Анна Ахматова Бывало, я с утра молчу, О том, что сон мне пел. Румяной розе и лучу, И мне — один удел. С покатых гор ползут снега, А я белей, чем снег, Но сладко снятся берега Разливных мутных рек, Еловой рощи свежий шум Покойнее рассветных дум. 1916 (художник Станислав Брусилов) #АннаАхматова #ПоЧИТАТЕЛИкниг

19 февраля – Всемирный день защиты морских млекопитающих или День кита «Это случилось давно, осенью 1988 года, когда неожиданно рано, напутав с календарем, наступила зима. Огромные, толстые льды покрыли северные моря и прижали к берегам Аляски несколько серых калифорнийских китов. Морские животные метались на узкой полоске чистой воды между ледяными холодными торосами и скалистыми берегами мыса Барроу. С каждым днём полоска воды становилась всё меньше, и киты должны были погибнуть. С берега за китами наблюдали жители посёлка, но помочь им не могли. У американцев не было ледоколов, способных взломать такие льды и пробить водный путь для погибающих морских животных. Помощь пришла из СССР, страны, обладавшей тогда самым мощным ледокольным флотом в мире. Флагманский ледокол Дальневосточного пароходства – «Адмирал Макаров» и дизель – электроход «Владимир Арсеньев» устремились на помощь. Мерно гудели в свои десятки тысяч лошадиных сил главные двигатели, мощные форштевни резали штормовые осенние волны, на мостиках судов опытные штурмана напряжённо всматривались в морскую даль. С рассветом подошли к ледовому припою, огромным полям льда, тянущимся почти до самого берега, а там впереди, за этими ледовыми нагромождениями, прижатые к скалистым берегам погибали киты. Первым, круша льды, пошёл красавец ледокол, способным взламывать даже мощнейшие паковые торосы, за ним – дизель-электроход. На обоих судах опытные полярные капитаны, многие годы, работающие в Заполярье. Спокойные команды, выверенные чёткие решения, безукоризненное исполнение. Тут все понимают друг друга почти без слов. Нигде в мире нет лучше моряков-полярников, чем они. Работа предстояла удивительно сложная. Пробить такой лёд этим гигантам было не трудно, но как выйти точно на китов, что мечутся на узкой полоске свободной воды, как заставить их поверить людям и пойти в пробитый проход, как не дать льдам вновь сомкнуться, похоронив под собой животных? Такой морской практики эти морские волки не имели. Ещё неделю назад они в Заполярье шли на помощь гибнущим сухогрузам, успешно спасли и людей, и корабли, и грузы. То была часть их героической и обычной работы, а здесь – киты, которые не понимали действий людей и боялись их. Им не скажешь: «Следуйте за мной, я проведу вас к спасению, я проведу вас в море, на чистую воду, свободную ото льда» Их не убедишь, что ты спасатель, а не китобой. Но эти суровые, немногословные люди, много раз смотревшие в глаза опасности, сумели это сделать. Они сделали невероятное и вывели морских исполинов в море. Киты ушли в своё бесконечное плавание, а отважные полярники опять пошли мимо мыса Дежнева в наши северные моря, где очередной пароход ждал их помощи. Там была обычная их работа – проводить торговые суда через полярные льды, потому, что без этих судов и их грузов умрёт любая жизнь на крайнем севере нашей страны. Потому что огромная Держава должна твёрдой ногой стоять на этих холодных и далёких берегах, где живут замечательные и смелые люди. А потом делегация Морского пароходства ездила в США, где праздновали чудесное спасение китов. Праздник удался, но только на нем не было, ни китов, ни моряков, что их спасли. И тех, и других забыли пригласить. Да и разве это главное? Главное, что люди из великой страны спасли обитателей великого океана. Ныне во Владивостоке, в чудесном месте с видом на Амурский залив, стоит памятник спасённым китам, его привезли к нам в дар из Америки. И бывший капитан ледокола «Адмирал Макаров» Сергей Фёдорович Решетов может прийти сюда и вспомнить то дорогое и удивительное время, и, возможно, встретит здесь своего коллегу, капитана дизель-электрохода «Владимир Арсеньев» Руслана Зайнигабдинова и других отважных, скромных и, так и оставшихся неизвестными, участников той ледовой эпопеи.» Сальников Сергей Сергеевич, «Спасите китов» #денькита #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Иосиф Бродский Мне говорят, что нужно уезжать. Да-да. Благодарю. Я собираюсь. Да-да. Я понимаю. Провожать не следует. Да, я не потеряюсь. Ах, что вы говорите — дальний путь. Какой-нибудь ближайший полустанок. Ах, нет, не беспокойтесь. Как-нибудь. Я вовсе налегке. Без чемоданов. Да-да. Пора идти. Благодарю. Да-да. Пора. И каждый понимает. Безрадостную зимнюю зарю над родиной деревья поднимают. Все кончено. Не стану возражать. Ладони бы пожать — и до свиданья. Я выздоровел. Нужно уезжать. Да-да. Благодарю за расставанье. Вези меня по родине, такси. Как будто бы я адрес забываю. В умолкшие поля меня неси. Я, знаешь ли, с отчизны выбываю. Как будто бы я адрес позабыл: к окошку запотевшему приникну и над рекой, которую любил, я расплачусь и лодочника крикну. (Все кончено. Теперь я не спешу. Езжай назад спокойно, ради Бога. Я в небо погляжу и подышу холодным ветром берега другого.) Ну, вот и долгожданный переезд. Кати назад, не чувствуя печали. Когда войдешь на родине в подъезд, я к берегу пологому причалю. (Иосиф Бродский в Пулково. День отъезда в эмиграцию — 4 июня 1972 года) #ИосифБродский #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Антон Чехов ПЕРЕСОЛИЛ Землемер Глеб Гаврилович Смирнов приехал на станцию «Гнилушки». До усадьбы, куда он был вызван для межевания, оставалось еще проехать на лошадях верст тридцать — сорок. (Ежели возница не пьян и лошади не клячи, то и тридцати верст не будет, а коли возница с мухой да кони наморены, то целых пятьдесят наберется.) — Скажите, пожалуйста, где я могу найти здесь почтовых лошадей? — обратился землемер к станционному жандарму. — Которых? Почтовых? Тут за сто верст путевой собаки не сыщешь, а не то что почтовых... Да вам куда ехать? — В Девкино, имение генерала Хохотова. — Что ж? — зевнул жандарм. — Ступайте за станцию, там на дворе иногда бывают мужики, возят пассажиров. Землемер вздохнул и поплелся за станцию. Там, после долгих поисков, разговоров и колебаний, он нашел здоровеннейшего мужика, угрюмого, рябого, одетого в рваную сермягу и лапти. — Чёрт знает какая у тебя телега! — поморщился землемер, влезая в телегу. — Не разберешь, где у нее зад, где перед... — Что ж тут разбирать-то? Где лошадиный хвост, там перед, а где сидит ваша милость, там зад... Лошаденка была молодая, но тощая, с растопыренными ногами и покусанными ушами. Когда возница приподнялся и стегнул ее веревочным кнутом, она только замотала головой, когда же он выбранился и стегнул ее еще раз, то телега взвизгнула и задрожала, как в лихорадке. После третьего удара телега покачнулась, после же четвертого она тронулась с места. — Этак мы всю дорогу поедем? — спросил землемер, чувствуя сильную тряску и удивляясь способности русских возниц соединять тихую, черепашью езду с душу выворачивающей тряской. — До-о-едем! — успокоил возница. — Кобылка молодая, шустрая... Дай ей только разбежаться, так потом и не остановишь... Но-о-о, прокля...тая! Когда телега выехала со станции, были сумерки. Направо от землемера тянулась темная, замерзшая равнина, без конца и краю... Поедешь по ней, так наверно заедешь к чёрту на кулички. На горизонте, где она исчезала и сливалась с небом, лениво догорала холодная осенняя заря... Налево от дороги в темнеющем воздухе высились какие-то бугры, не то прошлогодние стоги, не то деревня. Что было впереди, землемер не видел, ибо с этой стороны всё поле зрения застилала широкая, неуклюжая спина возницы. Было тихо, но холодно, морозно. «Какая, однако, здесь глушь! — думал землемер, стараясь прикрыть свои уши воротником от шинели. — Ни кола ни двора. Не ровен час — нападут и ограбят, так никто и не узнает, хоть из пушек пали... Да и возница ненадежный... Ишь, какая спинища! Этакое дитя природы пальцем тронет, так душа вон! И морда у него зверская, подозрительная». — Эй, милый, — спросил землемер, — как тебя зовут? — Меня-то? Клим. — Что, Клим, как у вас здесь? Не опасно? Не шалят? — Ничего, бог миловал... Кому ж шалить? — Это хорошо, что не шалят... Но на всякий случай все-таки я взял с собой три револьвера, — соврал землемер. — А с револьвером, знаешь, шутки плохи. С десятью разбойниками можно справиться... Стемнело. Телега вдруг заскрипела, завизжала, задрожала и, словно нехотя, повернула налево. «Куда же это он меня повез? — подумал землемер. — Ехал всё прямо и вдруг налево. Чего доброго, завезет, подлец, в какую-нибудь трущобу и... и... Бывают ведь случаи!» — Послушай, — обратился он к вознице. — Так ты говоришь, что здесь не опасно? Это жаль... Я люблю с разбойниками драться... На вид-то я худой, болезненный, а силы у меня, словно у быка... Однажды напало на меня три разбойника... Так что ж ты думаешь? Одного я так трахнул, что... что, понимаешь, богу душу отдал, а два другие из-за меня в Сибирь пошли на каторгу. И откуда у меня сила берется, не знаю... Возьмешь одной рукой какого-нибудь здоровилу, вроде тебя, и... и сковырнешь. Клим оглянулся на землемера, заморгал всем лицом и стегнул по лошаденке. — Да, брат... — продолжал землемер. — Не дай бог со мной связаться. Мало того, что разбойник без рук, без ног останется, но еще и перед судом ответит... Мне все судьи и исправники знакомы. Человек я казенный, нужный... Я вот еду, а начальству известно... так и глядят, чтоб мне кто-нибудь худа не сделал. Везде по дороге за кустиками урядники да сотские понатыканы... По... по... постой! — заорал вдруг землемер. — Куда же это ты въехал? Куда ты меня везешь? — Да нешто не видите? Лес! «Действительно, лес... — подумал землемер. — А я-то испугался! Однако, не нужно выдавать своего волнения... Он уже заметил, что я трушу. Отчего это он стал так часто на меня оглядываться? Наверное, замышляет что-нибудь... Раньше ехал еле-еле, нога за ногу, а теперь ишь как мчится!» — Послушай, Клим, зачем ты так гонишь лошадь? — Я ее не гоню. Сама разбежалась... Уж как разбежится, так никаким средствием ее не остановишь... И сама она не рада, что у ней ноги такие. — Врешь, брат! Вижу, что врешь! Только я тебе не советую так быстро ехать. Попридержи-ка лошадь... Слышишь? Попридержи! — Зачем? — А затем... затем, что за мной со станции должны выехать четыре товарища. Надо, чтоб они нас догнали... Они обещали догнать меня в этом лесу... С ними веселей будет ехать... Народ здоровый, коренастый... у каждого по пистолету... Что это ты всё оглядываешься и движешься, как на иголках? а? Я, брат, тово... брат... На меня нечего оглядываться... интересного во мне ничего нет... Разве вот револьверы только... Изволь, если хочешь, я их выну, покажу... Изволь... Землемер сделал вид, что роется в карманах, и в это время случилось то, чего он не мог ожидать при всей своей трусости. Клим вдруг вывалился из телеги и на четвереньках побежал к чаще. — Караул! — заголосил он. — Караул! Бери, окаянный, и лошадь и телегу, только не губи ты моей души! Караул! Послышались скорые, удаляющиеся шаги, треск хвороста — и всё смолкло... Землемер, не ожидавший такого реприманда, первым делом остановил лошадь, потом уселся поудобней на телеге и стал думать. «Убежал... испугался, дурак... Ну, как теперь быть? Самому продолжать путь нельзя, потому что дороги не знаю, да и могут подумать, что я у него лошадь украл... Как быть?» — Клим! Клим! — Клим!.. — ответило эхо. От мысли, что ему всю ночь придется просидеть в темном лесу на холоде и слышать только волков, эхо да фырканье тощей кобылки, землемера стало коробить вдоль спины, словно холодным терпугом. — Климушка! — закричал он. — Голубчик! Где ты, Климушка? Часа два кричал землемер, и только после того, как он охрип и помирился с мыслью о ночевке в лесу, слабый ветерок донес до него чей-то стон. — Клим! Это ты, голубчик? Поедем! — У... убьешь! — Да я пошутил, голубчик! Накажи меня господь, пошутил! Какие у меня револьверы! Это я от страха врал! Сделай милость, поедем! Мерзну! Клим, сообразив, вероятно, что настоящий разбойник давно бы уж исчез с лошадью и телегой, вышел из лесу и нерешительно подошел к своему пассажиру. — Ну, чего, дура, испугался? Я... я пошутил, а ты испугался... Садись! — Бог с тобой, барин, — проворчал Клим, влезая в телегу. — Если б знал, и за сто целковых не повез бы. Чуть я не помер от страха... Клим стегнул по лошаденке. Телега задрожала. Клим стегнул еще раз, и телега покачнулась. После четвертого удара, когда телега тронулась с места, землемер закрыл уши воротником и задумался. Дорога и Клим ему уже не казались опасными. #АнтонЧехов #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Иннокентий Анненский Снег Полюбил бы я зиму, Да обуза тяжка… От нее даже дыму Не уйти в облака. Эта резанность линий, Этот грузный полет, Этот нищенский синий И заплаканный лед! Но люблю ослабелый От заоблачных нег — То сверкающе белый, То сиреневый снег… И особенно талый, Когда, выси открыв, Он ложится усталый На скользящий обрыв, Точно стада в тумане Непорочные сны — На томительной грани Всесожженья весны. (художник Александр Бобрышев) #ИннокентийАнненский #снег #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Леонид Филатов Пушкин Тает желтый воск свечи, Стынет крепкий чай в стакане... Где-то там в седой ночи Едут пьяные цыгане. Полно, слышишь этот смех? Полно, что ты в самом деле?! Самый белый в мире снег Выпал в день твоей дуэли. Знаешь, где-то там вдали В светлом серпантинном зале Молча встала Натали С удивленными глазами. В этой пляшущей толпе, В центре праздничного зала, Будто свечка по тебе, Эта женщина стояла. Встала — и белым-бела, Разом руки уронила. Значит, все-таки была, Значит, все-таки любила. Друг мой, вот вам старый плед, Друг мой, вот вам чаша с пуншем. Пушкин, вам за тридцать лет. Вы совсем мальчишка, Пушкин! Тает желтый воск свечи, Стынет крепкий чай в стакане… Где-то там в седой ночи Едут пьяные цыгане... (рисунки Елены Шипицовой) #Пушкин #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Владислав Ходасевич Февраль Этот вечер, еще не весенний, Но какой-то уже и не зимний... Что ж ты медлишь, весна? Вдохновенней Ты влюбленных сердец Полигимния! Не воскреснуть минувшим волненьям Голубых предвечерних свиданий,— Но над каждым сожженным мгновеньем Возникает, как Феникс,— предание. (художник Андрей Блиок, Февральская лазурь) #ВладиславХодасевич #ПоЧИТАТЕЛИкниг

9 февраля 1783 года родился Василий Андреевич ЖУКОВСКИЙ, русский поэт- романтик. Поэзия Жуковского наполнена грустью, печалью, томными грезами о несбывшихся мечтах. Три четверти его литературного труда составляли переводы. Совершенно по особому зазвучали произведения английских и немецких поэтов в переводе Жуковского. Суховатые и пресные в оригинале, после его обработки баллады и поэмы искрились живыми и яркими красками, мастерски ограненные рукой поэта. Не зря А.С.Пушкин считал его одним из своих учителей и называл «кормилицей русских поэтов». В свою очередь, именно Жуковский назвал молодого поэта «солнцем русской поэзии». «Победителю ученику от побежденного учителя» – такова была надпись на портрете, подаренном Жуковским Пушкину после выхода в свет «Руслана и Людмилы». С 1817 года он был приглашен во дворец как наставник и преподаватель русского языка будущему императору Александру II. Пользуясь своим большим влиянием при царском дворе В.А. Жуковский многократно пытался добиться возвращения из ссылки опального Пушкина, приложил немало стараний для выкупа из унизительной крепостной неволи Тараса Шевченко, смягчения нелегкой участи декабристов. Именно перу Василия Жуковского принадлежит стихотворение «Молитва русского народа», ставшее впоследствии державным гимном «Боже, царя храни». А многие строки его произведений просто ушли в народ и, зачастую мы даже не подозреваем, что всем известные стихи «Раз в крещенский вечерок девушки гадали…» были написаны этим талантливейшим поэтом. Венцом его творчества можно считать перевод знаменитой «Одиссеи» Гомера. Виссарион Белинский так определил значение поэта: «Жуковский – это литературный Колумб Руси, открывший ей Америку романтизма в поэзии», «без Жуковского мы не имели бы Пушкина». (художник Иван Реймерс, Портрет Василия Андреевича Жуковского) #ВасилийЖуковский #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Василий Жуковский Взошла заря. Дыханием приятным Сманила сон с моих она очей; Из хижины за гостем благодатным Я восходил на верх горы моей; Жемчуг росы по травкам ароматным Уже блистал младым огнем лучей, И день взлетел, как гений светлокрылый! И жизнью все живому сердцу было. Я восходил; вдруг тихо закурился Туманный дым в долине над рекой: Густел, редел, тянулся, и клубился, И вдруг взлетел, крылатый, надо мной, И яркий день с ним в бледный сумрак слился, Задернулась окрестность пеленой, И, влажною пустыней окруженный, Я в облаках исчез, уединенный… 1819 (художник Владимир Панич) #ВаслийЖуковский #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Геннадий Шпаликов Не принимай во мне участья И не обманывай жильём, Поскольку улица, отчасти, Одна — спасение моё. Я разучил её теченье, Одолевая, обомлел, Возможно, лучшего леченья И не бывает на земле. Пустые улицы раскручивал Один или рука в руке, Но ничего не помню лучшего Ночного выхода к реке. Когда в заброшенном проезде Открылись вместо тупика Большие зимние созвездья И незамёрзшая река. Всё было празднично и тихо И в небесах и на воде. Я днём искал подобный выход, И не нашёл его нигде. (художник Артур Костылев) #ГеннадийШпаликов #ПоЧИТАТЕЛИкниг