Борис Пастернак Во всем мне хочется дойти До самой сути. В работе, в поисках пути, В сердечной смуте. До сущности протекших дней, До их причины, До оснований, до корней, До сердцевины. Всё время схватывая нить Судеб, событий, Жить, думать, чувствовать, любить, Свершать открытья. О, если бы я только мог Хотя отчасти, Я написал бы восемь строк О свойствах страсти. О беззаконьях, о грехах, Бегах, погонях, Нечаянностях впопыхах, Локтях, ладонях. Я вывел бы ее закон, Ее начало, И повторял ее имен Инициалы. Я б разбивал стихи, как сад. Всей дрожью жилок Цвели бы липы в них подряд, Гуськом, в затылок. В стихи б я внес дыханье роз, Дыханье мяты, Луга, осоку, сенокос, Грозы раскаты. Так некогда Шопен вложил Живое чудо Фольварков, парков, рощ, могил В свои этюды. Достигнутого торжества Игра и мука — Натянутая тетива Тугого лука. 1956 (художник Александр Морозов) #БорисПастернак #ПоЧИТАТЕЛИкниг

У меня из десяти стихов — пять хороших, три средних и два плохих. У Блока из десяти стихотворений — восемь плохих и два хороших, но таких хороших, мне, пожалуй, не написать. Владимир Маяковский (Из воспоминаний. Лев Никулин о разговоре с Маяковским после выступления Блока в Политехническом музее.) Маяковский легко бросался фразами о презрении ко всему искусству, что было до него. Но к Александру Блоку относился с особым чувством. Поэтому очень долго напрашивался к нему в гости. В конце концов Маяковский получил приглашение от Блока прийти к нему на один из вечеров. Но как назло это было именно в именины боготворимой им Лили Брик. Разрешение посетить Блока было дано, но с условием не опаздывать к ужину (еще бы: Лиля готовит блины!) и взять у Блока автограф. Маяковский пришел к Блоку, и оказалось, что вопрос с автографом решился очень быстро. Ему даже не пришлось ни о чем просить. Блок сам предложил ему подписать книгу. Снял с полки, раскрыл титульный лист, сел и надолго задумался. Маяковский не смел нарушить его молчание — лишь безуспешно разглядывал циферблат часов. Время шло, он безбожно опаздывал. Приготовил покаянную речь, но произносить ее не пришлось: Лиля его простила. Ведь он как-никак вернулся с автографом! На подаренной книге Блок написал: «Владимиру Маяковскому, о котором в последнее время я так много думаю». (художник Вячеслав Токарев) #ВладимирМаяковский #АлександрБлок #этоинтересно #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Борис Садовский В уездном городе Заборы, груды кирпича, Кривые улицы, домишки И за собором каланча С уснувшим сторожем на вышке. Здесь сорок лет что год один. Не знают люди перемены, Как рамки выцветших картин, Смиренно кроющие стены. А в поле, там где млеет ширь И рожь колышется волнами, Хранит кладбище монастырь, Приосененный тополями. И здесь такой же мирный сон. Как сладко спится позабытым! Лишь луч порой, упав на клен, Играет зайчиком по плитам. 1905 (Борис Кустодиев, «Улица в Старой Руссе», 1921) #БорисСадовский #ПоЧИТАТЕЛИкниг

20 июля 1304 года родился Франческо ПЕТРАРКА, итальянский поэт Франческо Петрарка был священником, религиозным писателем и дипломатом, но в памяти потомков остался исключительно поэтом. Его стихи вместе с произведениями Боккаччо и Данте Алигьери легли в основу современного итальянского языка. Лирика Петрарки была настолько популярна в Европе, что сразу три столицы – Париж, Рим и Неаполь – оспаривали право преподнести ему лавровый венок лучшего поэта. Сборник сонетов и канцон «Канцоньере» стал одной из главных книг эпохи Возрождения. Практически все тексты в нем положили на музыку еще в четырнадцатом веке. Знаменитые сонеты вряд ли когда-нибудь появились бы на свет, если бы в возрасте 21 года Франческо случайно не встретил в Авиньоне молодую женщину Лауру. «Канцоньере» полностью посвящен ей, в поэме «Триумфы» его любовь – одна из главных тем. Надо ли говорить, что это была несчастная, неразделенная и платоническая любовь? Тот солнечный апрельский день, когда поэт впервые увидел свою возлюбленную, Петрарка запомнил на всю жизнь. Они встретились 6 апреля 1327 года в Страстную пятницу в маленькой церквушке Св. Клары в предместьях Авиньона. Он — молодой, но уже признанный при папском дворе двадцатитрёхлетний поэт, совершивший несколько дальних путешествий, она — замужняя двадцатишестилетняя женщина, у которой было к тому времени несколько детей. Белокурая, с огромными и добрыми глазами, она казалась воплощением женственности и духовной чистоты. Очарованный ею, Петрарка напишет: Благословен день, месяц, лето, час И миг, когда мой взор те очи встретил! Благословен тот край, и дол тот светел, Где пленником я стал прекрасных глаз! Франчееско Петрарка Прекрасная женщина стала музой, мечтой поэта в вечности. И даже когда заботы и возраст исказили её прекрасное лицо глубокими морщинами, поседевшие волосы утратили красоту, а фигура испортилась после многих родов, Франческо Петрарка и тогда любил свою Лауру. Чем больше она старела, тем более он восхищался её женственностью и очарованием. Она и в старости была для него прекрасна. Петрарка вспоминал, что Лаура обладала исключительной красотой, но, кроме того, он по своей воле наделял её высокой духовностью и нравственностью. Они встречались на улицах Авиньона, в церквях, на службах, и влюблённый Франческо, не смея отвести от своей музы глаз, смотрел на неё, пока та не уходила под руку с мужем. За все годы встреч они не обмолвились ни единым словом. Но всякий раз, заметив обращённый к нему нежный тёплый взгляд Лауры, счастливый поэт возвращался домой и до утра писал посвящённые ей сонеты. Знала ли Лаура о его чувствах? Могла ли знать она, что навечно связана с одним из самых великих поэтов мира? Что через века потомки будут называть её имя, как символ безраздельной любви мужчины к женщине? Лаура умерла 6 апреля 1348 года во время свирепствовавшей в Европе чумы. Именно в тот день, когда двадцать один год назад впервые увидел свою музу воспевший её поэт. Долго и мучительно переживал Франческо Петрарка смерть возлюбленной. Закрываясь по ночам в комнате, при тусклом свете свечи он воспевал прекрасную Лауру в сонетах: Я припадал к её стопам в стихах, Сердечным жаром наполняя звуки, И сам с собою пребывал в разлуке: Сам — на земле, а думы — в облаках. Я пел о золотых её кудрях, Я воспевал её глаза и руки. Блаженством райским почитая муки, И вот теперь она — холодный прах. А я без маяка, в скорлупке сирой Сквозь шторм, который для меня не внове, Плыву по жизни, правя наугад. Ф. Петрарка После смерти Лауры рукой Петрарки были написаны «Стихи на смерть мадонны Лауры», «Триумф смерти». «Триумф славы». Франческо Петрарка пережил свою возлюбленную на двадцать шесть лет. Но и после её смерти он любил Лауру всё так же восторженно и трепетно, посвящая ей, уже ушедшей из этого мира, прекрасные сонеты, всего около четырёхсот. Все они были собраны в «Канцоньере» («Книге песен»), которая является самым знаменитым сочинением поэта. #ФранческоПетрарка #Лаура #ПоЧИТАТЕЛИкниг

19 июля 1893 года — 130 лет назад — родился Владимир МАЯКОВСКИЙ Его называли «глашатаем революции», и всю жизнь он прожил под лозунгом, который озвучил в одном из своих стихотворений: Светить всегда, светить везде, до дней последних донца, светить — и никаких гвоздей! Вот лозунг мой — и солнца! Маяковский всегда был любимчиком женщин, он своей популярностью умело пользовался, но главной его музой и любовью была Лиля Юрьевна Брик. Своей возлюбленной поэт подарил кольцо с выгравированными внутри инициалами девушки. «ЛЮБ» превратилось в бесконечное признание в любви: «ЛЮБЛЮ». У Владимира Маяковского была фобия заразиться какой-либо болезнью. Считается, что так на поэта повлияла смерть отца - он умер от укола простой иголкой, подшивая бумаги. Маяковский постоянно носил с собой мыльницу и при каждом удобной случае мыл руки. Из-за стихотворной «лесенки», которую придумал сам Маяковский и которая впоследствии стала его визитной карточкой, многие коллеги поэта обвиняли его в жульничестве: ведь в то время газеты платили гонорары именно за количество строк, а не за знаки. Поэт был страстным любителем азартных игр. Обожал бильярд и карты, не боялся сыграть и в «русскую рулетку». Кстати, есть версия, что именно проигрыш «русскую рулетку» стал причиной гибели Маяковского - ведь обстоятельства его смерти до сих пор не до конца ясны. Мало кто знает, что Маяковский был тесно связан не только с литературой, но и с зарождавшимся в России кинематографом. Он писал сценарии и сыграл пару ролей. К сожалению, до нас дошли только фрагменты одного фильма, где можно взглянуть на поэта – это «Барышня и хулиган». #ВладимирМаяковский #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Игорь Северянин В осенокошенном июле... Июль блестяще осенокошен. Ах, он уходит! Держи! Держи! Лежу на шелке зеленом пашен, Вокруг - блондинки, косички ржи. О небо, небо! Твой путь воздушен! О поле, поле! Ты - грезы верфь! Я онебесен! Я онездешен! И бог мне равен, и равен червь! Июль, 1911 год (картина Эдуарда Панова «Сенокос») #ИгорьСеверянин #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Книги просвещают душу, поднимают и укрепляют человека, пробуждают в нём лучшие стремления, острят его ум и смягчают сердце. Уильям Теккерей #УильямТеккерей #окнигах #ПоЧИТАТЕЛИкниг

18 июля 1932 года родился знаменитый поэт-шестидесятник Евгений ЕВТУШЕНКО «Так кто же я? Я русский поэт, а не русскоязычный. Я русский человек по самосознанию. Самосознание и есть национальность. Мои мать и отец любили друг друга недолго, но я их люблю всегда. Я люблю всех женщин, которых я когда-то любил. Я люблю свою жену Машу. Я люблю всех своих пятерых сыновей. Я люблю Пушкина и Володю Соколова, Шостаковича и Булата Окуджаву, Петрова-Водкина и Олега Целкова, великого сибирского шофера моего дядю Андрея Дубинина и великого футболиста Всеволода Боброва. Я люблю станцию Зима, Переделкино, Гульрипш, где сейчас от моего сожженного дома остался только пепел. Я люблю скрип саней по снегу, баню с березовыми вениками, сало с черным хлебом, малосольного омуля, моченые антоновские яблоки. Я, правда, почти не пью водки, потому что она убивает память, но водка незаменима на поминках, а мне на них приходится сиживать все чаще и чаще, как будто все они сливаются в одни Большие Поминки по той Большой Стране, в которой я родился и которой уже нет и никогда не будет. Но я люблю и другую – Самую Большую Страну – человечество. Я люблю Гранд-каньон не меньше, чем Байкал. Я люблю «Девочку на шаре» Пикассо не меньше, чем «Тройку» Перова. Я люблю Эдит Пиаф и Жака Бреля не меньше, чем Русланову и Высоцкого. Я люблю Габриеля Гарсию Маркеса не меньше, чем Андрея Платонова. Я люблю фильм «Похитители велосипедов» не меньше, чем «Летят журавли». Я люблю гениев дружбы – грузина Джумбера Беташвили, убитого во время абхазско-грузинской бойни, американца Альберта Тодда, австралийца Джеффри Даттона, шведа Пера Гедина, итальянку Евелину Паскуччи, – с которыми мы сразу начали понимать друг друга с полуслова, – люблю их не меньше, чем моего школьного кореша электромонтажника Лешу Чиненкова, чем Леню Шинкарева, с которым мы прошли семь сибирских рек, чем Евтушенковеда № 1 – подводника Юру Нехорошева. Наши отечественные блюстители чистоты крови давно пытаются поставить под сомнение мою «русскость», распространяя слухи, что я – замаскировавшийся еврей, хотя уж еврейской-то крови, к их бессильной ярости, у меня ни капли. Они радостно вцепились в довоенный учебник тригонометрии для средней школы, соавторами которого были мой дедушка Гангнус и Гурвиц, и называют меня на своих черносотенных сборищах не иначе как в плюрале: «эти гурвицы-гангнусы», приписав мне и фамилию дедушкиного соавтора… Когда в 1990 году моей маме Зинаиде Ермолаевне Евтушенко исполнилось восемьдесят лет, она продолжала работать газетным киоскером на углу проспекта Мира и площади Рижского вокзала. Ее в тот день завалили цветами и подарками те люди, которые жили или работали вокруг и столько лет покупали из ее добрых рук газеты не всегда с добрыми вестями, что уже от нее не зависело. Чуть на дольше, чем полагалось, остановился один троллейбус, и его водительница, обычно покупающая журнал «Крестьянка», подарила маме большой египетский цветок, похожий на фламинго из дельты Нила. Машинист скорого поезда преподнес бутылку ликера «Вана Таллин». Мясник из соседнего магазина передал целый мешок самых изысканных костей для маминой собаки Капы. Остановился спецавтобус, из которого высыпали будапештские туристы, знавшие адрес маминого киоска из переведенной на венгерский поэмы «Мама и нейтронная бомба», задарили маму сувенирами, просили автографы. Цветов было столько, что весь киоск благоухал, превратившись в оранжерею. Но вдруг появились четверо коротко стриженных молодых людей, в черных гимнастерках, с поскрипывающими портупеями и холодными военизированными глазами. Один из них, по возрасту годившийся маме во внуки, сказал, поигрывая казацкой витой плеткой: – Когда ты наконец уберешься в свой Израиль, старая жидовка, вместе с твоим сынком-сионистом и заодно со всеми этими вонючими гангнусами-гурвицами?! Мама, рассказывая мне эту историю, невесело вздохнула: – Отвратительно было это слышать, особенно от таких молодых людей… А если бы я была вправду еврейкой – каково бы мне было тогда! Потом она добавила: – Я тебя не идеализирую, Женя, потому что слишком хорошо тебя знаю со всеми твоими прибамбасами. Но, глядя на этих чернорубашечников, я подумала: если эти подонки так ненавидят моего сына, то, наверное, он все-таки чего-нибудь стоит…» Евгений Евтушенко, «Волчий паспорт» #ЕвгенийЕвтушенко #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Евгений Евтушенко Пора вставать... Ресниц не вскинуть сонных. Пора вставать... Будильник сам не свой. В окно глядит и сетует подсолнух, покачивая рыжей головой. Ерошит ветер зябнущую зелень. Туманами покрыта вся река, как будто это на воду присели спустившиеся с неба облака. И пусть кругом еще ночная тишь, заря с отливом розовым, нездешним скользит по непроснувшимся скворешням, по кромкам свежевыкрашенных крыш. Пора, пора вглодаться и вглядеться в заждавшуюся жизнь. Все ждет с утра. Пора вставать... С тобой рассталось детство. Пора вставать... Быть молодым пора... 1950 (художник Елена Шумакова, «Окно»)) #ЕвгенийЕвтушенко #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Евгений Евтушенко Я был тылом — сопливым, промерзлым, выбивавшим всю азбуку Морзе расшатавшимся зубом о зуб. Мои бабки — Ядвига, Мария, — меня голодом вы не морили, но от пепла был горек ваш суп. Сталинградский, смоленский, можайский, этот пепел, в Сибири снижаясь, реял траурно, как воронье, и глаза у детдомовки Инки были будто бы две пепелинки от сгоревшего дома ее. На родимой ее Беларуси стали черными белые гуси, рев стоял только черных коров. Стали пеплом заводы, плотины, и все бодрые кинокартины, и надежды на малую кровь. Сняли с башен кремлевских рубины. В Ленинграде рояли рубили. Слон разбомбленный умирал. Пепел корчащихся документов с крыш Москвы, с парусиновых тентов улетал далеко за Урал. Я свидетельствую о пепле, от которого трусы ослепли: им воздали еще не вполне. Заклинаю всем ужасом детства: «Нет страшней среди всех лжесвидетельств лжесвидетельства о войне!» Пепел, розовый в книгах, позорен. Пепел был и останется черен. Но свидетельствую о том, что осталось неиспепелённым: о народе в железных пеленках и о сердце его золотом. Я свидетельствую о братстве — о святом всенародном солдатстве от амурской до волжской воды, о горчайшей редчайшей свободе — умирать или жить — не в стыдобе, а в сознанье своей правоты. Я свидетельствую о пепле, том, в котором все вместе окрепли и поднялись в решающий час. Я свидетельствую о боли. Я свидетельствую о боге, проступившем не в небе, а в нас. До сих пор я дышу этим пеплом, этим всеочищающим пеклом, и хотя те года далеки, вижу в булочных я спозаранок, как вмурованы в корки буханок сталинградские угольки. Эх, война, моя мачеха-матерь, ты учила умнее грамматик, научила всему, что могла, и сама кой-чему научилась. Проклинаю за то, что случилась, и спасибо за то, что была. (художник Дмитрий Петров, «Возвращение») #ЕвгенийЕвтушенко #ПоЧИТАТЕЛИкниг