На этой французской гравюре конца XVII века, выполненной знаменитым французским гравером Жераром Одраном и художником Пьером Миньяром в третьей четверти XVII века, изображено самое страшное заболевание в истории человечества — бубонная чума. Гравюра, которая так и называется — «Чума в Эгине» — описывает известный античный сюжет, согласно которому жена Зевса — Гера — из ревности к мужу наслала на Эгину чуму, из-за которой этот остров в Эгейском море полностью обезлюдел. Гравюра была сделана по следам разразившейся в 1665—1666 годах вспышки бубонной чумы в Лондоне, когда погибло более 100 тысяч человек. В нижней части гравюры надпись по-старофранцузски гласит: «И сказал Давид Господу, когда увидел Ангела, поражавшего народ, говоря: вот, я согрешил, я поступил беззаконно; а эти овцы, что сделали они? пусть же рука Твоя обратится на меня и на дом отца моего». (Вторая книга Царств 24:17) Заметим, что за десять лет до Лондонской вспышки чумы куда более крупная эпидемия разразилась в Москве, когда город практически обезлюдел: по разным подсчетам, в ходе эпидемии в Москве погибло от 150 до 200 тысяч человек, то есть более половины населения. Во многих монастырях и слободах число выживших составило не более 10 процентов от умерших. Чума эта произошла во время военного похода царя Алексея Михайловича на Речь Посполитую и Литву, так что царя не было в Москве и он не пострадал. Не было в Москве и патриарха Никона, инициатора церковной реформы, приведшей к расколу. Именно Никона брошенные на произвол судьбы Москвичи обвинили в эпидемии, считая её карой Божьей за поруганные иконы отцов. Заметим, что сразу вслед за Москвой эпидемия обрушилась на Неаполь, где также погибла почти половина населения. А ещё сто лет спустя — в 1770 году, во время Крымской войны Екатерины Великой — чума вновь вернулась в Москву и вновь опустошила город.

Если вглядеться в обложку этого журнала «Огонёк» за март 1940 года, то на знамени, которое держит в руках хлопкороб-передовик, можно прочесть странную надпись, сделанную как будто из двух языков сразу: «МОLОТОV KOLXOZ». Это более чем странное написание русских слов, тем более в Узбекской ССР на знамени Колхоза им.Молотова, является редким дошедшим до нас отражением неудачной языковой реформы, которая была предпринята в Узбекистане в конце 1930-х годов. Суть реформы заключалась в попытках заменить применявшийся повсеместно в бывшем Туркестане персидско-арабский алфавит на латиницу. Одной из целей реформы была попытка снизить влияние ислама на жителей советской Средней Азии. Но увы — латинский алфавит не давал возможности адекватно отображать некоторые согласные (в том числе шипящие) звуки, присущие узбекскому языку. Пытаться обучить население отображать эти звуки путем комбинаций латинских букв (stch, kh, sch) было делом почти безнадежным, в результате чего «недостающие» звуки в словах нередко заменяли русскими буквами (как в слове KOLXOZ). Однако эти эксперименты вскоре надоели Москве, и с 1940 года по личному решение Сталина узбекская письменность была переведена на адаптированную кириллическую систему письма, в которой русский алфавит был дополнен несколькими дополнительными знаками для обозначения специфических узбекских звуков.

В мае 1930 года газета Комсомольская правда впервые опубликовала предложение ввести единый критерий оценки физической подготовки советской молодежи. Предлагалось установить специальные нормы и требования, а тех, кто их выполнит, награждать специальным значком. Так появился знак ГТО, за который должны были бороться все граждане от 6 до 60 лет. А семь лет спустя, в 1937 году, значками — правда, не ГТО, а ОСОАВИАХИМА — начали награждать целые дома. Тяжелые бетонные знаки устанавливались на домах, все жители которых от 12 лет поголовно сдали нормы «Готов к противовоздушной и химической обороне». Сдатм эти нормы по нынешним меркам было непросто: приходилось не только сдавать нормативы по скорости надевания противогаза, но и отличать фугасные, осколочные и зажигательные бомбы, уметь определить по запаху отравляющие газы запаху иприт, фосген, хлорпикрин, адамсит, уметь оказывать первую помощь, герметизировать жилище, суметь продержаться в камере. окуривания минимум 5 минут в противогазе, производить искусственное дыхание и т.д. Судя по тому, как много в центральной части Москвы осталось таких знаков, дела с пропагандой у ОСОАВИАХИМА шли неплохо.

В конце 1920-х годов у Чеченской республики был реальный шанс стать, наряду с Сочи и Пятигорском, всесоюзной здравницей. Целебные и минеральные источники на территории нынешней Чечни и Дагестана были известны издавна. В XIX веке были предприняты первые попытки построить на их основе небольшие бальнеологические курорты. Дело, однако, шло туго: не хватало инфраструктуры, вложений и грамотных специалистов, особенно в горных районах. Революция и гражданская война ещё более усугубили ситуацию. Однако вскоре дело, казалось, начало сдвигаться с мертвой точки. В 1926 г. Был создан «Чечкурорт» — Чеченское курортное управление, чья брошюра пополнила нашу коллекцию. В этот трест вошли пять курортов, два завода минеральных вод и научно-исследовательская лаборатория. Загрузить санатории планировалось рабочими, а также жителями ближайших районов, которые должны были обслуживаться по путевкам. Тем не менее, дело опять не пошло. Прежде всего из-за отсутствия специалистов для работы на курортах. К тому же маленькое количество отдыхающих приводило к убыткам. В 1930 г. объединение Чечкурорт было ликвидировано. Вместе с ним закрылись многие курорты — одни сразу, другие ближе к войне. А вот курорт Серноводский действует и по сей день, и даже успешно развивается. Правда, пользуются им пока преимущественно местные жители. Однако власти Чечни намерены развивать это направление и составить конкуренцию соседям.

В июне 1920 года Совет народных комиссаров под председательством В.И.Ленина принял решение повсеместно ликвидировать мощи святых «во всероссийском масштабе». Заниматься ликвидацией должны были местные исполкомы при поддержке «сознательных масс». Эта работа, считавшаяся важным элементом антирелигиозной пропаганды, должна была вестись решительно и без «половинчатых мер», невзирая на протесты и недовольство населения. Тела и кости святых следовало отправлять в музеи и на антирелигиозные выставки, а затем уничтожать. Впрочем, первые большевистские погромы православных святых начались задолго до этого постановления. Так, 11 апреля 1919 года в Сергиевом Посаде при большом стечении народа и сопровождаемое съемкой «кинематографом» (эту съемку можно найти в youtube) состоялось вскрытие саркофага и мощей преподобного Сергия Радонежского. Останки святого с черепом извлекли из саркофага, научно «обследовали» и затем увезли на «хранение», после которого их уже никто не видел. Аналогичные события разворачивались в Ярославле, Ельце, Полоцке и других российских городах. Кампания сопровождалась издевательскими материалами в прессе, в которых мощи святых называли «святыми чучелами». Но в январе 1924 года большевики сами изменили своим принципам, по сути превратив В.И.Ленина в аналог «святых чучел». Правда, причина сохранения его тела была не религиозная. Один из сподвижников Ленина — комиссар по внешней торговле Леонид Красин считал, что наука движется вперед семимильными шагами (вспомним «Собачье сердце» Булгакова), и в скором времени будет изобретено средство для оживления умерших. Под этим предлогом тело Ленина забальзамировали, тем самым положив начало новому для России культу поклонения погибшим вождям.

Сегодня в это трудно поверить, но когда-то советским гражданам для приобретения обычного лампового радиоприемника требовалось получить специальное разрешение, а уклонение от его регистрации (в трёхдневный срок по месту жительства) считалось административным или даже уголовным преступлением. Мало того, во избежание установки настроек, позволяющих владельцам прослушивать «вражеские» голоса, хозяева радиоприёмников были обязаны в любой момент беспрепятственно допускать к себе в дом контролеров для проверки радиоприборов. Эта драконовская норма действовала почти 30 лет. Она была введена постановлением Совнаркома в марте 1934 год. В те годы необходимость столь жёсткого контроля над радиослушателями объясняли успехами фашистской Германии в создании массовой пропаганды с использованием радио. Однако норма эта долго сохранялась и после войны и была окончательно отменена лишь в январе 1962 года.

9 марта 1893 года в здании Московской городской думы (во времена СССР — Музей В.И.Ленина, а ныне музей Отечественной войны 1812 года на Красной площади) выстрелами из пистолета был убит Московский городской голова, гласный Московской городской думы, потомственный почётный гражданин г.Москвы, купец и меценат Николай Алексеев. Внук первого табачного фабриканта Москвы Михаила Бостанжогло, также прославившегося на ниве благотворительности, Николай Алексеев снискал себе славу как преобразователь Москвы. Это при нём на Красной площади были построены Верхние торговые ряды (ныне #ГУМ), #Историческиймузей и протянут из Мытищ в Москву почти 110-километровый водопровод. Однако главным делом своей жизни Алексеев считал помощь душевнобольным людям. Он хлопотал о создании современной благоустроенной лечебницы для этих людей, и для примера даже выкупил на свои деньги дачу у известного купца Канатчикова за Серпуховской заставой, где создал первую психиатрическую больницу, в народе прозванную «Алексеевской». В советское время клиника эта получила имя видного русского врача-психиатра П.П.Кащенко, но в наши дни вернула себе имя Алексеева. В разное время в этой больнице лежали многие видные деятели советской культуры, включая Высоцкого, воспевшего её в своей песне «Письмо в редакцию телепередачи Очевидное-невероятное». По злой иронии судьбы, сам Николай Алексеев был убит 9 марта 1893 года во время приема граждан в своём кабинете психически больным мещанином Андриановым. Похороны Алексеева прошли 14 марта 1893 года и собрали более 400 тысяч человек. Не менее печальная участь ждала и двоюродного брата Алексеева — Михаила. После национализации табачной фабрики деда большевиками Михаил Николаевич сначала работал на ней же в скромной должности кассира, а в 1929 году как «классово чуждый элемент» был выселен из Москвы в Воронеж, где попал в психиатрическую больницу, в которой и умер в 1931 году в полном одиночестве.

Первый в мире скоростной монорельсовый электропоезд разработал и сконструировал ещё в далёком 1932 г. советский инженер Николай Ярмольчук. Функцию колес в этом поезде, двигавшемся по направляющему жёлобу, выполняли большие полые шары со срезанными боковинами, внутрь которых устанавливались электродвигатели. Вагоны поезда имели форму цилиндра и вмещали по 82 пассажира каждый. Сцепка вагонов была настолько гибкой, что поезда сверху напоминал змею. Уникальный механизм позволял шаропоезду разгоняться до 300 км/ч (к слову, современный «Сапсан» преодолевает за час в среднем 200-250 километров). Испытания экзотического транспортного средства в 1933 году успешно прошли на ВДНХ, и Ярмольчук всерьез рассчитывал, что его высокоскоростное детище обретет долгую жизнь. На удивительный советский скоростной электропоезд даже приезжали подивиться западные журналисты — одна из публикаций о нём приведена на фотографии. Однако после некоторых раздумий власти неожиданно решили отказаться от идеи шаропоезда и закрыли проект. Как это нередко бывает, многие элементы конструкции его шаропоезда в наши дни успешно используются за рубежом в различных транспортных средствах, включая даже самолеты. В СССР и России к этому изобретению, намного опередившему своё время, больше не возвращались.

Этот радующийся майскому дню рабочий-метростроевец вот уже несколько десятилетий вызывает смешки и не вполне пристойные шутки у прохожих и студентов расположенного поблизости @journ_msu. Построенное в 1935 году по проекту архитектора Даниила Фридмана на месте снесённого Никитского монастыря, это здание первой подстанции Московского метрополитена стало наглядным отражением могущества этой организации в 1930-е годы. И в самом деле, что такое подстанция? Не Бог весть какое сооружение. Но #МосковскийМетрополитен мог позволить себе украсить его барельефами метростроевцев. Один из которых при взгляде сбоку действительно может вызвать улыбку.

Примерно такой же суд испанской инквизиции, как изображённый на этой знаменитой картине Франсиско де Гойи, принял в феврале 1568 года беспрецедентный в истории человечества вердикт о массовой смертной казни, приговорив к ней поголовно всё население Нидерландов. Эта мера, по замыслу инквизиторов, должна была покончить как с начавшимся несколькими годами ранее антииспанским национально-освободительным движением на территории «Нижних стран» (Paises Bajos), как до сих в Испании называют Нидерланды. Движение это носило ярко выраженный религиозный характер, поэтому поголовная смертная казнь позволяла Испании заодно решить и проблему протестантизма. К счастью, этот смертный приговор было невозможно привести в исполнение.