет. Что в ней он нашел Озаренье свое, Что страшно остаться Ему без нее. Но сделать не может Он здесь ничего... Кто ж эта она, Что не любит его? Она? – Совершенство. К тому же она Его на земле Понимает одна. Она всех других И нежней и умней. А он лучше всех Это чувствует в ней... Но все-таки, все-таки Тысячу лет Он любит ее, А она его – нет. И все же ей по сердцу Больше другой – Не столь одержимый, Но все ж неплохой. Хоть этот намного Скучнее того (Коль древняя песня Не лжет про него). Но песня все так же Звучит и сейчас. А я ведь о песне Веду свой рассказ. Признаться, я толком И сам не пойму: Ей по сердцу больше другой... Почему? Так глупо Зачем выбирает она? А может, не скука Ей вовсе страшна? А просто как люди Ей хочется жить... И холодно ей Озареньем служить. Быть может... не знаю. Ведь я же не Бог. Но в песне об этом Ни слова. Молчок. А может, и рыцарь Вздыхать устает. И сам наконец От нее устает. И тоже становится Этим другим – Не столь одержимым, Но все ж неплохим. И слышит в награду Покорное: «да»... Не знаю. Про то Не поют никогда. Не знаю, как в песне, А в жизни земной И то и другое Случалось со мной. Так что ж мне обидно, Что тысячу лет Он любит ее, А она его – нет? 1958 год (художника Морис Лелуар) #НаумКоржавин #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Константин Бальмонт ИЮНЬ Июнь, непостижно-короткая ночь, Вся прозрачная, вся просветленная. Кто родится в Июне, никак одному не сумеет помочь: В душе его век будет греза влюбленная, Душа его будет бессонная. В зеленом Июне цветут все цветы, Густеет осока прохладными свитками, Белеет купава, как стынущий лик чистоты, Дрема навевает вещательность сонной мечты, О маленьком счастье безмолвную речь с маргаритками Ведет незабудка, и шепчет: «Припомнишь ли ты?» Цветет и влюбляет ночная фиалка пахучая, И рдеют сердечки гвоздик луговых. Кто в Июне войдет в этот мир, каждый цвет, его сладостно мучая, Будет сердцу внушать, что любить нужно их, Эти сны, лепестки, и душа его станет певучая, Расцвеченная, жгучая. И в Июне, в Иванову ночь. Он искать будет папорот-цвет, На вопрос невозможный – желанный ответ, На вопрос, что, мелькнув, уж не скроется прочь. И Иванова ночь озаренная Даст, быть может, огонь златоцветный ему, Чтоб удвоить, за мигом сияния, тьму, Чтоб в единственный час, Где минута с минутой – как искра спаленная, Тайный папорот-цвет, излучившись, погас, Чтоб в душе его песнь задрожала стозвонная, Чтоб душа его стала бессонная. (художник Сергей Герасимов) #КонстантинБальмонт #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Старый пароход отвалил от пристани в Вознесенье и вышел в Онежское озеро. Белая ночь простиралась вокруг. Я впервые видел эту ночь не над Невой и дворцами Ленинграда, а среди северных лесистых пространств и озёр. На востоке низко висела бледная луна. Она не давала света. Волны от парохода бесшумно убегали вдаль, качая куски сосновой коры. На берегу, должно быть, в каком-нибудь древнем погосте, сторож пробил на колокольне часы – двенадцать ударов. И хотя до берега было далеко, этот звон долетел до нас, миновал пароход и ушел по водной глади в прозрачный сумрак, где висела луна. Я не знаю, как назвать томительный свет белой ночи? Загадочным? Или магическим? Эти ночи всегда кажутся мне чрезмерной щедростью природы – столько в них бледного воздуха и призрачного блеска фольги и серебра. Человек не может примириться с неизбежным исчезновением этой красоты, этих очарованных ночей. Поэтому, должно быть, белые ночи и вызывают своей непрочностью легкую печаль, как все прекрасное, когда оно обречено жить недолго. Константин Паустовский, «Белая ночь» (художник Марк Кремер, «Ночь на озере») #КонстантинПаустовский #белаяночь #ПоЧИТАТЕЛИкниг

14 июня 1891 года родился Александр ВОЛКОВ, писатель, драматург, переводчик, автор серии книг о Волшебнике изумрудного города В советские времена детские библиотеки записывали желающих прочитать эти книги в живые очереди. Сказки этого автора для любого читающего ребенка были одним из лучших подарков к празднику. Александр Волков родился в Усть-Каменогорске. По первому образованию – учитель, преподавал в педагогическом техникуме. Начал писать пьесы, которые разыгрывал со своими учениками. Параллельно выучил немецкий и французский языки – для себя, чтобы читать Диккенса и Жюля Верна на языке оригинала. Когда ему уже было за сорок, он решает переехать в Москву. В столице Александр Волков поступил в Московский государственный университет. И всего за семь месяцев он одолел весь пятилетний курс математического факультета! После окончания МГУ он в течение двадцати лет являлся преподавателем высшей математики в Московском институте цветных металлов и золота. Там же он вел для студентов факультатив по литературе и активно занимался переводами. Самый неожиданный поворот в жизни Александра Мелентьевича начался с того, что он, большой знаток иностранных языков, решил изучить еще и английский. В качестве материала для упражнений, ему принесли книгу Л.Фрэнка Баума «Удивительный волшебник из страны Оз». Он прочел ее, рассказал двум своим сыновьям, и решил перевести. Правда, в итоге получился не перевод, а переложение книги американского автора. Кое-что писатель переделывал, кое-что добавлял. Например, придумал встречу с людоедом, наводнение и другие приключения. Песик Тотошка у него заговорил, девочку стали звать Элли, а Мудрец из Страны Оз обрел имя и титул — Великий и Ужасный Волшебник Гудвин... Появилось множество и других милых, забавных, иногда почти незаметных изменений. А когда перевод или, точнее, пересказ был закончен, то вдруг выяснилось, что это уже не совсем баумовский «Мудрец». Американская сказка превратилась просто в сказку, а ее герои заговорили по-русски так же непринужденно и весело, как за пол столетия до этого говорили по-английски. Александр Волков год работал над рукописью и озаглавил ее «Волшебник Изумрудного города» с подзаголовком «Переработки сказки американского писателя Фрэнка Баума». Рукопись была послана детскому писателю Маршаку, тот ее одобрил и передал в издательство, настоятельно посоветовав Волкову заняться литературой профессионально. Черно-белые иллюстрации к тексту сделал художник Николай Радлов. Книга вышла из печати тиражом в двадцать пять тысяч экземпляров и сразу же завоевала симпатии читателей. Поэтому на следующий год появилось ее повторное издание, а к концу года она вошла в так называемую «школьную серию», тираж которой составлял 170 тысяч экземпляров. C 1941 года Волков стал членом Союза писателей СССР. В 1959 году Александр Волков познакомился с начинающим художником Леонидом Владимирским, и «Волшебник Изумрудного города» вышел в свет с новыми иллюстрациями, признанными позднее классическими. В руки послевоенного поколения книга попала в начале 1960-х годов, уже в переработанном виде, и с тех пор она постоянно переиздается, пользуясь неизменным успехом. И юные читатели опять отправляются в путешествие по дороге, вымощенной желтым кирпичом... Творческое содружество Волкова и Владимирского оказалось длительным и очень плодотворным. Работая бок о бок в течение двадцати лет, они практически стали соавторами книг — продолжений «Волшебника». Леонид Владимирский стал «придворным художником» Изумрудного города, созданного Волковым. Он иллюстрировал все пять продолжений Волшебника. Невероятный успех цикла Волкова, сделавший автора современным классиком детской литературы, во многом задержал «проникновение» на отечественный рынок оригинальных произведений Ф.Баума, несмотря на то, что последующие книги напрямую уже никак не были связаны с Ф.Баумом, лишь иногда в них мелькали частичные заимствования и переделки. «Волшебник Изумрудного города» вызвал большой поток писем автору от его маленьких читателей. Дети настойчиво требовали, чтобы писатель продолжил сказку о приключениях доброй маленькой девочки Элли и ее верных друзей — Страшилы, Железного дровосека, Трусливого льва и смешной собачки Тотошки. На их письма Волков откликнулся книгами «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» и «Семь подземных королей», но читательские письма продолжали идти с просьбами продолжить рассказ. Александр Мелентьевич вынужден был ответить своим «напористым» читателям: «Многие ребята просят меня, чтобы я писал еще сказки об Элли и ее друзьях. Я на это отвечу: сказок об Элли больше не будет…» А поток писем с настойчивыми просьбами продолжить сказки не уменьшался. И добрый волшебник внял просьбам своих юных поклонников. Он написал еще три сказки — «Огненный бог Марранов», «Желтый туман» и «Тайна заброшенного замка». Все шесть сказочных повестей об Изумрудном городе были переведены на многие языки мира общим тиражом в несколько десятков миллионов экземпляров. #АлександрВолков #ВолшебникИзумрудногоГорода #ПоЧИТАТЕЛИкниг

14 июня 1924 года – 100 лет назад – родился Владимир СОЛОУХИН, писатель и поэт, видный представитель «деревенской прозы». «Не имея возможности похвастаться широтой и прямизной поэтического проспекта, на который вывели бы меня мои стихи, я могу сказать только, что я шел по земной, вьющейся меж деревьев и трав незамысловатой, но — хочется верить — своей тропе» Владимир Солоухин Он называл себя, в первую очередь, поэтом. На публичных выступлениях, – а их было много, – всегда просил представлять его как поэта и писателя: сначала поэт, потом писатель. Владимир Алексеевич Солоухин родился в селе Алепине в сорока верстах от Владимира, на берегу маленькой речки Ворщи, в крестьянской патриархальной семье. Деревенское детство, начальная школа в родном Алепине (сто четырнадцать ребятишек из десятка окрестных деревенек), семилетка в соседнем селе Черкутине, затем Владимирский механический техникум. Дальнейшая судьба молодого человека сложилась так, что он с 1942 года (сразу же после окончания техникума) стал жить в Москве (служил в воинской части) и в 1945 году забрел на занятия самого большого и интересного тогда Литературного объединения. В 1953 году был издан первый сборник стихотворений Владимира Солоухина «Дождь в степи», за которым последовали «Разрыв-Трава», «Ручьи на асфальте», «Журавлиха», «Как выпить солнце» и другие. В 1954 году вышла его первая книга очерков «Рождение Зернограда». Писатель осуществил свою мечту: за 40 дней Солоухин вместе со своей женой прошли 680 км. Это путешествие нашло воплощение в книге «Владимирские проселки», в которой показана культура русского быта. Книга принесла Владимиру Солоухину широкую известность. #ВладимирСолоухин #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Владимир Солоухин БУКЕТ Я их как собирал? Колокольчик чтоб был к колокольчику, Василек к васильку И ромашка к ромашке была. Мне казалось, что будет красивей букет, Если только одни васильки, Или только одни колокольчики, Или только ромашки одни Соберутся головка к головке. Можно стебли подрезать и в воду поставить в стакан. Постепенно я понял, Что разных цветов сочетанье (Ярко-желтого с белым, Василькового с белым и желтым, Голубого с лиловым, Лилового с чуть розоватым) Может сделаться праздником летних полуденных красок, Может сделаться радостью. Надо немного условий: Просто капельку вкуса Или, может быть, капельку зренья — И букет обеспечен. Хватает в июне цветов! Так я их собирал. Но (Во всем виновата незрелость) Я наивно считал, Что простые, невзрачные травы (Это кажется нам, будто травы бывают невзрачны) Недостойны приблизиться К чистым, отборным и ясным, Собираемым мною в букет, удостоенным чести цветам. Обходил я пырей, Обходил я глухую крапиву, «Лисий хвост» обходил, и овсюг, и осот полевой, И пушицу, И колючий, Полыхающий пламенем ярым, Безобразный, бездарный татарник. Им, конечно, хотелось. А я говорил с укоризной: «Ну, куда вы? Вот ты, щавеля лопоухого стебель, Полюбуйсь на себя, ну куда ты годишься? Разве сор подметать? Ну, допустим, тебя я сорву...» И затем, Чтоб совсем уж растение это унизить, Я сорвал И приставил метельчатый стебель к букету, Чтобы вместе со мной все цветы на лугу посмеялись Сочетанью ужасному розовой «раковой шейки» И нелепой метелки. Но... Не смеялся никто. Даже больше того (что цветы!), я и сам не смеялся. Я увидел, как ожил, как вдруг засветился букет, Как ему не хватало Некрасивого, в сущности, длинного, грубого стебля. Я крапиву сорвал, Я приставил к букету крапиву! И — о чудо!— зеленая, мощная сочность крапивы Озарила цветы. А ее грубоватая сила Оттенила всю нежность соседки ее незабудки, Показала всю слабость малиновой тихой гвоздички, Подчеркнула всю тонкость, всю розовость «раковой шейки». Стебли ржи я срывал, чтоб торчали они из букета! И татарник срывал, чтоб симметрию к черту разрушить! И былинник срывал, чтобы мощи косматой добавить! И поставил в кувшин, И водой окатил из колодца, Чтобы влага дрожала, как после дождя проливного, Так впервые я создал Настоящий, Правдивый букет. 1963 (художник Марина Захарова) #ВладимирСолоухин #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Лежать на траве. Опуститься, опрокинуться навзничь, раскинуть руки. Нет другого способа так же плотно утонуть и раствориться в синем небе, чем когда лежишь на траве. Улетаешь и тонешь сразу, в тот самый миг, как только опрокинешься и откроешь глаза. Так тонет свинцовая гирька, если ее положить на поверхность моря. Так тонет напряженный воздушный шарик (ну, скажем, метеорологический зонд), когда его выпустишь из рук. Но разве есть у них та же стремительность, та же легкость, та же скорость, что у человеческого взгляда, когда он тонет в беспредельной синеве летнего неба. Для этого надо лечь на траву и открыть глаза. Владимир Солоухин, «Трава» (художник Игорь Родионов, «В облаках») #ВладимирСолоухин #ПоЧИТАТЕЛИкниг