Михаил Пришвин Моя родина (из воспоминаний детства) Мать моя вставала рано, до солнца. Я однажды встал тоже до солнца, чтобы на заре расставить силки на перепелок. Мать угостила меня чаем с молоком. Молоко это кипятилось в глиняном горшочке и сверху покрывалось румяной пенкой, а под той пенкой оно было необыкновенно вкусное, и чай от него делался прекрасным. Это угощение решило мою жизнь в хорошую сторону: я начал вставать до солнца, чтобы напиться с мамой вкусного чаю. Мало-помалу я к этому утреннему вставанию так привык, что уже не мог проспать восход солнца. Потом и в городе я вставал рано, и теперь пишу всегда рано, когда весь животный и растительный мир пробуждается и тоже начинает по-своему работать. И часто-часто я думаю: что, если бы мы так для работы своей поднимались с солнцем! Сколько бы тогда у людей прибыло здоровья, радости, жизни и счастья! После чаю я уходил на охоту за перепелками, скворцами, соловьями, кузнечиками, горлинками, бабочками. Ружья тогда у меня еще не было, да и теперь ружье в моей охоте необязательно. Моя охота была и тогда и теперь – в находках. Нужно было найти в природе такое, чего я еще не видел, и, может быть, и никто еще в своей жизни с этим не встречался. Перепелку-самку надо было поймать силками такую, чтобы она лучше всех подзывала самца, а самца поймать сетью самого голосистого. Соловья молодого надо было кормить муравьиными яичками, чтобы потом пел лучше всех. А поди-ка найди такой муравейник да ухитрись набить мешок этими яйцами, а потом отманить муравьев на ветки от своих драгоценных яичек. Хозяйство мое было большое, тропы бесчисленные. Мои молодые друзья! Мы хозяева нашей природы, и она для нас кладовая солнца с великими сокровищами жизни. Мало того, чтобы сокровища эти охранять – их надо открывать и показывать. Для рыбы нужна чистая вода – будем охранять наши водоемы. В лесах, степях, горах разные ценные животные – будем охранять наши леса, степи, горы. Рыбе – вода, птице – воздух, зверю – лес, степь, горы. А человеку нужна родина. И охранять природу – значит охранять родину. (художник Любовь Малышева) #МихаилПришвин #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Марина Цветаева В огромном городе моём — ночь. Из дома сонного иду — прочь. И люди думают: жена, дочь, — А я запомнила одно: ночь. Июльский ветер мне метёт — путь, И где-то музыка в окне — чуть. Ах, нынче ветру до зари — дуть Сквозь стенки тонкие груди — в грудь. Есть чёрный тополь, и в окне — свет, И звон на башне, и в руке — цвет, И шаг вот этот — никому — вслед, И тень вот эта, а меня — нет. Огни — как нити золотых бус, Ночного листика во рту — вкус. Освободите от дневных уз, Друзья, поймите, что я вам — снюсь. 17 июля 1916, Москва (художник Ирина Колмогорцева, «Марина Цветаева и Осип Мандельштам в Александрове») #МаринаЦветаева #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Дом Мурузи Когда-то на стыке Литейного проспекта с улицей Пестеля стоял деревянный особняк с садом и белыми колоннами. Его хозяином был русский мореплаватель и государственный деятель Николай Резанов. После гибели путешественника дом переходил от одного хозяина к другому, пока его не купил князь Александр МурУзи, потомок византийского княжеского рода. После приобретения дома он задумал грандиозное строительство: по проекту архитектора Серебрякова, для состоятельных жильцов возводилось новое сооружение в мавританском стиле. За сим процессом следили горожане и вся пресса. В конце XIX века в Петербурге строились сотни доходных домов. Но именно это здание принесло архитектору громкую славу. В доходном доме обустроили 57 квартир, отделанных в восточном стиле, а также прачечную и водопровод. Парадные лестницы впечатляли огромными зеркалами, мраморными скульптурами, коврами, мебелью из экзотических пород деревьев. Особой роскошью выделялись апартаменты с удобствами, в число которых входила и княжеская квартира. В них, ко всему прочему, была ванная комната и водяное отопление. Из отделки в квартире выделялись лепнина, камины, расписные потолки, позолота. В апартаментах проживала петербургская знать, сенаторы, генералы. Квартиры без удобств и декоративных излишеств занимали верхние этажи. В них и в дворовых флигелях селились студенты, писатели, чиновники низших рангов. В конце XIX столетия в дворовом флигеле дома Мурузи жил писатель Лесков. В небольшой трехкомнатной квартире он написал своего знаменитого «Левшу». Семья Мурузи жила на 2 этаже в 26-комнатной квартире. В господскую парадную вела белая мраморная лестница. Сам зал был стилизован под дворик мавританского дворца: его свод поддерживали 24 тонкие ажурные колонны, а посередине бил фонтан. В восточном стиле оформили другие комнаты и общественную курильню. На первом этаже размещались французская парикмахерская и 6 магазинов, в которых продавались товары для респектабельных жильцов: вино, табак, чай, кондитерские изделия, свежие цветы. Анна Ахматова вспоминала, что в детстве ее возили из Царского Села в Петербург специально посмотреть на этот необычный доходный дом. Князь Мурузи владел домом очень недолго: строительство было разорительным, князь умер в 1880-м, а его вдова продала дом. Его новый хозяин, генерал-лейтенант Рейн, владел домом до начала Октябрьской революции. В XX веке доходный дом Мурузи стал одним из очагов культурной жизни города. Здесь почти 24 года проживала чета идеологов русского символизма – Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус. В своем салоне они проводили литературные вечера, посетителями которых являлись Блок, Белый, Розанов, Брюсов и другие известные литераторы. Соседом Мережковских был поэт Владимир Пяст. В доме Мурузи его матери принадлежала частная библиотека, в стенах которой долгое время собирались участники объединения «Цех поэтов». Революционные события 1917 года изменили жизнь Петербурга, Литейной части и дома Мурузи. Жители покидали свою столицу, в квартире князя Мурузи стали заседать эсеры, после эсеров жили бандиты и беспризорники. В 1919 году здесь разместилась только что организованная студия издательства «Всемирная литература» – в поисках помещения сюда случайно забрели Корней Чуковский и Александр Тихонов и, поднимаясь по лестнице, увидели, как из-под одной незапертой двери низвергался водопад. Квартиру, оставленную организацией эсеров, захватили беспризорники. Застигнутые облавой, убегая, они включили в ванной и на кухне краны – по залитой водой квартире плавали тысячи эсеровских брошюр и листовок. Чуковский снял башмаки, закатал брюки и выключил воду. «А не сгодится ли эта квартира для студии?» – спросил Тихонов, оглядевшись. И уже через несколько дней полы были высушены, надписи стерты, а эсеровские агитки просохли – и оказалось, что ими можно отлично топить небольшой, но очень симпатичный камин. Здесь слушали лекции Слонимский, Лунц и Зощенко, а вели занятия Лозинский, Шкловский и Гумилев, обучая студийцев искусству художественного перевода. В квартире был маленький концертный зал c эстрадой и металлической мебелью. В первый же день занятий одна студийка восхищенно заметила, ощупывая стул: «Да он весь из серебра!». Гумилев ей тут же ответил тоном знатока: «Ошибаетесь, не из серебра, а из золота. И посеребрен. Для скромности. Под стать нам. Ведь мы тоже из золота. Только для скромности снаружи высеребрены...» Дом Мурузи постигла участь многих шикарных домов в Петербурге – он стали типичным домом с большими коммунальными квартирами. Осколки былой роскоши встречались порой в самых непредсказуемых местах – в туалетах свисающие остатки лепнины, покрытые зеленой краской, выпирающая арка над огромной чугунной плитой на чадящей кухне – грустные гримасы социалистического коммунального жития. А в 1955 году в этот дом, в «полторы комнаты», переехал 15-летний Иосиф Бродский с родителями. В той коммуналке поэт прожил вплоть до своего отъезда из СССР в 1972 году. Меж Пестеля и Маяковской стоит шестиэтажный дом. Когда-то юный Мережковский и Гиппиус прожили в нем два года этого столетья. Теперь на третьем этаже живет герой, и время вертит свой циферблат в его душе. Когда в Москве в петлицу воткнут и в площадей неловкий толк на полстолетия изогнут Лубянки каменный цветок, а Петербург средины века, адмиралтейскому кусту послав привет, с Дзержинской съехал почти к Литейному мосту, и по Гороховой троллейбус не привезет уже к судьбе. Литейный, бежевая крепость, подъезд четвертый КГБ. Иосиф Бродский. Из «Петербургского романа» #ДомМурузи #этоинтересно #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Петр Вяземский СТЕПЬ Бесконечная Россия Словно вечность на земле! Едешь, едешь, едешь, едешь, Дни и версты нипочем! Тонут время и пространство В необъятности твоей. Степь широко на просторе Поперек и вдоль лежит, Словно огненное море Зноем пышет и палит. Цепенеет воздух сжатый, Не пахнет на душный день С неба ветерок крылатый, Ни прохладной тучки тень. Небеса, как купол медный, Раскалились. Степь гола; Кое-где пред хатой бедной Сохнет бедная ветла. С кровли аист долгоногой Смотрит, верный домосед; Добрый друг семьи убогой, Он хранит ее от бед. Шагом, с важностью спокойной Тащут тяжести волы; Пыль метет метелью знойной, Вьюгой огненной золы. Как разбитые палатки На распутии племен — Вот курганы, вот загадки Неразгаданных времен. Пусто всё, однообразно, Словно замер жизни дух; Мысль и чувство дремлют праздно, Голодают взор и слух. Грустно! Но ты грусти этой Не порочь и не злословь: От нее в душе согретой Свято теплится любовь. Степи голые, немые, Всё же вам и песнь, и честь! Всё вы — матушка-Россия, Какова она ни есть! Июнь 1849 (Иван Айвазовский, «Тройка в степи» 1882) #ПётрВяземский #степь #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Николай Рубцов Во время грозы Внезапно небо прорвалось С холодным пламенем и громом! И ветер начал вкривь и вкось Качать сады за нашим домом. Завеса мутная дождя Заволокла лесные дали. Кромсая мрак и бороздя, На землю молнии слетали! И туча шла, гора горой! Кричал пастух, металось стадо, И только церковь под грозой Молчала набожно и свято. Молчал, задумавшись, и я, Привычным взглядом созерцая Зловещий праздник бытия, Смятенный вид родного края. И все раскалывалась высь, Плач раздавался колыбельный, И стрелы молний все неслись В простор тревожный, беспредельный. (художник Полина Лучанова, «Перед грозой») #НиколайРубцов #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Давид Самойлов Старый сад Забор крапивою зарос, Но, несмотря на весь разор, Необычайно свеж рассол Настоянных на зорях рос. Здесь был когда-то барский сад, Где молодой славянофил Следил, как закипает таз Варенья из лиловых слив. Он рассуждал:«Недаром связь Времён у нас ещё крепка». И отпирал старинный шкап, Где красовался Ламартин. Читал. Под деревенский гул Вдруг засыпал. Чадил ночник. И долго слышен был чекан Кузнечика в ночном лугу. 1968 #ДавидСамойлов #старыйсад #ПоЧИТАТЕЛИкниг

16 июля 1951 года вышел единственный роман автора более чем 20 рассказов и повестей Джерома Дэвида Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Когда-то самая запретная в школах и библиотеках США книга оказалась в списке 100 лучших англоязычных романов XX века. «Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни души. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи.» Джером Сэлинджер «Над пропастью во ржи» Образ главного героя – 16-летнего Холдена Колфилда – был настолько близок и понятен американской молодежи 1950-1960-х гг., что повесть Сэлинджера вскоре получила статус «библии американского студенчества». Действительно, для нескольких поколений эта книга стала культовой, и для современных подростков главный герой Холден Колфилд остаётся своим парнем. Как писал сам автор: «Я вполне сознаю, что многих моих друзей расстроят или шокируют, а может, расстроят и шокируют некоторые главы «Над пропастью во ржи». Некоторые мои лучшие друзья – дети. Вообще говоря, все мои лучшие друзья – дети. Мне совершенно невыносимо сознавать, что мои книги будут хранить на полках, от детей подальше». Сказать, что роман хранят на полках – неверное суждение. «Над пропастью во ржи» читают, перечитывают. Он входит в 12 самых продаваемых книг в истории. #ДжеромСэлинджер#НадПропастьюВоРжи#ПоЧИТАТЕЛИкниг

Юрий Левитанский Ялтинский домик Вежливый доктор в старинном пенсне и с бородкой, вежливый доктор с улыбкой застенчиво-кроткой, как мне ни странно и как ни печально, увы — старый мой доктор, я старше сегодня, чем вы. Годы проходят, и, как говорится,— сик транзит глория мунди,— и все-таки это нас дразнит. Годы куда-то уносятся, чайки летят. Ружья на стенах висят, да стрелять не хотят. Грустная желтая лампа в окне мезонина. Чай на веранде, вечерних теней мешанина. Белые бабочки вьются над желтым огнем. Дом заколочен, и все позабыли о нем. Дом заколочен, и нас в этом доме забыли. Мы еще будем когда-то, но мы уже были. Письма на полке пылятся — забыли прочесть. Мы уже были когда-то, но мы еще есть. Пахнет грозою, в погоде видна перемена. Это ружье еще выстрелит — о, непременно! Съедутся гости, покинутый дом оживет. Маятник медный качнется, струна запоет... Дышит в саду запустелом ночная прохлада. Мы старомодны, как запах вишневого сада. Нет ни гостей, ни хозяев, покинутый дом. Мы уже были, но мы еще будем потом. Старые ружья на выцветших старых обоях. Двое идут по аллее — мне жаль их обоих. Тихий, спросонья, гудок парохода в порту. Зелень крыжовника, вкус кисловатый во рту. 1976 год (Неизвестный автор Портрет А.П.Чехова.) #ЮрийЛевитанский #Чехов #ПоЧИТАТЕЛИкниг

15 июля – день памяти Антона Павловича Чехова. Он умер 119 лет назад. «Ах, зачем нет Чехова на свете!..» Десятки, сотни поэтических строк посвящены памяти А. П. Чехова. Если собрать воедино только стихотворения современников писателя, то объем рукописи составит весомый поэтический сборник. Не все стихотворения о «неуловимом» Чехове равноценны по своему художественному уровню, не все выдержали испытание временем, представляя интерес по большей части для литературоведов. Около 150 единиц хранения насчитывает картотека «Чехов в русской поэзии» Дома-музея А.П. Чехова в Ялте. Эпизод из воспоминаний Ивана Бунина: «…Чехов внезапно сказал мне: — Знаете, сколько лет еще будут читать меня? Семь. — Почему семь? — спросил я. — Ну, семь с половиной. — Нет, — сказал я. — Поэзия живет долго, и чем дальше, тем сильнее… — Поэтами, милостивый сударь, считаются только те, которые употребляют такие слова, как «серебристая даль», «аккорд» или «на бой, на бой, в борьбу со тьмой!». Стихи Чехову посвящали такие разные по своим творческим устремлениям поэты, как Яков Полонский и Алексей Плещеев. Поэзия чеховской «Степи» стала для них мощным эхом лучших образцов отечественной лирики, в повести они видели «бездну поэзии». А Иван Бунин называл Чехова «одним из самых величайших и деликатнейших русских поэтов». Поэтичность чеховской прозы отчетливо выявилась в языковой стихии писателя, в «пластическом изображении словом», в простоте и образной точности. Остро чувствуя литературную фальшь, стертый поэтический образ, который ничего уже не мог сказать уму и сердцу читателя, Чехов в своем творчестве открывал новые формы. Он понимал, что для создания картины лунной ночи (излюбленная тема поэтов всех времен и народов!) не обязательно прибегать к банальному описанию, а достаточно заметить, что «на мельничной плотине яркой звездочкой мелькало стеклышко от разбитой бутылки и покатилась шаром черная тень собаки». Это и завораживало современников Чехова — поэтов, музыкантов, артистов, художников… ✨Саша Черный Ах, зачем нет Чехова на свете! Сколько вздорных — пеших и верхом, С багажом готовых междометий Осаждало в Ялте милый дом… День за днем толклись они, как крысы, Словно он был мировой боксер. Он шутил, смотрел на кипарисы И, прищурясь, слушал скучный вздор. Я б тайком пришел к нему, иначе: Если б жил он, — горькие мечты! Подошел бы я к решетке дачи Посмотреть на милые черты. А когда б он тихими шагами Подошел случайно вдруг ко мне — Я б, склонясь, закрыл лицо руками И исчез в вечерней тишине. ✨ Игорь Северянин Чехов Не знаю, как для англичан и чехов, Но он отнюдь для русских не смешон, Сверкающий, как искристый крюшон, Печальным юмором серьезный Чехов. Провинциалки, к цели не доехав, Прощались с грезой. Смех их притушен. И сквозь улыбку мукою прожжен Удел людей разнообразных цехов. Как и тогда, как много лет назад, Благоухает нам вишневый сад, Где чувства стали жертвой жалких чувствец… Как подтвержденье жизненности тем — Тем пошлости — доставлен был меж тем Прах Чехова в вагоне из-под устриц… 1925 ✨ Саша Черный Простые слова (Памяти Чехова) В наши дни трехмесячных успехов И развязных гениев пера Ты один, тревожно-мудрый Чехов, С каждым днем нам ближе, чем вчера. Сам не веришь, но зовешь и будишь, Разрываешь ямы до конца И с беспомощной усмешкой тихо судишь Оскорбивших землю и Отца. Вот ты жил меж нами, нежный, ясный, Бесконечно ясный и простой, Видел мир наш хмурый и несчастный, Отравлялся нашей наготой… И ушел! Но нам больней и хуже: Много книг, о, слишком много книг! С каждым днем проклятый круг все уже И не сбросить «чеховских» вериг… Ты хоть мог, вскрывая торопливо Гнойники, — смеяться, плакать, мстить. Но теперь все вскрыто. Как тоскливо Видеть, знать, не ждать и молча гнить! 1910 ✨ Юрий Левитанский Ялтинский домик Вежливый доктор в старинном пенсне и с бородкой, вежливый доктор с улыбкой застенчиво-кроткой, как мне ни странно и как ни печально, увы — старый мой доктор, я старше сегодня, чем вы. Годы проходят, и, как говорится,— сик транзит глория мунди,— и все-таки это нас дразнит. Годы куда-то уносятся, чайки летят. Ружья на стенах висят, да стрелять не хотят. Грустная желтая лампа в окне мезонина. Чай на веранде, вечерних теней мешанина. Белые бабочки вьются над желтым огнем. Дом заколочен, и все позабыли о нем. Дом заколочен, и нас в этом доме забыли. Мы еще будем когда-то, но мы уже были. Письма на полке пылятся — забыли прочесть. Мы уже были когда-то, но мы еще есть. Пахнет грозою, в погоде видна перемена. Это ружье еще выстрелит — о, непременно! Съедутся гости, покинутый дом оживет. Маятник медный качнется, струна запоет... Дышит в саду запустелом ночная прохлада. Мы старомодны, как запах вишневого сада. Нет ни гостей, ни хозяев, покинутый дом. Мы уже были, но мы еще будем потом. Старые ружья на выцветших старых обоях. Двое идут по аллее — мне жаль их обоих. Тихий, спросонья, гудок парохода в порту. Зелень крыжовника, вкус кисловатый во рту. 1976 ✨ Владимир Микушевич Чехов в Ялте Художник умирал и знал, что умирает, Избрав для этого туман бесснежных зим, Не позволяющих пренебрегать мирами, Которыми был мир тогдашний одержим. Для несказанного пренебрегая словом, Он, гений паузы, других не зная уз, Привычно различал в сиянии лиловом Неуловимые черты знакомых муз. Он принимал от них бесценные подарки, Неловко делал вид, что сам он вне игры, И, зная в глубине души, что музы — парки, Богинь судьбы назвал он просто «три сестры». Шут проницательный воскликнул бы: — Умора! На сцене корифей, и он — увы! — один… За неимением трагического хора Остался вздох: В Москву! В Москву! Dahin! Dahin! А почему не взять обратного билета В Москву, где пляшет снег и падает в рукав? Но даже в холода не замерзает Лета, И нет через нее в пространстве переправ. Где каждый холм в лазурь взвивается спиралью, Где зелень вечная — на солнце жалюзи, Отгородился он многоэтажной далью От современников, толпящихся вблизи. В растроганной толпе художник-недотрога Застенчиво таил под сердцем уголек, Скрывая тщательно: тот, кто далек от Бога, От ненавидящих и любящих далек. Двадцатый век его заранее измаял, Украдкой в легкие вселив туберкулез. Он берег отыскал и сам, как берег, таял, И Ялта таяла от ливней и от слез. Он видел издали: нет, небо не в алмазах; Смерть будет в воздухе жужжать, как майский хрущ; Но в истребителях и в ядовитых газах Бог приближается, далек и вездесущ. 1991 (художник Валентина Цветкова, «Портрет А.П.Чехова») #АнтонЧехов #ПоЧИТАТЕЛИкниг

Лучшие афоризмы из произведений, писем и записных книжек Антона Павловича Чехова: 1. Краткость – сестра таланта (из письма брату Александру Павловичу Чехову 11 апреля 1889 г.) 2. В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. (Из пьесы «Дядя Ваня») 3. Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как в жизни. Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни. (Воспоминания Арс. Г. (И.Я. Гурлянд), «Театр и искусство», 1904.) 4. В каждом из нас слишком много винтов, колес и клапанов, чтобы мы могли судить друг о друге по первому впечатлению или по двум-трем внешним признакам. (Пьеса «Иванов») 5. Воспитанные люди уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы. (Из письма брату Николаю Антоновичу Чехову, 1886) 6. Все знают и все понимают только дураки и шарлатаны. (Рассказ «Огни») 7. Говорят, что философы и истинные мудрецы равнодушны. Неправда, равнодушие – это паралич души, преждевременная смерть. (рассказ «Скучная история») 8. Грязная муха может испачкать всю стену, а маленький грязненький поступочек может испортить все дело. (Из записных книжек) 9. Дела управляются их целями: то дело называется великим, у которого велика цель. (Из записных книжек) 10. Доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой. (Из записных книжек)) 11. Если боитесь одиночества, то не женитесь. (Из записных книжек) 12. Если вы будете работать для настоящего, то ваша работа выйдет ничтожной; надо работать, имея в виду только будущее. (Из записных книжек) 13. Жениться интересно только по любви; жениться же на девушке только потому, что она симпатична, это все равно, что купит себе на базаре ненужную вещь только потому, что она хороша. (из письма брату Александру Павловичу Чехову, 1898) 14. За дверью счастливого человека должен стоять кто-нибудь с молоточком, постоянно стучать и напоминать, что есть несчастные и что после непродолжительного счастья наступает несчастье. (Рассказ «Крыжовник») 15. Искусство писать – это искусство сокращать. (Из записных книжек) 16. Критиканы – это обычно те люди, которые были бы поэтами, историками, биографами, если бы могли, но, испробовав свои таланты в этих или иных областях и потерпев неудачу, решили заняться критикой. (Из записных книжек) 17. Можно лгать в любви, в политике, в медицине, можно обмануть людей… но в искусстве обмануть нельзя. (Из записных книжек) 18. Национальной науки нет, как нет национальной таблицы умножения. (Из записных книжек) 19. Не так связывают любовь, дружба, уважение, как общая ненависть к чему-либо. (Из записных книжек) 20. Нет того урода, который не нашел бы себе пары, и нет той чепухи, которая не нашла бы себе подходящего читателя. (Из записных книжек) 21. Не успокаивайтесь, не давайте усыплять себя! Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро. (Рассказ «Крыжовник») 22. Ни одна специальность не приносит порой столько моральных переживаний, как врачебная. (Из записных книжек) 23. Даже болеть приятно, когда знаешь, что есть люди, которые ждут твоего выздоровления как праздника. (Из записных книжек) 24. Замечательный день сегодня. То ли чай пойти попить, то ли повеситься. (Неопубликованный рассказ Чехова «Подарок»). 25. Умный любит учиться, а дурак – учить. (Из записных книжек) 26. Нужно по капле выдавливать из себя раба. (Из письма к издателю и журналисту А. Ф. Суворину, 1889 г.) 27. Влюбленность указывает человеку, каким он должен быть. (Из записных книжек) 28. Встав из-за стола голодным – вы наелись; если вы встаете наевшись – вы переели; если встаете переевши – вы отравились. (Из записных книжек) 29. А бывают минуты, за которые можно отдать месяцы и годы. (Из записных книжек) 30. Хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что ты не заметишь, как это сделает кто-нибудь другой. (Рассказ «Дом с мезонином») 31. Нет того Квазимодо, который не был бы глубоко убежден, что парой ему может быть только красивая женщина. (Рассказ «О женщинах») 32. Ничто не стоит так дешево и не ценится так дорого, как вежливость. (Из записных книжек) 33. Русский человек любит вспоминать, но не любит жить (Повесть «Степь») (старое фото А.П.Чехова колоризированное художницей Ольгой Ширниной) #АнтонЧехов #афоризмы #ПоЧИТАТЕЛИкниг