Николай Заболоцкий Вечер на Оке В очарованье русского пейзажа Есть подлинная радость, но она Открыта не для каждого и даже Не каждому художнику видна. С утра обремененная работой, Трудом лесов, заботами полей, Природа смотрит как бы с неохотой На нас, неочарованных людей. И лишь когда за темной чащей леса Вечерний луч таинственно блеснет, Обыденности плотная завеса С ее красот мгновенно упадет. Вздохнут леса, опущенные в воду, И, как бы сквозь прозрачное стекло, Вся грудь реки приникнет к небосводу И загорится влажно и светло. Из белых башен облачного мира Сойдет огонь, и в нежном том огне, Как будто под руками ювелира, Сквозные тени лягут в глубине. И чем ясней становятся детали Предметов, расположенных вокруг, Тем необъятней делаются дали Речных лугов, затонов и излук. Горит весь мир, прозрачен и духовен, Теперь-то он поистине хорош, И ты, ликуя, множество диковин В его живых чертах распознаешь. (художник Михаил Гейдеров, «Вечер на Оке») #НиколайЗаболоцкий #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Другие записи сообщества
22 августа 1920 года родился Рэй БРЭДБЕРИ, американский писатель-фантаст. Полное имя – Раймонд Дуглас Брэдбери Одному простому правилу Рэй Брэдбери следовал всю жизнь: «Делай то, что любишь и люби то, что ты делаешь!». Брэдбери начал писать в двенадцать лет: «Я не мог позволить себе купить продолжение Марсианского воина Эдгара Берроуза, ведь мы были бедной семьей... И тогда написал свою собственную версию». У Рэя Брэдбери не было никакого образования, кроме средней школы, которую он закончил в 1938 году. Главным его учителем стали книги: «Жюль Верн был моим отцом. Уэллс – мудрым дядюшкой. Эдгар Аллан По приходился мне двоюродным братом; он как летучая мышь – вечно обитал у нас на темном чердаке. Флэш Гордон и Бак Роджерс – мои братья и товарищи. Вот вам и вся моя родня. Еще добавлю, что моей матерью, по всей вероятности, была Мэри Уоллстонкрафт Шелли, создательница Франкенштейна. Ну, кем я еще мог стать, как не писателем-фантастом при такой семейке». Главным, фантастическим даром в произведениях Брэдбери были не машины или научные открытия, а жизнь. Когда в одном из интервью ему задали вопрос «Если бы сегодня на вашем заднем дворе приземлились инопланетяне, что бы вы спросили у них?» Брэдбери ответил так: «Я бы спросил: что для вас жизнь? Значит ли она для вас то же что и для меня? Ведь действительно, жизнь удивительный дар!» За свою жизнь Брэдбери написал одиннадцать фантастических романов (первый, «Марсианские хроники» — в 1950 году, последний, «Лето, прощай!» — в 2006 году), свыше 400 фантастических рассказов и повестей, выходивших в 45 сборниках и двух антологиях с 1947 по 2011 год, и 21 пьесу, не считая детских книг, киносценариев и других литературных произведений. Рэй Брэдбери и в девяносто лет каждый день начинал с того, что садился за рукопись, потому что верил, что еще один новый рассказ продлит ему жизнь. Книги выходили почти каждый год: последний крупный роман увидел свет в 2006 году, еще до появления на прилавках гарантировав себе славу бестселлера. Знаменитый писатель-фантаст скончался 5 июня 2012 года на 92-м году жизни. Брэдбери сам выбрал место захоронения – это Вествудское кладбище на западе Лос-Анджелеса, а на надгробии он попросил написать: «Автор 451 градуса по Фаренгейту». Хотя мечтал, в шутку или всерьез, быть похороненным на Красной планете: «О чем я мечтаю сейчас? Я надеюсь дожить до того момента, когда мы приземлимся на Марсе. Я бы с удовольствием стал первым покойником на Марсе. Мой прах можно было бы поместить в какую-нибудь впадину на планете и назвать ее в честь меня». #РэйБрэдбери #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Выдающегося американского писателя-фантаста Рэя Бредбери всю жизнь сопровождали библиотеки и книги. В библиотеках прошли его детство, юность и молодость, книжные магазины он посещал при каждом удобном случае. Свою любимую жену Рэй встретил в книжном магазине: «Знаете, это самое лучшее место для знакомства с женщиной. Все представительницы прекрасного пола в моей жизни были библиотекарями или продавцами книг. Мне нравятся умные женщины! Мужчины обычно боятся слишком умных, но я, наоборот, с удовольствием приглашаю их в свою жизнь». «Я начал ощущать, что меня куда-то "клонит", когда мне исполнилось двенадцать лет. Потом, уже в двадцать четыре, мне пришлось даже обратиться за помощью к психиатру. Он спросил: "В чем дело, парень?" Ну, я и объяснил, что хочу стать величайшим писателем, который когда-либо жил на свете, но мне самому это кажется странностью. Он улыбнулся и посоветовал идти в библиотеку и учиться. Я так и поступил... ...Поскольку моя семья не имела денег, я не мог поступить в колледж. И сегодня благодарю Бога за это — в колледже невозможно научиться писать! Научиться писать можно в библиотеке, погружаясь в мир книг. Там они окружают вас со всех сторон, падают на вас, вы засыпаете над ними - и учитесь, учитесь, учитесь. Библиотека, а не университет учит человека». «Я написал однажды страшную сказку (роман «451 градус по Фаренгейту»), а она взяла и обернулась реальным кошмаром. Сейчас есть реальное ощущение того, что книги умирают. Всё же электронный носитель — это совсем не книга. Для меня мир библиотеки был джунглями Амазонки, которые могли укрыть человека с головой, захватить его шелестом страниц, укутать интересными историями. От монитора всего этого не получишь, там лишь сухой текст, без запаха бумаги — выхолощено, никакой теплоты. Наверное, я самый консервативный писатель-фантаст в мире». #РэйБредбери #ПоЧИТАТЕЛИкнит
Иннокентий Анненский Август Еще горят лучи под сводами дорог, Но там, между ветвей, все глуше и немее: Так улыбается бледнеющий игрок, Ударов жребия считать уже не смея. Уж день за шторами. С туманом по земле Влекутся медленно унылые призывы… А с ним всё душный пир, дробится в хрустале Еще вчерашний блеск, и только астры живы… Иль это — шествие белеет сквозь листы? И там огни дрожат под матовой короной, Дрожат и говорят: «А ты? Когда же ты?» — На медном языке истомы похоронной… Игру ли кончили, гробница ль уплыла, Но проясняются на сердце впечатленья; О, как я понял вас: и вкрадчивость тепла, И роскошь цветников, где проступает тленье… (художник Игорь Ропяник) #ИннокентийАнненский #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Василий Песков Плёс Летом 1888 года еще малоизвестный молодой пейзажист Исаак Левитан плыл по Волге из Нижнего Новгорода в поисках «источника сильных впечатлений». Художник был грустен, даже уныл — Волга, вопреки ожиданию, душу не задевала. И вдруг за Кинешмой взгляд живописца и его спутницы привлек маленький городок, убегавший от воды круто в гору, в зелень берез и елок. На бугре стояла бревенчатая церковка, кругом темнел отражавшийся в Волге лес. Левитан побежал к капитану. — Что за место? — Городок Плёс, — равнодушно сказал капитан, — точнее сказать, городишко… Но художник уже не слушал. Городок приближался. И было в нем что-то заставлявшее поспешить. — Сходим! — Художник побежал в каюту за мольбертом и саквояжами. Так случайно Левитан встретился с Плёсом. Теперь, спустя сотню лет, пассажиры на теплоходах заранее выходят на палубы и с нетерпением ждут… Со времен Левитана облик города мало в чем изменился. И в этом его привлекательность. Случается, два, даже три громадных теплохода борт к борту стоят у Плёса. Местные жители растворяются в потоке приезжих. По делу прибывают сюда немногие. Главное — навестить городок, самому убедиться: справедлива ль о нем молва? История Плёса не бездонна, но глубока. Основан он был в год Грюнвальдской битвы (1410) с назначением: оберегать границы Руси от набегов с востока. Место для рубленой крепости посланцы московского князя Василия (сына Дмитрия Донского) выбрали не случайно. На Верхней Волге это самая высокая точка. Крутизна берегов обрывалась возле воды, и с двух сторон крепость обрамляли овраги. Неприступной стояла она на мысу. Это не помешало, однако, молодому казанскому хану Махмуту Хази «сжечь Плёсо» (так изначально назван был город). Но то был всего лишь набег. Плёсо восстановился. Служил позже сборным пунктом для войска против казанских ханов. Беспокойство с востока сменилось потом нашествием с запада — в Смутное время просочилось сюда шляхетское войско… А в 1812 году город был тылом, куда эвакуировались воспитанники и педагоги Московского театрального училища. Приютивший беженцев заштатный патриархальный Плёс обескуражен был ученьем резвых «ахтерок». Особо богопротивным показались плесянам балетные танцы. Балетмейстер тех лет Глушковский записал реплики собиравшихся поглазеть на ученье: «Ах, матки мои, как их вертит нечистая сила, как она их подымает!» Звездный час малого городка приходится на вторую половину позапрошлого века. Плёс поставлял в это время рыбу в Москву, славился кузнецами и оборотистыми извозчиками, портняжничал и сапожничал, поставлял на волжский путь бурлаков, но главное — сделался важной торговой точкой речной дороги. Тут с барж на телеги переваливали хлеб, шедший с юга, сюда свозились товары из иваново-шуйской промышленной зоны. На ручьях и речках, впадающих в Волгу, вертелись мельничные колеса, на открытых ветру буграх шевелили крыльями ветряки. Появилось несколько маленьких ткацких фабрик. Город бурлил. Население его достигло двух с половиной тысяч. Дома росли как грибы. Наверху места уже не хватало, заняли низ у самой воды. И по буграм, вырезая на склонах площадки, рубили дома. Так сложился облик городка, бегущего вверх по откосу. В летнюю навигацию население Плёса возрастало в несколько раз. Рельсовый путь Иваново-Вознесенск — Кинешма сделал невыгодным вывоз хлеба из Плёса гужевым транспортом. И городок быстро утих. Тишина была уже главной его примечательностью, когда Левитан первый раз сошел с парохода на пристань. В Плёсе художник нашел то, что искала его душа. Поселившись в домике с окнами на реку, он обрел житейский покой и жадную страсть работать. Исчезли мнительность, неуверенность в своих силах. Его зонт над этюдником видели то у воды, то на кручах над речным плесом, то в окрестных деревнях. Тихая жизнь городка, мир простых радостей, близость к природе пробудили все лучшее, чем была богата эта натура. Плёс оказался для Левитана тем же, что и сельцо Михайловское для Пушкина. Жилось и работалось радостно. Расширился жизненный горизонт. Молодой еще человек, видевший в Москве главным образом приказчиков, коридорных, половых, извозчиков, увидел тут, на Волге, основы жизни, начал понимать историческую силу народа. И хотя полотна Левитана «безлюдны», мироощущение человека, писавшего их, явственно проявляется. Чехов, увидев холсты, привезенные другом из Плёса, сказал: «…на твоих картинах появилась улыбка». В Плёсе состоялось открытие Левитаном Волги. Волжских пейзажей до него написано было много. Левитан в своих наблюдениях и переживаниях постиг душу великой реки. Он почувствовал здесь просторы России, волжский плес, в котором отражался маленький городок, подарил художнику острые ощущения переменчивой красоты. Картины «Вечер. Золотой плес», «После дождя. Плёс», «Свежий ветер. Волга», глубоко волнующие нас сегодня, — результат и громадного мастерства и особого строя души, способной остановить волнующие мгновения жизни. Плёс подарил живописцу много таких мгновений. Полотна, привезенные с Волги, сразу поставили Левитана в ряд великих художников. Всеобщее любопытство вызвал и маленький городок. Сюда устремились художники. Перебывало их, начинающих и маститых, в городке много, и каждый увозил на холстах «свой Плёс». Но имя Левитана для Плёса — то же самое, что имя Толстого для Ясной Поляны, Тургенева — для Спасского-Лутовинова, Чехова — для Мелихова. Левитан ездил сюда три лета подряд. Написал много больших полотен и полсотни этюдов. Мотив знаменитой картины «Над вечным покоем» подсказан был обликом деревянной церквушки, стоявшей над плесом. Волжский маленький городок пробудил талант Левитана. И сам он навечно прославлен художником. По знакомым картинам мы знаем с детства: есть где-то Плёс, хорошо бы там побывать… Левитан сохранил сердечную благодарность местечку на Волге. Незадолго до смерти, вспоминая лучшее, что увидел, о Плёсе сказал: «Никогда не забуду…» Более ста лет минуло с той поры, когда по желтым дорожкам в гору ходил Левитан. За сотню лет сколько воды унесла в море Волга! Выросли, переменились города на ее берегах. А Плёс остался Плёсом. И это его старинное постоянство обернулось сегодня ценностью. Тут царствует пешеход. Глиняные дорожки змейками убегают на кручи мимо таинственных, непролазно-зеленых каньонов. Весной овраги пенятся белым цветом черемух и служат приютом для соловьев. Летом тут пахнет нагретыми лопухами, ежевикой, жасмином. Внизу, в потемках, журчат ручейки, вверху, на припеке, гремят кузнечики. Осенью по оврагам шуршат дрозды, как детские самолетики из бумаги, скользят над желтеющим миром сороки. В пахучем царстве зарослей тут хочется заблудиться. Но невозможно. Дорожки выводят тебя на вершину откоса под полог громадных старых берез. Отсюда Волга — как на ладони. На лодке переправиться можно на левый берег (из Ивановской в Костромскую область). Через реку, как бы со стороны, городок виден весь целиком. Видна внизу слева бывшая рыбачья слобода, виден в ней домик, где жил Левитан. И в мелких подробностях видны уступы кружевной зелени леса, уступы домов, садов, паутина желтых дорожек, освещенные солнцем полянки и темные русла оврагов, плешины на круче, вытоптанные туристами. Светел, зелен, радостен городок! А у ног его — зеркало Волги. Город похож на большой многопалубный пароход, приставший тут и не желающий уплывать — так ему хорошо. Как мачты, белеют церквушки. Нижняя палуба — самая оживленная. Плотно друг к другу стоят дома. Почти что все двухэтажные, низ — каменный, верх — деревянный. Заборы. Наличники. Двери с коваными запорами. В окнах — герань. У заборов — скамейки с обязательными старушками. Девятнадцатый век! Кажется, вот сейчас выйдет купчина в поддевке и проследует, оглядевшись, к лабазам у церкви. В огородах возле домов пахнет укропом, нагретой ботвой помидоров. Пахнет яблоками, колотыми дровами, вяленой рыбой, дымком. Куда-то в зеленые джунгли склона чешуйчатой змейкой уползает дорожка, мощенная камнем… Таким видит Плёс человек, сошедший на два-три часа с теплохода. Но на всю жизнь запоминается этот старинный городок на Волге. из книги «Окно в природу» (Исаак Левитан. «Вечер. Золотой Плёс». 1889) #ВасилийПесков #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Маргарита Алигер Август Этого года неяркое лето. В маленьких елках бревенчатый дом. Август, а сердце еще не согрето. Минуло лето… Но дело не в том. Рощу знобит по осенней погоде. Тонут макушки в тумане густом. Третий десяток уже на исходе. Минула юность… Но дело не в том. Старше ли на год, моложе ли на год, дело не в том, закадычный дружок. Вот на рябине зардевшихся ягод первая горсточка, словно ожог. Жаркая, терпкая, горькая ярость в ночь овладела невзрачным кустом. Смелая зрелость и сильная старость — верность природе… Но дело не в том. Сердце мое, ты давно научилось крепко держать неприметную нить. Все бы не страшно, да что-то случилось. В мире чего-то нельзя изменить. Что-то случилось и врезалось в души всем, кому было с тобой по пути. Не обойти, не забыть, не разрушить, как ни старайся и как ни верти. Спутники, нам не грозит неизвестность. Дожили мы до желанной поры. Круче дорога и шире окрестность. Мы высоко, на вершине горы. Мы в непрестанном живем озаренье, дышим глубоко, с равниной не в лад. На высоте обостряется зренье, пристальней и безошибочней взгляд. Но на родные предметы и лица, на августовский безветренный день неотвратимо и строго ложится трудной горы непреклонная тень. Что же, товарищ, пройдем и сквозь это, тень разгоняя упрямым трудом, песней, которая кем-то не спета, верой в грядущее, словом привета… Этого года неяркое лето. В маленьких елках бревенчатый дом. 1945 (художник Владимир Качанов) #МаргаритаАлигер #ПоЧИТАТЕЛИкниг
21 августа 1920 года родился Кристофер Робин МИЛН. Как писатель младший Милн почти не известен, но всем знаком Кристофер Робин, который дал имя самому знаменитому медвежонку Винни-Пуху. На свой первый день рождения Кристофер Робин получил от отца в подарок «медвежонка Тэдди» лондонской фирмы «Фарнелл», которого он назвал Эдвардом. Этот игрушечный медведь не только стал постоянным спутником мальчика, но и, наряду с реальной медведицей Винни, которую Милны видели в лондонском зоопарке, в конечном счете послужил вдохновением к созданию главного героя книг про Винни-Пуха. В детстве Кристоферу нравилось помогать отцу в создании книг. Помимо Винни-Пуха он также стал прототипом нескольких героев стихотворений в сборниках «Когда мы были совсем маленькими» и «Теперь нам шесть», который написал Алан. В школе Кристоферу пришлось несладко. Одноклассники дразнили его цитатами из книги, а также стихотворений, которые Алан Милн посвятил сыну. В результате Кристофер вырос чуть ли не с ненавистью к той славе, которую он приобрёл благодаря творчеству отца. В 60-е годы прошлого века Кристофер Робин Милн решил заняться писательством. Сочинив повесть, он попытался пристроить ее в какое-либо издательство. Но всюду встречал вежливый отказ. Всюду ему заявляли, что с огромной радостью и за очень солидный гонорар опубликовали бы его воспоминания об отце. А вот с повестью надо бы повременить... В конце концов, он сдался. И написал три тома мемуаров. Получились они весьма жесткими, развенчивающими многочисленные мифы о своем детстве и об отце. Кристофер с горечью написал, что отец построил свою популярность на его детских плечах...«Были две вещи, которые омрачили мою жизнь и от которых я должен был спасаться: слава моего отца и „Кристофер Робин“…» #КристоферРобин #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Игорь Северянин Есть в тихом августе, мечтательном и кротком, Такая мягкая, певучая печаль, Что жаль минувшего, мелькнувшего в коротком, Что сердце просится: «к забвению причаль». Мне вспоминаются, туманны и бессвязны, Обрывки августов, их встречи, их уход… И для души моей они однообразны, Как скалам озера — проплывший пароход… 1909 (художник Любовь Малышева) #ИгорьСеверянин #ПоЧИТАТЕЛИкниг
А потом наступает день, когда слышишь, как всюду вокруг яблонь одно за другим падают яблоки. Сначала одно, потом где-то невдалеке другое, а потом сразу три, потом четыре, девять, двадцать, и наконец яблоки начинают сыпаться как дождь, мягко стучат по влажной, темнеющей траве, точно конские копыта, и ты - последнее яблоко на яблоне, и ждешь, чтобы ветер медленно раскачал тебя и оторвал от твоей опоры в небе, и падаешь все вниз, вниз… И задолго до того, как упадешь в траву, уже забудешь, что было на свете дерево, другие яблоки, лето и зеленая трава под яблоней. Будешь падать во тьму… Рэй Брэдбери, «Вино из одуванчиков» (художник Игорь Бархатков) #РэйБрэдбери #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Юрий Левитанский Светлый праздник бездомности, тихий свет без огня, ощущенье бездонности августовского дня. Ощущенье бессменности пребыванья в тиши и почти что бессмертности нашей грешной души. Вот и кончено полностью, вот и кончено с ней, этой маленькой повестью наших судеб и дней. Наших дней, перемеченных торопливой судьбой, наших двух переменчивых, наших судеб с тобой. Полдень пахнет кружением дальних рощ и лесов пахнет вечным движением привокзальных часов. Ощущенье беспечности, как скольженье на льду. Запах ветра и вечности от скамеек в саду. От рассвета до полночи - тишина и покой, никакой будто горечи и беды никакой. Только полночь опустится как догадка о том, что со счета не сбросится ни сейчас, ни потом. Что со счета не сбросится, ни потом, ни сейчас, и что с нас еще спросится, еще спросится с нас. 1976 год (художник Михаил Алдашин, «Вечерний чай») #ЮрийЛевитанский #ПоЧИТАТЕЛИкниг
Иван Бунин ПОСЛЕДНИЙ ШМЕЛЬ Черный бархатный шмель, золотое оплечье, Заунывно гудящий певучей струной, Ты зачем залетаешь в жилье человечье И как будто тоскуешь со мной? За окном свет и зной, подоконники ярки, Безмятежны и жарки последние дни, Полетай, погуди — и в засохшей татарке, На подушечке красной, усни. Не дано тебе знать человеческой думы, Что давно опустели поля, Что уж скоро в бурьян сдует ветер угрюмый Золотого сухого шмеля! 26 июля 1916 (художник Игорь Попов) #ИванБунин #ПоЧИТАТЕЛИкниг